Friedemann Schaub

The Empowerment Solution: Six Keys to Unlocking Your Full Potential with the Subconscious Mind

Copyright © 2023 Friedemann Schaub

Published by permission of Inner Traditions International (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

© Голубовская Е.С., перевод на русский язык, 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Когда мне было семнадцать лет, мы с отцом отправились в поход по Итальянским Альпам. Откровенно говоря, меня не радовала перспектива провести с ним четыре дня. Сколько я себя помнил, его взрывной характер и переменчивое настроение всегда напрягали меня, маму и сестру. Провести с ним выходные – словно устроить пикник на минном поле.

Как-то раз, когда мы шли по прекрасному горному лугу, отец вдруг сказал: «Знаешь, я постоянно чувствую тревогу с тех пор, как мне исполнилось семнадцать». Его слова застали меня врасплох. Я знал, что отец ушёл на войну, едва ему исполнилось семнадцать лет. Он никогда не рассказывал о пережитом. Мне было известно лишь, что в конце войны его взяли в плен и отправили во французский лагерь военнопленных, где он чуть было не умер голодной смертью. Он сбежал оттуда со своим лучшим другом, и во время побега его друга убили, а отцу удалось спастись. Наверняка он чувствовал вину за то, что остался жив. После этого он сдался американским войскам, зная, что в американском лагере военнопленных у него будет больше шансов остаться в живых.

Во время нашего похода отцу было пятьдесят пять лет. Неужели эти воспоминания о войне всё ещё причиняли ему такую боль? Я ничего не ответил, и он продолжил: «Дело не только в войне. Больше всего я боюсь потерять всё, что у меня есть, и остаться ни с чем». Когда папа был совсем маленьким, его отец умер от туберкулёза. Его мать осталась одна с четырьмя детьми на руках. Ей приходилось много и тяжело работать, чтобы сводить концы с концами. Отец и раньше рассказывал мне о том, что их семья жила впроголодь, и о том, как после войны его старшие сёстры брали телегу и неделями колесили по местности Шварцвальд, выпрашивая у фермеров хотя бы немного овощей или муки.

Пока отец рассказывал о своём страхе перед нищетой, мне пришло в голову, что его раздражительность и угрюмость могут быть связаны с этим страхом. Объективно у него не было причин для беспокойства. Он был сельским врачом в своей небольшой, но успешной клинике, которую он основал с моей мамой, тоже терапевтом. Но каждый раз, когда пациент уходил от него к другому врачу или возникали непредвиденные расходы, его переполняла тревога, и он не мог больше думать ни о чём другом. «Я ничего не могу с этим поделать», – сокрушался он.

Думаю, ему помогла бы консультация у психотерапевта или психиатра, но мой отец был слишком горд и слишком напуган, чтобы признаться кому-либо в своей слабости. Я до сих пор не понимаю, почему в тот день он решил поделиться со мной тем, что творилось у него на душе. Как бы то ни было, услышанное произвело на меня неизгладимое впечатление. Я не понаслышке знал, что такое тревожность, поскольку сам боролся с ней с десятилетнего возраста. Как и многим другим детям, мне никогда не говорили слушать своё сердце, верить своей интуиции и быть самим собой. Вместо этого я слышал лишь: «Прекрати баловаться!», «Будь серьёзнее!», «Веди себя прилично!», «Будь лучшим среди сверстников!». Во время того похода с отцом я пообещал себе со всем жаром семнадцатилетнего юноши, что я никогда не стану таким, как он, не позволю сомнениям, тревогам и бессилию взять над собой верх.

Что ж, никогда не говори «никогда». По прошествии тринадцати лет я оказался в плену точно такого же образа мышления, как у моего отца. В то время я проходил подготовку в ординатуре по кардиологии, и мысли о том, что я могу потерять всё, изводили меня днём и ночью. Под «всем» я подразумевал свою карьеру, в которую вложил столько сил и времени, что уже не представлял жизни без неё. Я постоянно думал о том, как угодить начальству и не ударить в грязь лицом перед коллегами и пациентами. Надо признать, обстановка в клинике располагала к таким мыслям. Заведующий нашим отделением обладал непомерными амбициями и без раздумий избавлялся от сотрудников, если те не соответствовали его требованиям. Я чувствовал себя заложником обстоятельств и пытался притупить тревожность вредной едой, алкоголем и таблетками. Я с головой уходил в работу и пил кофе литрами.

Пять лет в режиме хронического стресса, постоянных перегрузок и недосыпания доконали меня. Я начал просыпаться посреди ночи от панических атак. Я понимал, что должен что-то изменить в своей жизни, но не знал, с чего начать. Однажды я даже зашёл в церковь, надеясь обрести там спокойствие и найти ответы на мучившие меня вопросы. Разумеется, ни того, ни другого я там не получил. Я чувствовал огромную пустоту в сердце и не знал, чем и как её заполнить. Меня будто бы сковало смятение, тревога и страх. Возможно, лучшим решением было бы обратиться к психотерапевту. Но я был слишком похож на моего отца в тот непростой для него жизненный период. Гордость и нежелание показаться слабым не давали мне набрать номер врача и договориться с ним о встрече.

Годы спустя я описывал это время в своей первой книге «Как преодолеть страх и тревогу». Я научился воспринимать тревогу как сигнал о том, что я сбился с пути и нахожусь не в ладу с самим собой. Я даже рад, что тогда мне не удалось справиться с тревожностью, хотя она значительно осложнила моё обучение в ординатуре. Благодаря ей я задумывался о своей жизни, задавал себе важные вопросы вроде: «Чего я на самом деле хочу от жизни?», «Я на своём месте?», «Я получаю удовольствие от того, чем занимаюсь?».

Опять же, долгое время эти вопросы оставались без ответа. Но, по крайней мере, я не переставал размышлять о том, стоит ли мне продолжать заниматься тем, чем я занимаюсь, или же нужно попробовать что-то другое. И вот однажды жизнь заставила меня сделать выбор, после которого всё круто изменилось. Об этом судьбоносном моменте я расскажу вам в последней главе книги.

А пока задайте себе эти вопросы: «Чего я хочу от жизни?», «На своём ли я месте?». Можете ли вы честно ответить на них? Или вы, как и я когда-то, говорите себе, что нужно радоваться тому, что есть, и не жаловаться, потому что могло бы быть и хуже?

Не хочу показаться жестоким, но у пандемии 2019 года был один плюс: люди использовали появившееся у них свободное время для того, чтобы поразмыслить о себе и о своей жизни. Многие из моих клиентов признались мне, что именно во время локдауна они осознали, какой суетливой и изнурительной была их повседневная жизнь. Как только их привычные заботы, ожидания и обязательства исчезли в связи с ограничениями, люди испытали необычайное спокойствие и умиротворение. Как сказал один мой клиент: «Я не мог выходить из дома и заниматься своими обычными делами, но при этом я чувствовал себя лучше и свободнее, чем когда-либо раньше. Исчезла постоянная спешка и необходимость доказывать, что ты ничем не хуже других».

После окончания локдауна некоторые люди уже не смогли и не захотели возвращаться к старому образу жизни. Вынужденная пауза стала для них не только передышкой от невыносимого, безрадостного и бессмысленного существования. Она пробудила в них желание навсегда избавиться от жизни на автопилоте, и всё это отразилось в тенденции, известной как Великая отставка. Появились вакцины, которые несколько снизили риск заражения COVID-19, но многие люди не захотели возвращаться к своей прошлой жизни. По данным министерства труда США, в августе 2021 года уволились 4.3 миллиона американцев, что составляет примерно 2.9 % занятого населения страны. В интервью Би-Би-Си профессор Университета Западного Онтарио Марта Мазневски сказала, что людей, которые задумываются об увольнении, может быть намного больше. По её словам, людей, которые всё же решились на этот шаг, можно разделить на две категории. К первой категории относятся работники с высокой заработной платой, которым работа не приносит морального удовлетворения. Они не готовы мириться с отсутствием самореализации в угоду финансовому благосостоянию. Во вторую категорию входят люди с крайне низкой заработной платой и тяжёлыми, неблагоприятными условиями труда. Как мне кажется, в обоих случаях люди увольняются потому, что больше не хотят жертвовать своим здоровьем и благополучием во имя работы, которая приносит им лишь стресс и расстройство. Пока не ясно, станет ли Великая отставка долговременной тенденцией или краткосрочным явлением. Но я уже сейчас вижу, что во время пандемии многие люди почувствовали то же самое, что и я двадцать пять лет назад: огромное желание выйти из режима выживания и начать жить полной жизнью.