– Замёрзла? – спрашиваю внезапно мягко, хотя ещё недавно не был настроен пробиваться через её очередное хмурое молчание. – Думал, будет лучше пройтись, а то из дома почти не выходишь, – поясняю, почему мы ходили на все эти мероприятия чуть южнее от центра, где живём.

Вернее, живу… С каких это пор у меня в мыслях «мы»?

– Не то чтобы у меня есть выбор, – бурчит Оля, комментируя только мои слова про её заточение в четырёх стенах.

Опять недружелюбие… И даже напоминание, что она вроде как пленница. Моя.

– Выбираться вместе можно куда угодно, – не реагируя на это, спокойно напоминаю. —Хоть на встречу с твоими подругами.

– И с парнем?

Останавливаюсь резко. Сильнее сжимаю пакеты в руках. Прозвучавший вопрос вроде негромкий был, но по ушам долбит.

У меня ведь нет причин ревновать Олю Гришину, но гипотетический парень рядом с ней… Эта мысль внезапно бесит даже больше, чем всё остальное, недавно порядком выносящее.

Оля тоже останавливается, спокойно глядя на меня. Ответа ждёт. А я всё ещё не в себе как будто. И раньше видел её общение с парнями, с которыми потом и сам начинал общаться. Заодно узнавая, что ничего у них с ней нет. Делал это уже привычно, чтобы Оле нервы потрепать и вызвать хоть какие-то эмоции к себе – лез и в круг её общения, и в приоритеты по учёбе, по жизни даже тоже, назло много чего делал…

Пиздец. Как помешанный. И масштабы всей этой херни начинают доходить до меня только сейчас, когда простой вроде бы вопрос вышибает, блять, настолько, что уже нехилое количество секунд пройти успело. Хорошо хоть не минут.

– У тебя есть парень? – небрежно бросаю.

– Нет, – Оля чуть медлит, и я какого-то хрена во время этой заминки дышал сбито, как совсем уж безнадёжный долбоёб. – Но если бы был?

То я бы его нахрен убил.

Внезапная мысль. Но не находящая во мне никакого отвержения. Естественная такая…

Приплыли, блять.

– Не люблю рассуждения в категории «если бы», – говорю грубее, чем собирался. Отвожу взгляд, собираясь с мыслями. Вспоминаю, что у Оли и нос уже краснеть начинает, я успел ухватить взглядом. – Вызову такси, – решаю.

Пешая прогулочка была хороша часов так в одиннадцать дня, когда ещё относительно тепло было. Сейчас вечер, и Оля явно из мерзлячек.

– Спасибо, – в подтверждение этому слышу.

И что, даже денег мне предлагать за такси не будет? У нас опять прогресс?

Наверняка такой же хрупкий, как днём был. Но всё равно как-то теплее становится. Выбираю машину, которая подвезёт нас с Олей до дома, где вместе разбирать продукты будем…

А потом вдруг решаю, что мне этого мало. Хочу хотя бы подвести к тому, чтобы посадить Олю на мотоцикл. Прощупать реакцию… Зачем вообще тянул с этим? Да, разбитая была в первые дни, давить не хотелось – ну так ничего, привыкла бы быстро. Девчонки многие от мотоцикла пищат.

– На мотоцикле когда-нибудь пробовала ехать? – выныриваю из телефона, снова смотрю на Олю.

Дышит уже ртом, холодно ей. Губы приоткрыты.... Какого-то хрена залипаю именно на них, наблюдая, как двигаются для ответа:

– Нет и не хочу, – резкое. Оля явно просекла, для чего я спрашиваю. Возражает. Но от этого лишь сильнее загораюсь идеей прокатить девчонку как-нибудь. – А вообще… Разве мотосезон не закрывается осенью?

Спрашивает с недоверчивым любопытством. Забавная смесь: в голосе слишком слышится и то, и другое.

– У меня есть все примочки для спокойной зимней езды. Даже когда метёт, – киваю на окружающую нас заснеженную обстановку и на Олю взгляд возвращаю.

У неё снежинка на уже почти красной щеке. Выделяется отчётливо. Красивая… Даже узоры видны. А уж подобную хрень я раньше вообще не замечал. И тем более не рассматривал, как делаю сейчас. Кажется, ещё и лыблюсь, как идиот.

– Ну да, твой папа может позволить себе всё, – звучит как наезд.

Причём неожиданно грубый. Ловлю взгляд Оли: напряжённая такая. Снова враждебная.

Всегда бесило сочетание недовольства и милоты в ней. Лицо ну пиздец насколько загляденье, прям каменного растрогать может, но вот это постоянно недовольное выражение на нём… Причём оно только в моём присутствии такое. Когда Оля не замечает меня, и сиять может, и улыбаться заразительно, и сплошное обаяние живое источать.

– Вообще-то я работаю, – как ни странно, со спокойной серьёзностью излагаю ей. – Его бюджет – его, а мой – это мой.

С одной стороны это радует, даёт ощущение какой-то независимости, но с другой – многие мои сверстники, дети друзей отца вообще ни в чём себе не отказывают, ездят на крутых тачках, ходят в самые дорогие заведения страны и мира в целом, который тоже активно объезжают. Не то чтобы меня тянет ко всему этому… В целом похуй. Но когда и проблемы разные самому разгребать приходится – сомнительное удовольствие может быть.

– Не скажу, что я от этого кайфую, но он сам поставил такое условие с моих восемнадцати, купил мне отдельную хату и пустил в самостоятельную жизнь, – изливаю часть мыслей Оле. Без понятия, зачем. – В этом, кстати, есть свои плюсы.

Набивать шишки самому – это значит и учиться много чему по жизни сразу, не долбоёбом быть, чувствовать удовлетворение от побед и значимость свою тоже. Да и зависеть от отца было бы сомнительным удовольствием. Хорошо, что я избавлен от этого. И даже во внимании его нуждаться перестал, как это было в детстве, особенно, когда нас бросила мама.

Но и минусы тоже проскальзывали. Например, пока искал работу совмещая с учёбой на первом курсе, первое время перебивался кое-как. Бывали времена, когда нечего было жрать. И от непривычки после благополучного детства они воспринимались особенно остро. Я ведь даже на врачей у отца не брал, хотя на первом курсе подхватил какую-то серьёзную хрень.

– Я тоже имею свои деньги, – неожиданно нарушает затянувшееся молчание Оля.

Это я уже понял – судя по тому, что ей есть что тратить сейчас. Но думал, ей родители выдают. Получается, нет – работает? Как-то особенно про свои сказала, как про заработанные.

– У твоего отца те же условия? – не сдерживаюсь от скептической усмешки.

Он же, блять, с моим связался. А значит, там полный пиздец у них в семейке с финансами. И с мозгами отца семейства, видимо, тоже.

– Нет, просто в какой-то момент поняла, что так проще, – неохотно выдавливает Оля. Отводит взгляд, вздыхает и вдруг добавляет: —У нас всегда не хватало денег. Мои тоже тратятся. У меня подработки в основном.

Не соображаю с ответом. Как-то внезапно Оля со мной личным делится, причём явно наболевшим. Чувствую себя долбоёбом, у которого мозги вышибает.

Ничего такого она вроде бы и не говорит, но, блять, настолько непривычно, что может мне что-то важное рассказать… И что у неё всё так сложно по жизни было, тоже привыкла вывозить девчонка.

И прям хочется перестать тупить. Утешить как-то? Просто поддержать разговор?

– С последней ушла с октября, – снова нарушает молчание Оля. – Надо бы новую искать. Пока хватает денег для разных потребностей, но… – она плотно сжимает губы, снова глядя на меня.

Причём снова так, будто я виноват во всех её бедах одним своим фактом существования.

– Но думаешь, что твой папаша не способен закрыть долг сам? – завершаю за неё мысль, напоминая, кто истинный виновник её проблем. Умом понимаю, что звучит грубовато, но меня заносит: – И какую тогда ты подработку найдёшь? Чтобы такие бабки быстро получить, нужно либо в криминал, либо в элитные шлюхи, – последнее прям с вызовом, в глаза, вспоминая Снежану.

Оля вздрагивает. Смотрит на меня полыхнувшим взглядом. А у меня башка кругом идёт, когда пытаюсь понять, это она оскорблена так, или я всё-таки попал в цель?

Хочется хорошенько встряхнуть Олю, добиваясь конкретики, да и вообще, выплеснув из неё всё, что есть ко мне. Неприязнь эту нахрен наружу всю изъять, разом на себя принять, довести до предела, а потом…

Не шевелимся оба. Буравим друг друга взглядами.

– Тебе виднее, твой папаша явно в криминале, – злобно толкает она. В голосе эмоции, и яркие: обида прямо наружу рвётся. Прям чувствую, как Оля жаждет уколоть, ударить посильнее. Но удовлетворения не получаю. – Пойдёшь по его стопам? Или ты уже?