Камилла догадывалась, что путешествие Зебры в столицу будет посвящено не только опиливанию когтей алчных наследников. Для очистки совести лучше всего было бы проследить за мужем, но она не могла оставить свой класс, так как до экзаменов на степень бакалавра оставались считанные недели; а кроме того, если Зебра на самом деле положил глаз на Анну, наступит время, когда слежка не спасет, если только измена уже не состоялась. Чем больше Камилла об этом думала, тем более очевидным казалось ей, что Анна в первую же ночь будет спать в номере Гаспара, и вовсе не для того, чтобы сэкономить на гостинице, а как раз для того, чтобы проверить на практике навыки, полученные на курсах по изучению оргазма.

Перед лицом новою испытания Камилла ощущала скорей усталость, чем боль. Перегрузки в любви, которым Зебра подвергал ее долгие месяцы, вконец измотали ее. Она была по горло сыта высокими чувствами и мечтала лишь об отдыхе; но она знала, что одержимый муж не прислушается к ее мольбам о перемирии. Мир в семье был для него равноценен поражению. Нежную мелодию любви он слышал только в грохоте боев. В случае с Анной Камилла хлебнула-таки прелестей позиционной войны.

В день отъезда Зебры в Париж Камиллу вдруг озарило. Она решила не облегчать задачу Зебре – единственно ради собственного удовольствия. В последний момент перед выходом из дома она объявила, что отвезет мужа на городской вокзал. Если он на самом деле должен повстречаться там с Анной, у Камиллы останется по крайней мере горькое удовлетворение, оттого что она поставит обоих в затруднительное положение. Зебра горячо поблагодарил жену и заявил, что прекрасно доберется туда один, но Камилла упорно стояла на своем. Исчерпав все доводы, Гаспар скрепя сердце согласился.

Он попробовал отделаться от Камиллы у здания вокзала, но та, проявив упорство, не отходила от него до тех пор, пока он не сел в вагон, причем оглядывала пассажирок, чтобы поймать сообщнический взгляд; однако Анны здесь явно не было. Камилла подарила Зебре на прощание иудин поцелуй, соскочила на платформу, и поезд тронулся.

Камилла, восхищенная своей придумкой, ликовала: ведь, если Анна не пришла на вокзал, значит, они должны были встретиться у нее дома, в Лавале. Вот почему Зебра пришел в полное замешательство, когда Камилла проводила его до самого поезда.

Но на самом-то деле Гаспар в поезде метал громы и молнии совсем по другой причине. Он вовсе не собирался ехать в Париж. Дело о наследстве, которое он якобы должен был там уладить, было выдумкой чистой воды, равно как и связь с Анной – та не была его любовницей, а крутила любовь с Грегуаром.

Гаспар состряпал этот план с отчаяния, для которого у него были причины: никак ему не удавалось пробудить ревность Камиллы. А измена ни с того ни с сего уже не влекла его после мимолетной связи с Матильдой Кларанс. Он больше, чем когда бы то ни было, думал о своей жене и теперь смотрел на свое глупое и пошлое приключение сквозь призму презрения к самому себе.

Зебра сошел с поезда на первой же остановке, в Мансе. Переночевал в гостинице, стены которой источали тоску, и вернулся в Лаваль лишь на следующий день, дабы соблюсти декорум и подкрепить правдоподобие своей лжи.

Гаспар думал, что застанет Камиллу в сильном волнении. Пока что она не выказывала никаких признаков ревности; ее пассивное сопротивление начинало действовать ему на нервы. Однако Зебра надеялся, что скоро Камилла не выдержит. Эта ночь, проведенная, как она, скорей всего, думает, в объятиях Анны, сделает свое дело.

Выйдя из здания вокзала в Лавале, Зебра взял такси.

– Куда едем, мсье?

– В Санси, дом Мироболанов знаете?

– Так вы – нотариус, который изготовляет фальшивые пятифранковые монеты?

Такси тронулось, пошел разговор, шофер включил счетчик, который по прибытии показал кругленькую сумму. Зебра, польщенный тем, что его знают, оставил шоферу щедрые чаевые, затем прошел по тенистой липовой аллее к дому. Над цветущими деревьями плыли по небу тяжелые облака. Зебра узнал любовную песнь дрозда, но ответа самочки не услышал.

Спокойно поднялся на крыльцо. Он еще не знал того, что должен был бы предчувствовать, обладай он целостностью романного персонажа; но Зебра был легкомыслен, как человек, созданный Богом, а не литератором.

В прихожей, на выстланном плиткой полу, Зебра увидел записку от Камиллы:

Гаспар!

Я покидаю тебя, потому что я тебя поняла. Я покидаю тебя, для того чтобы мы никогда не стали пожилой супружеской парой. Я покидаю тебя из любви, прежде чем наши чувства выродятся в привычки. Я покидаю тебя, как уходят из кино, чтобы не видеть, как погибнет герой фильма. Я покидаю тебя, как отказываются смотреть на бренную оболочку умерших, которых любили, чтобы сохранить в памяти их лучистый взгляд. Я покидаю тебя, потому что любовь – величайший в мире поэт, а поэты умирают молодыми. Я покидаю тебя, потому что Ромео и Джульетта не смогли отпраздновать свою серебряную свадьбу. Я покидаю тебя, чтобы сохранить в душе твой образ во всей красе, каким ты явился мне в ту ночь на лестничной площадке, повязанный махровым полотенцем. Гаспар, мы никогда не состаримся.

Камилла

Да, Камилла его поняла; но, будучи решительней его по характеру, довела его мечту до логического конца и одновременно втянула его в свою собственную игру. При такой картине история их совместной жизни оставалась ненарушенной, Камилле настоятельно надо было спешить. Долгие месяцы корриды измотали ее вконец.

Огорошенный Зебра пытался сначала усмотреть хитрость в уходе Камиллы. Даже поздравил себя с тем, что жена его наконец взяла инициативу на себя, чтобы поддержать угасающее пламя их страсти. Но он разочаровался, едва ступив на второй этаж. Комнаты Тюльпана и Наташи были прибраны, но пусты. Ни тебе плюшевого кролика, ни школьного учебника, ни резинки.

Тут до Зебры дошло, что исход его домашних – не розыгрыш. Как безумный помчался он к Альфонсу и Мари-Луизе и, приложив немало усилий, в конце концов выяснил, что Камилла вернулась к своей престарелой матери. Через четверть часа он ступил на соломенную циновку перед дверью тещи, которая жила на шестом этаже роскошного дома в центре города. Но ему пришлось звонить до одурения, проклиная вальяжную семидесятилетнюю даму, – дверь не отворяли!

– Камилла! – завопил он, до смерти напугав соседку по этажу, которая изнутри второй раз повернула ключ в замке.

Не дождавшись отклика, Гаспар поведал предавшей его жене:

– Камилла! Я не любовник Анны. Она – любовница Грегуара. А я хотел только заставить тебя поревновать.

Через секунду дверь открылась. Зебра увидел гневно сверкающую глазами Камиллу.

– Это правда? – холодно спросила она.

– Да, правда, что это была ложь. Я выдумал эту историю от начала до конца.

– Но это же еще хуже…

Зебра без приглашения ворвался в квартиру, чуть не опрокинув низенькую тещу, которая с криком укрылась в кухне, и увидел, что детей здесь нет. Переведя дух, попробовал призвать Камиллу к рассудку, но из этого ничего не вышло. Та стояла на своем и заявила, что ее уход из дома – единственный выход, если он действительно хочет, чтобы время прекратило подтачивать их союз. Заодно выплеснула ему в лицо всю ненависть, пробужденную его поступками, и поклялась жизнью детей и своей собственной, что никогда больше не будет пешкой в его шутовской игре.

Тогда Зебра, вконец отчаявшись, открыл ей свое сердце, воображая, что делает это искренно:

– А ты хотя бы спросила себя, что заставило меня принимать такие меры? Почему я не останавливался ни перед чем? Да потому что полгода назад я увидел тебя всю в крови на топчане в приемном покое больницы. В тот миг я понял, что необходимо как можно скорей и как можно больше любить друг друга, прежде чем нас разделит смерть. С того дня, всякий раз как ты засыпаешь, у меня возникает страх, что твои глаза больше не откроются, всякий раз как выходишь из дому, говорю себе, что, может быть, вижу тебя в последний раз. Мне все время кажется, что твоя жизнь висит на волоске. А знаешь ли ты, что я собираю и храню твои отстриженные ногти и пряди твоих волос, чтобы сохранить доказательства твоего земного существования? Знаешь, зачем я отлил из свинца наши соединенные руки? Чтобы они не размыкались никогда.