– Макс, у меня приказ сверху, – категорично отрезает Люк. – И трудовой контракт, в котором прописано, отказ от выполнения приказов руководства влечет за собой штрафные санкции и увольнение. Нас отправили сюда для выполнения конкретной задачи, но ситуация вышла из-под контроля. Ты готов рискнуть здоровьем и разрушить карьеру, чтобы снять материал, который в итоге никто не купит? Я – нет.

У меня тоже нет ни одного аргумента, чтобы возразить Пикарду. У нас есть четкие инструкции на случай возникновения опасных для жизни ситуаций, нарушение которых чревато последствиями, только что перечисленными Люком. Для того, чтобы работать в зоне заражения необходима иммунная и информативная подготовка, согласованный допуск и защитная спецодежда. У нас нет ни того, ни другого, ни третьего. Руки связаны, мы возвращаемся в цивилизованный мир, а жителям небольшой масайской деревни предстоит очередная битва за выживание, свидетелем которой, я, увы, не стану.

В Найроби меня, Люка и оператора Рауля доставляют поздней ночью. В четырехзвездочном отеле недалеко от международного аэропорта Джомо Кениаты для нас уже готовы просторные чистые номера со стандартным набором удобств, а самое главное – исправно работающим кондиционером и небольшим балконом, где можно спокойно выкурить сигарету, глядя на густонаселённый город и соседствующий с бетонными высотками Национальный парк с одноимённым названием.

В первые дни пребывания в Найроби мы исколесили его на джипах вдоль и поперек, налюбовавшись разгуливающими там жирафами, зебрами, носорогами, антилопами Гну, гепардами и львами. Я отснял море материала из серии «в мире животных», а Люк чуть не довел гида до инфаркта, выпрыгнув из джипа в двадцати метрах от лениво нежащегося на солнышке львиного прайда.

Пожалуй, побелевшая физиономия кенийца, довольная улыбка Пикарда и оживившиеся грациозные хищники стали самыми удачными кадрами из нескольких сотен сделанных снимков, большая часть из которых пошла в утиль, а треть выкупили журналы Animal Planet и Discovery.

Приняв бодрящий душ и облачившись в белоснежный халат, снова чувствую себя представителем цивилизованного общества. Резкий переход из одного состояние в другое вызывает странные, полярные ощущения. Я словно во сне, на душе неприятная тяжесть, в голове тревожные мысли о сражающихся с опасной инфекцией обитателях масайской деревушки. Вряд ли они нуждаются в моей жалости и сострадании, за свою многовековую историю они справлялись со множеством угроз и сумели выжить, сохранив свою аутентичность и традиции. Невозможно не восхищаться силой духа этих людей и способностью приспосабливаться к диким условиям. Весь жизненный путь Масаи, начиная с рождения и до самой смерти связан с чередой испытаний и выдержкой боли. Наш современный мир для них чужд и враждебен, и это вряд ли когда-то изменится.

Прихватив чашку с крепким африканским кофе, я выхожу на балкон, опускаюсь в уютное кресло из ротанга и с блаженством затягиваюсь сигаретой. Ночь, балкон, никотиновый дым, и накатывающее волнами расслабление после изнуряющего рабочего дня.

Несмотря на то, что нахожусь на другом конце света, меня охватывает ощущение легкого дежавю. Если закрыть глаза и отключить монотонный гул автотрассы, можно с легкостью представить, что я дома.

Зажмурившись, мысленно перемещаюсь в Москву и словно наяву представляю жаркий июль, тихий плеск воды в бассейне, перекликающийся лай собак, заливистые трели птиц и сияющую Варькину улыбку. Искреннюю, открытую, немного шальную и почти всегда восторженно-непосредственную.

Я часто ее вспоминаю… в редкие мгновения тишины, когда бешеный ритм встает на паузу, и у меня появляется возможность побыть наедине с собой. Я вспоминаю ее звонкий смех и развивающиеся на ветру розовые волосы в длительных перелетах, и ночью, когда без сил падаю в постель и часами не могу уснуть от усталости. Я вспоминаю ее, целуя случайных женщин, с которыми есть определённые трудности на черном континенте.

Так уж вышло, что африканские красавицы в сексуальном плане меня не привлекают от слова совсем. Люк в этом плане менее разборчив, а я довольствуюсь не замороченными моралью туристками и моделями, которых по-прежнему снимаю в промежутках между вылазками в Африку. Но это так, ни теплоты, ни нежности, ни страсти. Чистая физика, необходимая любому мужику разрядка, оставляющая после опустошение и горечь. Женщины приходят и уходят, не задевая мысли и сердце, не задерживаясь в памяти.

Варька была последней, с кем я чувствовал себя по-настоящему живым, по-настоящему нужным, единственным и любимым… Оказывается это чертовски приятно, когда тебя любят со всеми твоими косяками и дерьмовым характером. Просто так, ни за что и ничего не требуя взамен.

С Агнией все было иначе. Я в ней тонул, растворялся в этой сумасшедшей одержимости, пока мы оба не достигли дна. Она не выплыла, а у меня оказалось недостаточно сил, чтобы вытянуть ее из темноты.

Или не хватило любви?

Наверное, в какой-то момент я просто устал биться головой о выстроенные Агнией стены и перегорел, а она вдруг осознала, что не готова меня отпустить. Но меня ли? Или привычный островок в океане боли, на котором Агния пережидала очередной шторм.

Можно бесконечно пытаться искать ответы на вопрос, почему она въехала в тот рекламный щит, ставший по сути ее предсмертным обращением. Ко мне, черт возьми. Она не могла не знать, что на билборде размещен мой снимок. Пять лет выжигая свою душу чувством вины, Агния решила передать эстафету мне. Долгое время я действительно винил в случившемся себя, замкнувшись, закрывшись от окружающего мира, отталкивая всех, кому был дорог.

Она до сих пор мне снится… Куда бы я не пытался сбежать, Агния неотступно следует за мной, пересекая океаны и континенты, врывается в мои сны, не позволяя забыть и отпустить. Такая же ослепительно красивая, как в нашу первую встречу. Мы никогда не говорим. Она смотрит на меня с укоризненной грустной улыбкой, а я хочу поскорее проснуться. И после пробуждения еще долго ощущаю свинцовую тяжесть во всем теле и тупую боль в грудной клетке.

Если бы я хоть словом обмолвился об этом Вике, она снова натравила бы на меня нашего семейного духовника и заставила исповедоваться. Или еще хуже – обратилась бы к гадалке-шарлатанке, чтобы снять с меня порчу. Сколько ее знаю, Вика вечно кидается из крайности в крайность и за год, что мы не виделись, она совершенно не изменилась и не повзрослела. Такая же импульсивная, капризная, невыносимая скандалистка и транжира, спускающая мои и свои деньги на шмотки и пользующихся ее дуростью и неразборчивостью мужчин.

После Ванька, с которым Вика разошлась через месяц самостоятельной жизни, были еще три подобных экземпляра. Сейчас она временно одна и полностью сосредоточена на главной роли в каком-то супермодном спектакле, и, по-моему, страшно влюблена в режиссера-постановщика, хотя и отрицает это с пеной у рта. Значит, я стопроцентно прав, и меня, несомненно, радует, что у Вики постепенно повышается планка в отношении выбора мужиков.

Докурив сигарету, я нехотя возвращаюсь к рутинным делам. Тщательно просматриваю отснятый материал и отправляю выбранные кадры во французский офис «Магнум». Затем разбираю электронную почту, обновляю контент для соцсетей и по привычке заглядываю в Варькин аккаунт, в котором она размещает исключительно цветы.

За минувший год там не появилось ни одного личного фото. И ни одного СМС… от нее. Ни одного ответа на мои сообщения. Девчонка-кремень. Маленькая, наивная, но гордая и непреклонная в принятых решениях. Стыдно признаться, но она во многом сильнее меня. В своих отношениях с Даниловой я позволил себя ломать, а Варька – нет. Где-то прогибалась и уступала, но все равно нашла в себе силы уйти, не оглядываясь назад.

Я не верю в отношения на расстоянии и разумом понимаю, что у нас все равно ничего бы не вышло, но мне бы хотелось узнать, как она, чем живет, о чем думает, забыла ли меня или иногда вспоминает? Знаю, что с Викой они иногда общаются, но сестра упорно молчит, бросая в ответ на мои расспросы свое коронное: «не смей к ней лезть, оставь девочку в покое».