СУББОТА

На ипподром я пришёл пораньше, размяться как следует, прежде чем меня начнут на фарш рубить и в пироги закатывать. Ан, не первый оказался! С противоположной стороны улицы ко входу на территорию шли двое учеников из нашей группы. Один, завидев меня, остановился в воротах, поджидая.

Федя с жандармского управления. Нормальный парень. Насколько знаю, за особое усердие и успехи в поимке грабительской банды направлен на курс за служебный счёт и жилы рвёт, чтоб попасть с первую десятку — в таком случае свидетельство об окончании будет приравнено к ускоренному прохождению двухгодичного младшего офицерского училища и даст ему право получить обер-офицерский чин через полтора года, а не через двенадцать.

— Здорово, Илья!

— Здорово, — мы пожали руки и дальше пошли рядом.

— Тут, ребята с уголовного мне стукнули: интересовались тобой, — Федя слегка посмеивался. — Я уж думал, реально случилось что — пропал Илюха. А оказалось, ты у нас герой геройский!

— Погоди! Интересовался-то кто?

— Да из банка какой-то дядечка. Говорят, когда ограбление-то было, подошёл к нашим жандармским после и всё про «героя-спасителя» выспросил: действительно ли казачьего войска унтер-офицер, фамилию, адрес — всё вызнал. Дочка, говорят, с ним была хорошенькая, всё платье от пирожных оттирала…

Ах, вот это кто! Выходит, папаша Шальнов отнёсся к моей просьбе о прогулке с дочерью со всей серьёзностью и немедленно навёл необходимые справки.

Не, ну тут я его понимаю! Мало ли какие служилые бывают. Он, может, в бою герой, а по жизни — дебошир, пьяница и вообще дурак? А ты с ним дочку отпустил.

Так-так-так… Учитывая обширный и довольно специфический круг знакомств, который мог бы быть у присяжного стряпчего, Александр Иванович, скорее всего, уже собрал на меня целое дело с подробностями: где родился, когда крестился, как живёт и чем дышит. А так же кто моя родня и что маманя готовит на воскресный обед. Впрочем, это даже к лучшему. Мне скрывать нечего.

— А что ж ты не спрашиваешь, почему ему всё рассказали? — полюбопытствовал Федя.

— А чего тут спрашивать? Поди, позвонил по дружбе жандармскому начальству, сразу сверху и тюкнули: отвечать на все вопросы!

— Ты знал, что ли?

— Так догадался.

Вот сойдутся Шальнов с моей матушкой на почве закулисных соглашений, тут к гадалке не ходи… Сплошные интриги и заговоры, куда не плюнь!

Но тут со спины раздался бодрый голос Харитонова:

— Ага! Пораньше решили прийти! Похвально!

Мы с Фёдором переглянулись: времени-то! Едва восьмой час начался! Не говоря уже о том, что суббота была у нас законным выходным, и я вились мы сегодня исключительно добровольно.

— Кто рано встаёт, тому Бог даёт! — нравоучительно поднял палец вверх Харитонов. — Всем, кого имею счастье лицезреть на площадке — дополнительная подарочная схватка с наставником!

— Ох, чувствую, потрещат сегодня наши рёбрышки… — почесал в затылке Федя.

А я подумал: вот интересно. В пословице ведь не сказано, чего конкретно Бог даёт тем, кто раньше времени припёрся. А вдруг тех самых люлей?

ПРОМЕНАД НОМЕР ДВА

Хорошо, что у меня есть сестра-целительница! Иначе бы в воскресенье я встать не смог, не то что на прогулку с девушкой идти. А так — вчера до Лизаветы доковылял, сегодня подскочил бодрячком, в ближний храм с Мартой сходили: на воскресную службу, да молебен за будущие экзамены заказать, у обоих на днях начинаются. Ну а без пяти одиннадцать я, как штык, стоял у знакомого палисадника. Квартира Шальновых располагалась на втором этаже просторного двухэтажного дома.

В Иркутске целая улица была таких — каменных, специально выстроенных после последнего пожара для городского служащего люда среднего класса — в прямой близости от центра (ко всяким присутственным местам пешком недалеко пройтись), два этажа, верхний — одна квартира, нижний — вторая, выходы на разные углы. Двора практически и нет — разве что поленницу сложить, если хозяева на магическом отоплении экономят, да клумбы со цветочками завести.

Я прохаживался у Серафиминого подъезда и примечал, что тётушка-хозяйка нижней квартиры проявляла ко мне живой интерес. Сперва она нарочно гераньки на окнах поливала, а сама глазом всё в мою сторону накашивала. Потом занавески кружевные задёрнула и вроде как ушла. Но я ж вижу: стоит, поглядывает. Не начала бы сплетни распускать, клюшка старая.

Тут дверь распахнулась, выпорхнула Серафима, не успела поздороваться — заметила мой взгляд и резко развернулась к окну соседки, притопнув каблучком:

— Тётя!

Но никакой тёти уж в помине не было — только шторка чуть колышется.

Серафима сердито фыркнула и обратилась ко мне:

— Добрый день, Илюша!

Сердце у меня радостно прыгало в груди, да и сам я неудержимо расплывался в улыбке, не обращая внимания на всяких тёть:

— Ой, уж добрый, Серафима Александровна! И погодка сегодня славная, как раз для прогулок, — я подставил спутнице руку кренделем и подмигнул: — О погоде-то можно говорить, мадам Куролепова разрешает.

Сима фыркнула и ухватила меня за локоть ручкой в кружевной перчатке:

— Надо ж ты, запомнил!

— Поди-ка забудь такой ужас, — мы вышли на улицу. — Выходит, это и есть твоя тётя?

— М-гм. Папа специально нижнюю квартиру выкупил и перевёз её из Тобольска. Тяжело одинокой вдове жить. Детей у неё нет, да и родственников больше никаких, — она быстро оглянулась через плечо и потянула меня на поперечную улицу: — Пойдём-пойдём, а то так и будет вслед подглядывать!

Мы перешли дорогу и скрылись за густо зеленеющими кустами высаженных на газонах сиреней. Серафима поправила крошечную (буквально, с ладошку) шляпку, надетую, видимо, исключительно из-за того, что какая-то шляпка на голове должна быть:

— Куда сегодня?

— Сперва — к зоопарку, нам же…

— Ах, точно! Фотографии забрать!

— Во-о-от! А потом — куда ноги понесут.

Для фотокарточек я заблаговременно взял сегодня планшетку. Трофейную, между прочим, доставшуюся мне вместе с шагоходом. Тогда она картами с пометками была набита. Карты, понятное дело, штабные изъяли, а планшетку мне оставили. Хорошая сумочка, кожаная, плоская — как раз фотографии не помнутся.

— Я, вообще-то, думала, ты фотографии заранее заберёшь.

— Забрал бы, коли хоть один денёчек свободный выдался бы.

— Неужто вас так сильно гоняют на этом вашем ипподроме?

— Хлеще коней, — усмехнулся я. — Вчера вот еле ноги с занятий приволок. Только не в этом дело. Я ж почти всю неделю отсутствовал.

— Да-а? И где ж ты был?

— По дороге в Омск, немножко там — и назад.

Истории про то, как мы с батей да с Афоней за аппаратами гоняли, хватило почти до самого зоопарка.

— Так у тебя теперь свой собственный дирижабль есть⁈ — восхитилась Серафима.

— Самый настоящий.

— А что за завод? «Небесные странники» или «Шубин и сыновья»?

— Чешский концерн «Божек и Рингхоффер».

— Никогда не слышала. Надо будет у папы спросить.

Ага. Значит, Александр Иванович скоро в курсе будет, что некий вахмистр Коршунов дирижабль приобрёл. Что же, моей репутации только в плюс. Интересно, с точки зрения судебного стряпчего, это меня поднимает в линейке потенциальных женихов или нет?

— Ты что, обиделся, Илюш? — забеспокоилась Серафима.

— Не-ет, что ты! Задумался немного.

— Ой, а фотографа нет!

— Не может быть. Спросим в кассе, если что.

Но спрашивать не пришлось. Через головы небольшой очереди у киоска с лимонадами, я увидел дамочку с обезьянкой:

— О! Вон они, чуть подальше сегодня встали.

Мы обошли толпу и остановились неподалёку от фотографа, ожидая, пока он отснимет очередных гуляющих. Тот сразу приметил нас и любезно заулыбался навстречу:

— Добрый день, добрый день! Когда снимочек делали?

— В прошлое воскресенье, — ответили мы хором.

— Да-да-да, секундочку… он принял со своего рабочего столика один из альбомов и принялся переворачивать плотные страницы, между которыми оказались вложены фотографии. Сима каждый раз слегка вытягивала шейку, заглядывая, но всё было не то.