Это фантазии, подобной книги не найдёшь ни на одном серьёзном книжном прилавке. Такую книгу просто не выпустят в печать.
И если в этом литературном контексте задаться вопросом о русофобии в "русской" литературе, то боюсь, я буду недалёк от истины. Итак, сегодняшняя русская литература, вольно или невольно, до вони пропитана обыкновенной русофобией.
Знаете, из головы всё не выходит эта еврейская девочка, которая сказала: "А ты разве не знаешь, что евреев никто не любит?"
Бедная, милая девочка, ну почему вот так… — вспоминаю о тебе, плакать хочется.
Любим мы вас, искренне любим: и евреев любим, и арабов любим, и вообще всех семитов любим, и прибалтов любим, и грузинов любим. Вера, Розочка, у нас такая. Господь нам так завещал: возлюби ближнего своего, как самого себя.
Мы не вас не любим — мы вашу нелюбовь к нам не любим.
Одно время я посещал один очень знаменитый мужской монастырь, бывало, что и ночевал там. Конечно работал, конечно ходил на службу. Впрочем, мог бы этого и не делать. Настоятель монастыря старец добрый, мудрый и ничего такого анекдотически принудительного здесь и в помине не было. Сюда приходили лечить души. Конечно было отдельное место и для обыкновенных бомжей, людей без веры и без совести, у них всё просто: жить негде, жрать нечего, ему в монастыре дают койку, обед, он всё это отрабатывает. На службу никто их не гонит, они и сами не ходят; у них все просто, без всяких сантиментов — обыкновенная нужда. Ну и соответственно и текучка у них беспросветная? Пить, курить нельзя, заметили — до свидание. У монастыря свой устав. Хочешь жить, есть — работай, следуй уставу. Не забалуешь. Ну и хватит об этом.
Я о них для дальнейшей ясности упомянул. Потому как в монастырь приходили не работать за пожрать, а душу свою больную лечить.
Это был народ особого сорта. Люди не бедные, образованные, умные люди, сильные люди, но душой немощные. Боль у каждого своя. Кто-то эту боль в блуде и пьянстве душит. Но не всем же во мраке тоску хлебать, душу скверной пачкать. Вот у кого духу хватает и кому в дерьме уж совсем невмоготу барахтаться и идут в монастырь — кто на недельку, кто на полгода, а кто и вовсе там остаётся. (Я частенько с Курского вокзала домою езжу и, как порой даже не брезгливо, а — с омерзением только представлю, что вот сейчас придётся покинуть этот уютный чистенький дворик, пересечь садовое кольцо, и — в эту мерзость, в это человечье (достойное рассказов Иличевского) уродство Курского вокзала). Достаточно одной недели жизни в монастыре, чтобы уже бояться ступить за ворота — до того гадок и мерзок наш мирской мир.
Но у человека семья, работа; душу свою залатал и — обратно — в людскую суету.
Для таких людей, видя их немощь души, условия создаются самые (по-другому и не скажешь) курортные. Их никто не трогает, ни к чему не принуждает, питаются они с монахами (а такой вкусной и разнообразной кухни ещё поискать), отдыхай человек, выздоравливай. Но… я не помню, когда с таким наслаждением (сам выпросил для себя эту радость) мыл полы в просфорне и коридоре, и (к сожалению своему) больше не могу вспомнить того умиротворения (сколько бы я не ходил после в церковь), которое испытывал на службе в монастырском храме. Я любил всё это. Всё это было моё.
Я сам не видел этого армянина, мне о нём рассказывали. Он так же пришёл в монастырь, привёл семью, умудрился себе выхлопотать отдельную келью (несколько комнат в домике), его никто не беспокоил, он жил тихо, совсем незаметно, никто не встречал его на службе, никто не видел на послушании (на работе), он бесплатно жил, бесплатно ел, занимался какими-то своими делами за стенами монастыря, и длилось всё это довольно продолжительное время. Монахи — те же люди, конечно роптали. Есть такая старая русская поговорка — не любите меня, любите моё.
Этот армянин жил в монастыре, точно на съёмной квартире (точно те бомжи, о которых я выше упомянул), не было в нём ни благоговения, ничего такого в помине. Просто жил, тихо-мирно, но как-то по-своему не по-христиански. Не любите меня, а любите моё — сколько всего в этой фразе…
А если вот посмотреть на это с другой стороны. Какие монахи эти националисты, на армянина вот ропщут…. не монахи, а нацболы, в самом деле! Какие-то антиармяне! Живёт себе армянин, никого не трогает, ест, понимаешь, пьёт, понимаешь. Вам что, жалко?! Монастырь богатый, еды навалом. Бомжи вон на вас работают, эксплуататоры вы этакие, люди вон к вам ходят, полы в сортирах за радость почитают мыть. Вам что, жалко одного тихого армянина с семьёй прокормить, а?!!
У меня нет желания дальше всё это комментировать ни с иронией, ни без иронии. Я вот только что скажу напоследок.
Нам всем, кто живёт в Православной России, очень хочется, чтобы все жили в мире: и евреи, и татары, и армяне, — чтобы все, кто живёт в России, жили в мире — в нашем Господом благословлённом православном мире.
Ровно, как думаю и в Израиле все правоверные иудеи хотят, чтобы все те, кто живёт в их мире: и христиане, и арабы, и армяне, и прочие — если так получилось жить им в Израиле, чтобы все они жили в мире — в обетованном сионском мире.
Разве я не прав?
И ещё несколько слов о том армянине (надеюсь, говоря о нём, я не оскорбил национальных чувств всей Армении?) Не сомневаюсь, что это умный, цивилизованный и просвещённый человек (а иначе, как он мог так долго продержаться в монастыре?). Есть замечательная цитата у Наполеона: "Обращение с евреями в любой стране есть термометр её цивилизован- ности".
В "Дневнике писателя" Достоевский заметил: "Верую даже, что царство мысли и света способно водвориться у нас в нашей России, ещё скорее, может быть, чем где бы то ни было, ибо у нас и теперь никто не захочет стать за идею необходимости озверения одной части людей, для благосостояния другой части, изображающей собою цивилизацию, как это везде во всей Европе".
И знаете, я замечательно понимаю этих монахов. Если сказать проще: "Этот армянин, он что умнее всех, что ли?".
P.S. После смерти царя Соломона еврейское государство разделилось на два царства — Израиль и Иуда. Я не буду цитировать всю 17 главу 4 книги Царств, лишь одно:
