Предисловие.

Вы когда-нибудь задумывались, почему запоминаются те или иные моменты? Наша память – это удивительный механизм, в котором вращаются сотни и тысячи шестеренок. Личная бескрайняя вселенная. Она способна годами хранить незначительные детали, словно сокровища инков в эквадорских горах. И полностью стирать то, что по всем законам логики является очень важным.

Я, например, не помню свой первый день в школе. Вижу фотографии, слушаю рассказы мамы, держу в руках тот огромный бант, который уже почти двадцать лет хранится в пыльном шкафу, но… не помню. Не помню большинство своих дней рождений. Или то, почему перестала дружить с девочками из танцевальной студии. Да в принципе не помню, чем занималась в этой студии. Зато я хорошо помню клены, которые росли в нашем дворе. Мне, ребенку, они казались огромными и древними как мир. Тогда я могла поклясться, что любому из них больше тысячи лет. Помню первую сумочку, которую мне купили. Каждую куклу, с которой играла в детстве. И момент, когда в нашем доме появился кот.

А еще я помню цвет куртки, в которой была моя сестра в день своей смерти. Желтая. В отвратительную белую крапинку. Длинная и мешковатая, словно банановое мороженое на палочке.

Как же я ненавидела эту уродливую куртку. Нам было по пятнадцать, и я каждый раз краснела от стыда, если кто-то косился на нас или многозначительно улыбался. Однажды, под смех парней из школы, в порыве бессильной злости, я сказала Вике, чтобы она перестала носить эту желтую гадость. Она только улыбнулась. И ответила, что в ней похожа на «маленькое солнышко». Природой, а, может, и самим Богом ей было даровано удивительное достоинство, о котором многие лишь мечтают, – умение полностью игнорировать чужое мнение. И к ней все тянулись. Те же парни, которые посмеивались над нелепой курткой, потом глаз не могли отвести от Вики: ее непринужденность, легкость в движениях и уверенность в себе покоряла сердца.

В день, когда она погибла, было по-настоящему солнечно.

Конец ноября, свежий морозный воздух, пестрые листья, припорошенные снегом. Не помню, кто и когда предложил выехать на природу, но два десятка человек расположились в большой беседке рядом с коттеджным поселком, название которого я так и не захотела узнать. Моя сестренка и ее подружка, оставив рюкзаки, сразу умчались. «Активный отдых – наше все, радость моя, наслаждайся жизнью, пока можешь» – бросила Вика перед тем, как спуститься вниз почти по отвесному склону.

Артем, старший брат нашей одноклассницы Алисы, громко хвастался своим умением водить машину и приглашал всех покататься. Вера Авдеева, тряхнув густыми рыжими волосами, заявила, что если он найдет замок зажигания, то это уже будет чудо. Со всех сторон послышались смешки. Раздосадованный Артем, однако, не растерялся и ответил, что после того, как Вера сядет в машину, замок зажигания ему и не понадобится, потому что автомобиль все равно не сдвинется с места. Ребята засмеялись, а краснеющая Вера потянулась через деревянный стол в попытке ударить шутника, опрокинув при этом термос с кофе. Коричневое пятно расползалось по светлому дереву, и несколько капель упали на голубое пальто до того, как я успела отодвинуться. Но никто не слышал моих возмущений, потому что все хохотали как ненормальные. И тут, сквозь грохот голосов, до нас донесся пронзительный визг.

Это последнее воспоминание о том дне: заходящее солнце, отражающееся в стаканчиках; сладкий, дурманящий воздух в лесу; остатки разноцветных листьев на деревьях, еще не успевшие опасть перед зимой; скрип первого снега под сапогами; хохот наших одноклассников и пятна кофе на моем безупречном пальто. А дальше – пустота. И в памяти вспыхивает только желтое пятно, которое Вика называла курткой.

Наслаждайся жизнью, пока можешь.

Часть 1.      

– Привет, ты не спишь? – мама обожала звонить мне ровно в 9:30 утра. До 9 часов она дотерпеть кое-как могла, но не дольше. Звонила она в тот момент, когда я пыталась сварить кофе, не открывая глаза. Поздно вечером она вернулась с корпоративного мероприятия, о котором рассказывала всю неделю. Интересно, мама хоть иногда спит?

– Нет, я не сплю, – объяснять, что не стоит звонить так рано, я перестала давно. Бесполезно. Если она сочла нужным позвонить, то спрятаться не удастся.

– Замечательно. Ты можешь позвонить Диане, а то с моего телефона она недоступна?

– Мама, если она вне зоны доступа, то какая разница, с чьего телефона звонить? – я никак не могла найти любимую чайную ложку: с царапиной на голубой ручке.

– Так можешь или нет? – с такой интонацией обычно мама интересуется, не хочу ли я с ней куда-нибудь сходить. Это значит, что отказ не принимается. Когда-то я думала, что со временем она изменится.

– Мама, я позвоню Диане, обязательно, – проще согласиться.

– Сегодня?

– Да.

– Днем?

– Мама!

– Прости, ты ведь знаешь, что я места себе не нахожу с тех пор, как она уехала работать в эти Тумбаи, – микроволновка звякнула, сообщая о готовности моего бутерброда.

– Мумбаи, – привычно поправила я.

– Совершенно не важно, как называется этот рассадник антисанитарии, – о, да, мама вообще не меняется. Меня задевало, когда она с такой интонацией говорила о выборе Дианы.

– Это большой и развитый город, в нем отличные условия для жизни, – честно говоря, я была у старшей сестры в гостях только однажды, – Да, к сожалению, там много трущоб и бедных районов, но есть и безопасные места, есть и туристические, например.

– Хватит спорить. Просто позвони ей и скажи, что я волнуюсь.

Мне стало стыдно. Мама беспокоится. Пусть в своей странной манере, но она всегда за нас беспокоится.

– Хорошо, я набираю. Перезвоню позже.

– Спасибо. Скучаю, – это она говорит вместо «я тебя люблю».

Кофе я, отвлекшись на мамин звонок, сварила плохо, и теперь во рту неприятно горчило. Вылила остатки в раковину и вернула кружку на положенное ей место.

Не заправленный диван манил полежать еще часик-другой. С огромным трудом подавив в себе это грешное желание, убрала подушки и одеяло. Некоторые люди, кому доводилось бывать у меня в гостях, спрашивали – а почему подушки две, если спишь ты одна? Не знаю. Класть две подушки для меня так же естественно, как чистить зубы по утрам. Привычка. Хрупкое ощущение уюта.

Отвлеклась на уборку и не заметила того потока сообщений, который появился в общем диалоге университетской группы. Плохой признак. Очень плохой. Обычно, когда начинается суета, можно и не читать, а просто собираться и ехать в университет.

Университет. Мой вымученный университет. Когда поступала, то думала, что окажусь самой старшей в группе, ведь мне было почти двадцать два года, возраст для поступления на первое высшее образование выше среднего, но мне повезло – ровесников оказалось очень много. Некоторым исполнилось двадцать пять. Поначалу меня удивляло, зачем взрослым, давно работающим людям, очное образование в университете. Потом я перестала задавать ненужные вопросы. Кто-то оказался здесь из интереса, кто-то скучал дома за счет невероятно богатых родителей и хотел разнообразия, кто-то надеялся изменить свою жизнь. Меня элементарно заставили.

Все четыре года после того, как я окончила школу, мама просила:

– Поступи. Пожалуйста, поступи.

Потом стала требовать:

– Вот, если не поступишь…

И дальше обычно следовало что-то из списка того, что со мной будет, если я не поступлю. От смертельной маминой обиды до жизни на улице. В итоге оказалось, что проще согласиться, чем продолжать бессмысленное сопротивление.

Поэтому университет в моем случае реально вымученный. Уже третий курс. А посмотреть сообщения все-таки нужно. Первое, что я увидела на экране:

«Она совсем с ума сошла?»

Не очень удачное начало. Углубившись в переписку, я сделала два вывода:

1. Да, она совсем сошла с ума.