– Ты имеешь в виду твоих товарищей по команде.
– Я слишком много работаю, чтобы не считать своих товарищей по команде своими друзьями. Стиви – тоже мой друг.
– Твоя сестра-близнец.
– И Зандерс.
– Твой вероятный будущий шурин.
– Инди, к чему ты клонишь? – в его тоне слышится раздражение.
Я небрежно пожимаю плечами:
– Да так. Просто пытаюсь узнать тебя получше. Какой твой любимый цвет?
– Черный.
– А я-то думала, что роботам должен больше нравиться серебряный.
Он одаривает меня натянутой улыбкой:
– Как мило.
– Почему у тебя нет собаки или домашнего питомца, чтобы составить тебе компанию? Тебе, наверное, здесь одиноко.
– У меня аллергия на собак. И я не одинок.
– Ах, точно. Я забыла о твоей аллергии. Ты действительно разозлил большого парня наверху, чтобы заработать эту аллергию, да? Тогда как насчет кошки? Кто-то, о ком нужно заботиться.
– Мне не нужно ни о чем и ни о ком заботиться, и мне не нужна дополнительная компания. Мне нравится быть одному.
– А я люблю цветы. Хочешь, подарю? Или растение. Может быть, с растением ты почувствуешь себя более мужественным. Что-то, что будет гармонично сочетаться с горькой холодностью твоей личности.
– А ты вполне… дерзкая для того, кто приехал сюда только вчера и до сих пор не подписал договор аренды. И задаешь много вопросов.
– Считаешь, что я вполне?
– Услышала первые три слова и пропустила остальное мимо ушей, да? – Он вздергивает бровь, явно не впечатленный моей реакцией.
– Я просто пытаюсь узнать тебя получше.
Он мгновение изучает меня взглядом.
– Отлично. Теперь моя очередь.
Я сажусь прямее.
– О, это весело! Сближение с соседом по квартире. Валяй.
– Расскажи мне о своем бывшем и почему тебе негде жить.
Вот черт. Сильное начало.
– Мой любимый цвет? Я так рада, что ты спросил. Лавандовый.
– Я об этом не спрашивал.
Я глубоко вздыхаю.
– Ты и так считаешь, что я не в себе. Ты уверен, что тебе нужны подробности?
– Да.
Он, не дрогнув, выдерживает мой пристальный взгляд. Понимая, что такая честность может быть непременным условием проживания здесь, я начинаю рассказывать.
– Мы с моим бывшим долгое время жили вместе. Долго встречались, и все это закончилось около полугода назад, когда я неожиданно раньше времени вернулась домой из рабочей поездки и обнаружила его в нашей постели с другой.
Челюсть Райана дергается, как будто он скрежещет коренными зубами.
– Бо́льшая часть этого мне известна. Долго – это сколько?
– Шесть лет.
Глаза цвета морской волны расширяются.
– Вы были вместе шесть лет?
– Да, но мы знакомы всю жизнь.
– Шесть лет, и вы все еще не были ни женаты, ни помолвлены?
– Мы приближались к этому. Он купил кольцо. Я ждала, когда он будет готов к следующему шагу.
Я продолжаю смотреть в свою тарелку, потому что это унизительно. Когда-то мне нравилась наша история любви. Она делала нас уникальными, связанными самой судьбой. Друзья детства женятся. Я так хотела когда-нибудь показать на нашей свадьбе наши фотографии из детского сада.
Но сейчас? Сейчас это унизительно. Мы знакомы двадцать два года, шесть из них встречались, и я так и не смогла заставить парня жениться на мне. Я даже не смогла заставить его хранить верность.
– Никогда не стоит умолять кого-то быть готовым к будущему, – произносит он, и слова звучат нежнее, чем, я думаю, он сам ожидал.
– Обстановка твоей квартиры черно-белая, но жизнь не всегда такая, Райан.
– Она такая, когда дело доходит до любви. Либо вы любите друг друга, либо нет. Шесть лет и целая жизнь воспоминаний – более чем достаточный срок, чтобы это понять. Он тянул время. Тебе нужно двигаться дальше.
– Господи. Как резко. Я вроде пытаюсь.
– Нет, не пытаешься. Ты плакала прошлой ночью из-за него. Ты можешь утверждать, что это потому, что я полый засранец, и то, что я сказал, обидело тебя, но это было из-за него. Ты живешь здесь из-за него, и это ранит твои чувства. Он не хотел тебя. Он доказал это, прождав шесть лет, прежде чем сделать предложение, и он практически прокричал на весь мир, когда решил в твоей постели заняться сексом с другой. Так что да, Индиана, это черное и белое. Тебе нужно двигаться дальше. Он не заслуживает ни тебя, ни твоих слез.
Я игнорирую прозвище, которое он мне дал, но во мне закипает гнев.
– Может, поработаешь над более мягким тоном, сосед. Ты понятия не имеешь, каково это, когда все твое будущее вырывают у тебя из-под ног, заставляя начинать сначала.
Он сглатывает, не сводя с меня глаз.
– Поверь, мне это известно лучше, чем кому-либо другому.
Вот черт. Уязвимость, кроющаяся в чертах его раздражающе красивого лица, говорит мне, что я задела за живое. Я смягчаю тон.
– Знаешь, меня зовут не Индиана. Так что прозвище не имеет абсолютно никакого смысла. Не говоря уже о том, что оно длиннее, чем Инди.
– Твое настоящее имя Инди?
– Вообще-то Индиго. Но я предпочитаю Инди.
– Индиго? Как синий цвет?
– Да, как цвет. Когда я родилась, у моих родителей был непростой период. У них родился единственный ребенок, и они выбрали Индиго.
– Так, значит, тебя зовут Блу[11]?
Я впервые слышу, как он искренне смеется. Несмотря на то что он смеется надо мной, а не вместе со мной, мне нравится, как это звучит.
– Меня зовут Инди, – напоминаю я. – Может, хватит называть меня Индианой, раз это, черт возьми, не имеет никакого смысла?
Он улыбается. Широко и безудержно, не сдерживаясь. Вот везучий сукин сын – у него даже ямочки на щеках!
– Конечно. Я остановлюсь на прозвище Блу.
– Нет. Точно нет. Инди, просто Инди.
Он берет мой кофе, теперь уже комнатной температуры, и сливает немного в раковину, а потом возвращается к холодильнику и наполняет мою кружку льдом. Достав из холодильника маленькую упаковку молока, ставит ее передо мной.
– У меня нет сливок, так что, надеюсь, подойдет молоко. У тебя ведь нет непереносимости лактозы?
Он смотрит на меня с нервным блеском в глазах, как будто не может смириться с еще одним блюдом, которое я не буду есть или пить.
– Молоко – это отлично! Спасибо.
– Давай поговорим о твоей аренде.
– Ты все еще хочешь позволить мне жить здесь после того, как я бросила туфлю в твою дверь и рассказала тебе, какая колоссальная хрень случилась у меня в жизни?
– Не знаю, стоит ли использовать слово «хочу», но это только временно. Пока ты не встанешь на ноги.
Временно. Я покончила с тем, что вся моя жизнь временна. Я хочу стабильности и будущего, но меня на сто процентов устраивает, что эта жизненная ситуация временна. Райан в любом случае не сможет долго жить со мной. Я уверена.
– Хорошо, давай обсудим аренду.
Он берет мою, теперь уже пустую, тарелку вместе со своей и начинает мыть их в раковине.
– Сколько ты можешь позволить себе платить?
Я нечасто смущаюсь, но два моих самых неловких момента произошли именно с Райаном Шэем, так что давайте просто добавим это к списку. Как мне сказать одному из самых привлекательных мужчин, которых я когда-либо встречала, сколько денег я зарабатываю? Если посмотреть на его квартиру, становится ясно, что он никогда не чувствовал себя стесненным в средствах, по крайней мере, с тех пор, как подписал контракт с «Чикаго». Его квартира феноменальна, а я не зарабатываю даже на то, чтобы арендовать бельевой шкаф.
Опустив глаза, я спрашиваю:
– Ты имеешь в виду мой максимальный бюджет или сколько я могу себе позволить, при этом продолжая питаться и заправлять машину?
– Сколько ты могла бы платить в месяц, чтобы по-прежнему откладывать деньги на собственное жилье и чувствовать себя комфортно со всеми остальными расходами? – Райан ставит наши тарелки и вилки на сушилку рядом с раковиной.
– Тысячу?
Это вопрос, а не утверждение. Это слишком много, если у меня есть всего семь месяцев на то, чтобы скопить деньги, но я могла бы выжить, питаясь раменом в пакетиках.