Не припомнив ничего такого, за что ее можно было бы привлечь хоть как-то, лейтенант Куропаткин вдруг вспомнил, что сам факт самогоноварения уже уголовно наказуем, поэтому пусть Манька не надеется, что ей все так просто сойдет с рук. Иначе он просто прикроет ее лавочку, как давно обещал, ни на секунду не думая и всерьез исполнять свои угрозы. Где бы он тогда стал бесплатно похмеляться?

Он прошел через двор, по своей выработавшейся за многолетнюю службу привычке вяло оглядывая мутным взглядом, не происходит ли вокруг чего-либо криминального, и, не отметив или не заметив с похмелья ничего такого, вошел в подъезд, где проживала Манька Скворцова.

На дяди Васино счастье, после его звонка за дверью послышалось громкое шлепанье ног. Это шлепанье ни с чьим другим спутать было нельзя – Скворчиха была дома.

Отперев дверь, она уставилась на Куропаткина и по его страдальческому виду сразу поняла, с какой целью он к ней пожаловал.

Надо сказать, что у Маньки к визитам участкового было двойственное отношение. С одной стороны, халявный самогон, выпиваемый Куропаткиным, было жалко, но с другой – Манька считала себя как бы негласным агентом участкового и от души надеялась, что тот когда-нибудь ее отблагодарит материально или еще как – там видно будет, или хоть хлебать самогонку пореже будет приходить, паразит этакий!

Ладно бы уж хоть приходил как мужик, а то ведь только как участковый. От этого Маньке порой становилось обидно за себя как за женщину.

Да это и понятно – кому приятно чувствовать собственную невостребованность? Или, тем более, востребованнотсь только как поставщицы халявного самогона?

Ведь даже «важные секретные сведения», которые Манька добывала путем подслушиваний, подглядываний и прочих шпионских дел, дядя Вася выслушивал с возмутительным равнодушием. То есть не воспринимал ее даже как агента.

Конечно, Манька пару раз лопухнулась, она и сама понимала, но ведь с кем не бывает? Но на этот раз она готова была встретить участкового со всей серьезностью, поскольку обладала сведениями просто-таки потрясающими.

– Фу-у-ух-ты, – обмахиваясь фуражкой, проговорил дядя Вася, проходя в квартиру Маньки. – Запарился совсем. Когда у вас лифт-то починят?

– А вот ты бы и поинтересовался! – не осталась в долгу Манька. – Только не у меня!

– Это не по моей части, – тут же отреагировал Куропаткин. – Мое дело – криминал.

– А раз криминал, – уперла Манька локти в крепкие бедра, – чего ж от прямых обязанностей увиливаешь?

Манька, видно, решила лишить на сегодня дядю Васю самогонки, поскольку вела себя больно уж уверенно и даже, как отметил дядя Вася, нагловато.

Одета Скворцова была в стеганый домашний халат розового цвета, ее крашеные в ярко-рыжий цвет волосы были накручены на бигуди, лицо было красным и распаренным – похоже, она недавно принимала ванну.

– Погоди, Маня, – миролюбиво начал дядя Вася, никак не желавший лишаться чудодейственного средства от похмелья, – когда это я от своих обязанностей увиливал?

– А вот сейчас, например! – заявила Манька. – По двору убийца расхаживает – а ему хоть бы хны!

– Погоди, погоди, – у бедного дяди Васи и так раскалывалась голова и он никак не мог дождаться вожделенного спасения, а тут эта ненормальная баба опять с какими-то бреднями.

– Ты по делу говори! – повысил он голос, сменив тон на строгий ментовский, зная, как пронять Маньку. – Ты мне тут напраслину не наводи на людей! И так уже сколько из-за твоих подозрений мне каши расхлебать пришлось!

Манька часто-часто заморгала ресницами, отводя глаза, видно, вспомнив все свои огрехи.

– Да я что ж, дядь Вась, я разве зря говорить буду… – забормотала она. – Весь двор уж знает.

– Так, – строго произнес дядя Вася. – Еще раз повторяю – говори по делу. Не станешь – сейчас пойду и привлеку тебя за клевету! – блефанул Куропаткин, который все равно никуда бы не ушел, не опохмелившись.

Но на Маньку его строгий тон подействовал. Она прижала красные ладони с толстыми распаренными пальцами к груди и выдохнула:

– Ох, ну ты со мной прямо как с преступницей! Да разве ж ты меня не знаешь? Разве ж мы не в соседях живем столько лет? Э-э-эх!

Манька поднатужилась и выжала слезу.

– Разве ж я не старалась всегда органам угодить? – продолжала Манька. – А уж тебя всегда уважала! И сейчас! Хочешь, самогоночки плесну? Свежайшая, как слезиночка, чистая!

Манька Скворцова тоже знала, на какие клавиши нажать в организме Куропаткина.

– Самогоночки, говоришь? – почесал дядя Вася затылок, делая вид, что ему совершенно не хочется, но раз уж настырная баба настаивает…

– Вообще-то я на службе, – предупредил он.

– Ой, да куда ж она денется, твоя служба, – засуетилась Манька, проскальзывая на кухню и доставая с антресолей банку с прозрачной жидкостью. – Ты вот посиди, самогоночки выпей, да послушай, что я тебе скажу! А потом и пойдешь по делам своим служебным. Тем более, что дело-то серьезное, – понизив голос, добавила она.

Дядя Вася сел на табуретку, наблюдая, как Манька открывает банку и наливает в стакан самогон. О службе он сейчас думал в последнюю очередь.

Манька достала еще одну банку, на этот раз с солеными огурцами. Выловив парочку, она протянула их Куропаткину. Тот взял стакан, аккуратным залпом отправил его содержимое в рот, крякнул и захрустел огурцом.

Он сразу почувствовал, как боль в голове словно рассасывается, а сама голова будто светлеет. Для закрепления эффекта он выразительно посмотрел на банку. Манька тут же налила ему еще, но поменьше, продолжая ждать, когда лейтенант будет готов выслушать ее сведения.

После третьего стакана Манька решительно убрала банку обратно на антресоли, пододвинула свой табурет поближе к тому, на котором сидел Куропаткин и спросила:

– Ну?

– Чего – ну? – не понял дядя Вася.

– Готов дело принимать? Тут тебе все налицо – и преступление, и жертва, и преступник готовый!

Дядя Вася уже принял все, что хотел от Маньки. Принимать же еще какое-то дело совсем не входило в его планы. Но просто так уйти он тоже не мог – Манька, после того, как ею грубо пренебрегли, на весь двор разнесет, что участковый у них алкоголик и тунеядец – словом, все то, что Куропаткин и так постоянно выслушивал от своей жены.

«Ладно уж, послушаю, – решил он, вытягивая ноги под столом. – Наверняка очередной бред. Скажу ей, что все проверю и улажу, да пойду!»

– Ну, давай, Мария, только короче, – разрешил он и кинул

взгляд на часы. – у меня, знаешь, времени в обрез!

– Угу, – хмыкнула Манька, будто поверила. – Так вот. Ты в

курсе, что Тамарка пропала?

– Какая Тамарка? – закурив, спросил лейтенант.

– Господи! – всплеснула руками Манька. – Он даже жильцов со своего участка не знает! Тамарка Беспалова, жена Пашки-автомеханика!

– Ну и что? – флегматично спросил Куропаткин, пуская дым в потолок.

– Как это что? – взвилась Манька. – Искать же надо!

– А на каком основании? Заявление о пропаже где? – пожал плечами Куропаткин.

– Вот! – торжествующе вскричала Манька. – Вот именно! Почему весь дом на ушах стоит, болеет, можно сказать, душой, а родному муженьку хоть бы хны?

Манька в упор уставилась на дядю Васю, ожидая от него

ответа. Так и не дождавшись, она ответила сама:

– А потому, что он сам ее и грохнул!

– Ну, Мария, ты даешь! – хмыкнул Куропаткин. – Уже в убийстве готова человека обвинить. На каком основании?

– А как же? Посуди сам: жена пропала, домой не пришла, а он даже по соседям не побегал, не поспрашивал, может, она к кому зашла!

– Может, она на самом деле к кому зашла? – предположил дядя Вася, которому только убийства на его участке не хватало.

– Ага, и сидит там второй день! – съязвила Манька. – Я тебе больше скажу – как они жили-то? Ругались постоянно, чуть ли не дрались! А я один раз – случайно мимо двери проходила – и слышу, как Пашка орет: «Я тебя придушу когда-нибудь, если еще раз про это начнешь!»