Почему, почему, ответь?.. Ведь я была с тобой такой ласковой, такой нежной, такой трепетной. Ничего у тебя не просившей, ничего никогда не требовавшей…
А ты ушел.
И меня оставил одну…
С кучей денег, квартирой, машиной и массой смутных воспоминаний о чем-то прекрасном, но все же ушел.
Не в меру забавная все-таки штука жизнь.
Что нам ветер да на это ответит,
Несущийся мимо да сломавший крыло!..
И упав между нами, так недолго любимых,
Разбил он объятья, как простое стекло…
***
Когда миновала третья ночь без него, я поняла, что долго так не смогу. Кинусь с девятого этажа на серый асфальт или свихнусь – впрочем, последнее мне было не внове.
Надо было что-то делать, что-то предпринимать. Обязательно. Иначе теперь было нельзя. Иначе могло случиться что-нибудь страшное, или глупое, или жестокое. Может быть, что и все вместе сразу… Многое, в общем-то, могло бы случиться.
Я вышла из дому холодным дождливым днем, когда не было солнца, и ветер дул прямо в лицо, будто проклиная меня с моей одержимостью, но так было даже лучше, честнее и правильней. Я ни на кого не рассчитывала, ни на кого не надеялась, и душа моя была полна смертельного яда, ибо сейчас я была готова на все. Я пошла пешком, я решила: так будет правильно, я взяла с собой только плеер с десятком кассет в рюкзаке и всю безумную боль, все свое неизмеримое одиночество. Этого было и много, и мало одновременно, но этого было точно достаточно для того, чтобы одним дождливым днем отправиться на поиски самого любимого, самого сокровенного и самого дорогого…
Сергей, почему? Зачем?
Зачем эти глупые игры, если ветер бьет прямо в лицо, если все так глупо и так жестоко, если я тебя так сильно, так безнадежно люблю? Сережа, зачем это все?..
Я хотела плакать и не могла, слезы застывали в сердце колючими льдинками и не желали выбираться наружу. Даже любимые «Снайперы» в этом не помогали, а я ведь слушала их до тех пор, пока не начинала садиться у плеера очередная партия батареек – двух маленьких, железных кусочков боли. Потому что все вокруг теперь стало болью. Даже батарейки в дешевом плеере…
Но это просто рубеж, и я к нему готов,
Я отрекаюсь от своих прошлых снов,
Я забываю обо всем… Я гашу свет.
И ксерокопии тех, к кому я привык,
И с кем не надо нагружать язык,
А просто жить рядом и чувствовать, что жив.
Незабываемая скрипка, гитара, и тревожный, метущийся голос Дианы… Худо-бедно, а ведь они хоть как-то уносили душевную муть… Ту, которую я не могла выдержать.
И я шла под проливным дождем, промокая и стаптывая ботинки, капюшоном старой моей ветровки прикрывая наушники, шла по Пурпурному Миру и вспоминала слова Сергея о том, что ведь это же «только начало». Шла и свято в них верила, потому что, собственно, что мне еще оставалось?
И когда на горизонте показались стены перламутрово-белого замка, надежно защищавшие его обитателей от незваных гостей, и возносящиеся к угрюмому небу золоченые шпили тонких готических башен, я не удивилась и не испугалась. Я была искренне рада тому, что ненадежные тропы Пурпура вывели меня на почву твердого мира. И хотя на землю продолжал литься дождь, а в душе моей по-прежнему полыхал огонь боли и ненависти, в сердце появился крохотный лучик надежды. Надежды на что-то иное и что-то лучшее. Что конкретно я себе не представляла, но все-таки…
Слишком уж холодным и неласковым был этот затянувшийся дождь.
К белому замку вела мощеная булыжная дорога, подъемный мост был опущен, ворота распахнуты настежь. Навстречу мне выбежал низенький сгорбленный человечек в бархатном кафтане.
– Скорее, леди, скорей! Будет гроза!..
Чувствуя себя персонажем какого-то нелепого рыцарского романа, я вошла. Герольды протрубили трижды, а карлик бежал рядом, указывая дорогу.
– Идемте быстрее, не задерживайтесь, леди, прошу вас!
«С чего он решил, что я леди? – смутно недоумевалось мне. – Если на то пошло, то по одежде меня можно принять скорей за простолюдинку…»
Взобравшись на каменное крыльцо, карлик изо всей глотки прокричал:
– Леди Анна Гольц вступает под своды дома Элеоноры! – и добавил мне тише: – Хозяйка вас уже ждет, леди…
Машинально кивнув в ответ, я поняла только, что все это слишком трудно для моего понимания…
Молоденький паж почтительно распахнул передо мной двери. Не колебаясь больше, я вошла.
***
У обитателей замка, кем бы они ни были, был хороший вкус. Хороший вкус и достойное финансирование; убранство коридоров, которыми вел меня паж, стоило явно недешево. Тонкие светлые ковры, огромные ручной работы гобелены, зажженные свечи через каждые пять шагов (я-то думала, в замках в роли светильников выступали факелы. Впрочем, вряд ли это был обыкновенный средневековый замок, хотя нет сомнений, в моем мире это чудо сохраниться никак не могло). А то, что это именно чудо, я нисколько не сомневалась. Но почему бы вдруг не взять и не поверить в чудеса? На фоне всех недавних событий мое появление в благородном белом замке казалось, в общем-то, такой мелочью…
– Леди пожелает умыться и переодеться?
Я оглядела свой насквозь промокший наряд.
– Не сейчас. Может быть, чуть-чуть позже.
– Тогда мне велено провести вас в личные покои Элеоноры, – паж произнес это извиняющимся тоном, как будто ждал моих возражений.
Я только кивнула.
– Веди.
Личные покои, принадлежавшие неизвестной мне леди, находились на третьем этаже этого высокого замка, выше только небо и птицы… Наверное, их хозяйка любила высоту и совсем не страдала аэрофобией.
Настроение у меня было странное: отчаянное, безжалостное, чуть-чуть сумасшедшее. Пожалуй, сейчас я была способна если не на все, то уж, во всяком случае, на многое.
Комнаты третьего этажа оказались более низкими, очень хрупкими (вернее сказать, еще более), очень изящными (аналогично). Это были комнаты «настоящей женщины», причем женщины, обладавшей чудесным художественным чутьем. Мебель была удобной и менее массивной, чем та, которую я уже успела увидеть в прочих помещениях, я заметила несколько картин и каких-то очень уютных книжных шкафчиков. Паж подвел меня к самой дальней комнате и, почтительно поклонившись, остановился.
– Прошу вас, леди.
Кивнув ему на прощание, я вошла.
Это был, наверное, кабинет – я обратила внимание на письменный стол, пару кресел, широкое окно, выходившее на солнечную сторону. И это был весьма приятный кабинет, надо признать.
Из-за стола навстречу мне поднялась стройная белокурая женщина. На ней было длинное платье без всяких кружев и оборок, драгоценностей же она не носила. Лицо у женщины было строгое, благородное, я почему-то подумала, что она никогда не причинит мне вреда.
Но это, разумеется, была только ничего не значащая мысль.
С полминуты мы молча смотрели друг на друга. Наконец женщина произнесла:
– Здравствуй. Я Элеонора, хозяйка этого замка, рада видеть тебя.
– Анна Гольц, – машинально ответила я.
– Присаживайся. Ты, наверное, хочешь есть?
Только тут я заметила на столе поднос с дымящимся чаем и золотистыми булочками.
– Немного.
– Угощайся. Я и сама выпью чашечку.
Не испытывая никаких сомнений, я последовала ее совету. Дождь вымочил меня насквозь, и к тому же был он очень холодным, так что теперь я только что зубами не стучала и отказаться от горячего чая никак не могла. Конечно, по идее мне полагалось сейчас лежать в обмороке от тотального изумления, но только, честно говоря, лежать в обмороке у меня не было никакого желания. Да и потом, удивляться я разучилась, как вы помните, довольно давно.
Если это была галлюцинация, то весьма реальная галлюцинация, надо отдать ей должное. Я чувствовала мягкую ткань кресла под собой, чувствовала мокрую, неприятно липнущую к телу одежду. То, что Пурпурный Мир оказался таким перспективным, позволяющим попадать в иные… места, меня особенно не потрясло. Все бесчисленные авторы фэнтезюшек среднего пошиба были на моей стороне.
