Ворвался кто-то из отцовской службы безопасности и отрывисто бросил Валерию Панкратовичу:

–Сделали. Управились быстрее, чем рассчитывали.

Отец только показал подбородком в сторону дочери:

–Подробности в моем кабинете. Ни к чему столько говорить, когда у нас горе.

Начальник СБ только взял под козырек и встал навытяжку перед шефом. Ада гордилась, что ее отца так называют. Шеф. Это звучало очень необычно и сильно. Все равно, что «мой командир». Наверное, так и было, ведь папа был командиром для своего бизнеса. Начинал его практически с нуля. Хотя он и сам никогда не обсуждал вопрос, как он нашел средства для открытия компании, как строил ее каждый день и дошел до того, что сейчас она входит в десятку крупнейших строительных компаний Евразии.

Про компанию Валерий Панкратович говорит не любил. Для него работа хоть и была важна, но семью он ставил на первое место. Часто любил вспоминать, как он познакомился с Лилей и добивался ее внимания.

Валерию Панкратовичу было около тридцати, когда в его компанию, начавшую делать первые шаги на рынке недвижимости, пришла новенькая девушка-стажер по имени Лиля. При первом же взгляде на нее мужчина понял, что пропал. Потому что ему показалось, что эти большие небесно-голубые глаза смотрят ему прямо в душу…а терять душу он не хотел. Зато легко смирился с тем, что отныне его сердце принадлежит этой фарфоровой блондинке с тонкой, алебастрово-белой кожей. Лиля напоминала классических мадонн с картин знаменитого художника эпохи Возрождения Рафаэля.

–Я ее про себя так и называл – Мадонна. Один раз обратился, да забыл имя. Назвал Мадонной, она меня не поняла, —поделился как-то отец забавным воспоминанием. – Пришлось выкручиваться. Показал ей чашку из сервиза «Мадонна» и сказал, что она похожа на одну из тех девушек. Лиля поверила или нет, не знаю, но больше на меня не обижалась.

Когда Лиля поняла, что начальник проявляет к ней интерес, то смутилась. Ей казалось, что такого быть не должно и ее осудят, посчитав, что она строит глазки шефу ради выгодной карьеры. Лиля не придумала ничего лучше, как лично пойти в кабинет к Валерию Панкратовичу и сказать:

–Я собираюсь замуж за одного человека. Он очень порядочный, и, когда он вернется, мы поженимся.

–Значит, моим папой мог быть не ты? —Ада широко распахнула глаза, услышав эту часть отцовской истории. Мужчина усмехнулся:

–Откуда такие познания, милая барышня? Ее жених не вернулся, женившись на другой. А я стал сначала хорошим другом, потом – хорошим мужем. Надеюсь, что и как отец я неплох.

–Еще как, – Ада была счастлива, что сидит рядом с любимым отцом и может говорить с ним на любые темы.

Ада не очень хорошо помнила маму и ее родственников. Кажется, у нее был еще дядя Давид, с курчавыми светлыми волосами, но больше она ничего не помнила. К удивлению, дома девушка так и не нашла фотографий мамы и папы вместе. Хотя они, как говорил отец, делали снимки почти каждый день.

–Лиля превратилась в маньяка-фотографа, когда забеременела тобой, – посмеивался Валерий Панкратович. – Она напечатала столько снимков, что я порой боялся, что из-за них нам самим потом негде будет жить. Лишь когда ее не стало, я понял, что она, может быть, чувствовала, что когда-нибудь очень скоро может оставить нас…Люди такие вещи обычно не понимают. Думаю, я бы точно не понял и не поверил, что молодая красивая женщина в самом расцвете сил так рано уйдет…

Как проходили похороны, Ада не помнила. Для нее это осталось в памяти как бесконечная череда людей, лиц которых она даже не видела. Девочка не сводила глаз с закрытого гроба. Позже отец говорил, что у Лили так перекосило лицо от инсульта, что было решено не открывать его, чтобы не пошли разного рода кривотолки.

–Моя Лилечка была красавицей, —вздыхал Валерий Панкратович, – да только не довелось нам вместе увидеть, какой выросла наша девочка. Пусть она с небес смотрит и радуется, что Ада стала для меня настоящей помощницей во всем.

Но однажды Аделаида проснулась от того, что у нее возникло странное ощущение, как будто на нее кто-то смотрит. Девушка вскочила с кровати и включила фонарик на телефоне:

–Кто здесь?

Никого не было. Ада даже включила общее освещение в комнате, чтобы убедиться в этом, и снова легла спать. Но сон не шел, несмотря на попытки считать овец, как когда-то учила ее мама.

Аду нельзя было назвать истеричной или склонной к мистике особой. Но после той ночи у нее появилось стойкое ощущение, что в скором времени что-то произойдет. И первое, что случилось, она нашла непонятную медицинскую карту, которую кто-то небрежно засунул в старую коробку, где отец держал документы, которые сам лично пропускал через шредер.

Девушка не понимала, почему ее понесло в ту комнату, расположенную в самом конце коридора, неподалеку от отцовского кабинета. Туда практически никто не заглядывал, кроме владельца особняка.

Иногда Ада сама собирала бумаги, которые считала уже ненужными, и относила в ту дальнюю комнату. И там уже отец распоряжался этим хламом на свое усмотрение.

Собираясь уходить, девушка споткнулась об ножку стола возле полуоткрытого шкафа. И ей на глаза попалась медкарта, внешний вид которой резко контрастировал со всем остальным содержимым.

Карточка была покрыта толстым слоем пыли, и Ада хотела было просто засунуть ее обратно. Но тут ей в глаза бросилось кое-что другое – большая картонная коробка, крышка которой была сдвинута. В Аде проснулось неведомое до того времени любопытство. Она сдвинула коробку с места и открыла крышку… и там же, под толстым слоем пыли, обнаружила кучу старых фотографий. Часть из них была черно-белой, и на них были изображены люди, которых она никогда не видела и не знала. Зато среди цветных фотокарточек нашлось немало знакомых лиц…

–Странно, —подумала Ада, разглядывая изображения. – Если я правильно все понимаю, это же свадебные фотографии родителей. Только почему у мамы такой вид, словно она вот-вот расплачется? Да и папа выглядит совершенно не похожим на счастливого молодожена. Что у них произошло на свадьбе?

Невеста была совершенно молоденькой, с еще по-детски наивными большими глазами, и казалась куклой на фоне новоиспеченного супруга, едва доставая ему до плеч. Валерий Панкратович стоял под руку с женой и сурово поджимал губы. На другом фото он смотрит на Лилю так, что она почти теряет сознание от страха. Увиденное резко контрастировало с тем, что Ада раньше знала про отношения родителей.

Больше всего Аду удивило, что со стороны мамы гостей почти не было. Был один-единственный – такой же рослый, как и ее отец, статный молодой мужчина, который с холодным, непримиримым выражением в глазах смотрел на новобрачных. На другом кадре тот же мужчина чуть ли не со слезами глядел в сторону невесты, и она отвечала ему отсутствующим взглядом.

–Ого…—подумала потрясенная Ада, – такой фотограф на вес золота. Столько всего показал, что сразу возникает куча вопросов… особенно – что здесь вообще происходит? Это свадьба или похороны?

Когда послышался голос отца, громко говорившего с кем-то по телефону, девушка закрыла коробку с фотографиями и вернула на место. Зато медицинскую карту неизвестного непонятно почему спрятала под кардиганом и вышла из комнаты, чтобы подняться к себе и хорошенько все изучить.

Отец, занятый телефонными переговорами, так и не вышел на ужин. Сославшись на занятость, мужчина уехал ближе к восьми вечера. Когда он приехал, Ада уже крепко спала.

В ту ночь ей приснился странный и пугающий сон. Как будто мама, которая выглядела на свой возможный возраст, пришла к ней в комнату и уселась на кровать. Девушка не могла пошевелиться от ужаса. Ей хотелось кричать и звать на помощь, но она ничего не могла поделать…

Лиля смотрела на нее спокойно и доброжелательно, как всегда. Потом показала свое лицо и руки… на них не было живого места. Как говорил сам Валерий Панкратович, как будто танком переехали несколько раз туда и обратно. Ада с ужасом смотрела на покрытое засохшей кровью лицо матери и ее переломанные руки. В том, что они были сломаны, сомнений не было – кисти и локти были неестественно выгнуты назад и по бокам.