Я люблю тебя, Россия,

Дорогая наша Русь.

Нерастраченная сила,

Неразгаданная грусть.

Ты размахом необъятна,

Нет ни в чем тебе конца.

Ты веками непонятна

Чужеземным мудрецам.

Ты добром своим и лаской,

Ты душой своей сильна.

Неразгаданная сказка,

Синеокая страна.

Я б в березовые ситцы

Нарядил бы белый свет.

Я привык тобой гордиться,

Без тебя мне счастья нет!

Я пел песню, а Татьяна сидела рядом и плакала. И у меня непроизвольно увлажнились глаза.

– Ты что, – спросил я, обняв ее за плечи, – по дому соскучилась?

– Я всегда плачу, – сказала она, – когда слышу эту песню. А когда слышишь «Ще не вмэрла» или «Еще не сгинэла», то почему-то злость берет на всех и вся. Правильно ты говоришь, если на бригантине с алыми парусами висит пиратский флаг, то это пиратское судно. Если в гимне мотив мести, то дружбы с традиционными друзьями не будет. Как вы яхту назовете, так она и поплывет. Если страна вступила в НАТО, то о дружбе с Россией она по определению говорить не может, потому что должна вести против России разведку, информационную войну и готовить войска к предстоящей войне с Россией. А у меня ведь в той республике много родственников живет. Получается, что если США прикажет, то братья пойдут против братьев?

– Еще как пойдут, лишь бы заслужить одобрительный кивок заокеанского дяди, – успокоил я ее. – А ты у меня политик.

Наконец, товары были загружены, гребцы прикованы к сиденьям, купцы развалились на палубе, береговые рабы оттолкнули наш корабль в море и старший над гребцами стал подавать команды для выруливания из гавани. Затем подняли парус, и корабль стал медленно выходить из бухты. Парусные суда идут тихо, поэтому только к вечеру за горизонтом скрылись очертания чужого нам города, ставшего утерянным городом славы российского Военно-Морского Флота.

Глава 9

В морских вопросах, признаюсь сразу и честно, я профан. Доведись мне вести судно, я даже посредине моря найду мель, на которую наскочит наш корабль. Шкипер наш был человек опытный, ловко ловил ветер, и мы с ним неслись по морю. Неслись, это нам так казалось, но мы шли очень медленно. Первая ночь прошла спокойно. Море было спокойное. Я уже перестал бояться морской болезни, как вдруг откуда-то налетел ветерок, и волны сразу стали хорошо заметными. И тут я понял, что организм мой просто не встречался с таким испытанием, но привыкнуть сможет. У меня сразу пропал аппетит, хотелось чего-то горького, чтобы заглушить то неприятное, что старалось покинуть мой желудок. К вечеру ветер успокоился, и мы спокойно улеглись спать на отведенном нам месте.

Проснулся я от того, что кто-то заткнул мне рот и связывал сзади руки. Татьяна уже лежала связанная рядом. Ночь была ясная, и все было хорошо видно. Рядом с нашим судном стояло и терлось о борт другое судно, какие-то тени мелькали по палубе.

Я услышал голос Эфраима, говорившего с человеком с повязкой на голове и с мечом в руках:

– Ты почему грабишь наше судно? Я тебе дал деньги за двух человек, забирай их и уходи. Мы идем своим путем, а вы идете своим путем.

– Ты, Эфраим, либо дурак, либо очень хитрый, – говорил разбойник. – Неужели ты думаешь, что Мирали уйдет с кошельком твоих мелких монет? Половина товара моя.

От шума и от того, что у людей начали брать вещи, на палубе завязалась потасовка между грабителями и командой купеческого судна. В ход пошло оружие. До нас не было дела никому. Я кое-как выплюнул тряпку, которой мне заткнули рот, зубами вытащил кляп изо рта Татьяны и спросил, где ее нож, который я специально сделал ей для самозащиты.

– На бедре, – сказала Татьяна.

Ее никто не обыскивал и мне, со связанными за спиной руками, удалось поднять подол ее длинного платья и вытащить нож из ножен. Я перерезал ее веревки, а она освободила меня.

Пираты пришли за нами. Эфраим решил отомстить мне за подарки фараона и продать нас в рабство. Не рой другому яму. Внезапно, кто-то уронил жаровню с углями к горшкам, стоявшим на палубе. Один горшок разбился и загорелся ярким пламенем. Так и есть. Греческий огонь. Первобытный напалм, но этот напалм самовоспламеняющийся. В составе есть фосфид кальция, который выделяет газ фосфин, самовоспламеняющийся при расширении и соприкосновении с кислородом воздуха. Еще там негашеная известь, канифоль, сера, сырая нефть, селитра. И ничем ее не потушишь. Вода только размывает горящую смесь, а кое-кто уже зачерпнул воды и плеснул в пламя.

Купцы стали хватать горшки и бросать на палубу пиратского корабля, где уже стояли украденные горшки. Скоро оба корабля превратились в два больших костра. В огне я увидел лодку из папируса, которая была привязана к корме пиратского корабля, но ветерком ее прибило к нашему кораблю. Схватив Татьяну за руку, я потащил ее к борту и толкнул на лодку. Прыгнул сам и отрезал веревку, начав быстро грести веслом, чтобы отплыть от горящих судов. Честно говоря, суда, перевозившие греческий огонь, часто сгорали от самовоспламенения смеси.

Мы плыли в ночь, а вдали горели два огромных факела, слышались крики людей, но вскоре они стали все глуше и глуше и только отблески пламени указывали на то, что там произошла трагедия.

Доставшаяся нам лодка была тяжела, неповоротлива и совершенно не приспособлена для дальних переходов. Ни пищи, ни воды, ни сидений, ни мест для отдыха. Сноп тростника, перевязанный веревкой. Можно переплыть озеро. Переправиться через реку, но не плавать по морю.

Азарт от побега стал проходить под утро. Взятый ночью ориентир на Полярную звезду днем исчез. Мои всепогодные часы все-таки позволили взять направление на юго-запад, а циновка, используемая как парус, кое-как двигала наше судно.

Это сейчас Черное море оживленное. То американский эсминец, то прогулочное судно, то нарушитель границы на моторной лодке, то транспортное судно, набитое турецким ширпотребом. А в то время любое судно на встречном курсе было чудом.

Есть нечего, пить тоже. Подсказка пришла с появлением дельфинов. Они плыли параллельно парами, ныряя и выпрыгивая из воды. Я верю в дружелюбие дельфинов, их умственные способности, радость встречи с разумными существами. Их веселость объясняется и тем, что рядом находится пища, и дельфины ныряют за ней во время охоты, и выгоняют рыбу к поверхности, чтобы ее было легче поглощать. Значит, рыба есть, и рыба, вполне возможно, есть под нашим судном, так как судно отбрасывает тень и там она нежится в теплой воде в жаркий день.

Как сделать удочку? Из чего? Ничего железного, кроме ножика. Я распустил одну нить веревки, крепящей парус, проверил ее на прочность. По моим подсчетам, усилие на разрыв было около одного килограмма. Крепкая нить. От весла отщипнул кусочек дерева и стал осторожно вырезать крючок вдоль волокон дерева. Вроде бы что-то получилось в виде заусеницы на палочке. Какая же наживка? Хоть от себя кусок мяса отрезай. И тут я вспомнил, как мы в санатории на берегу Черного моря ловили ставридку.

На крючок надевается оплетка провода из полихлорвинила красного цвета. И рыба хватает ее. Только успевай подсекать. Затем рыбу прямо в полиэтиленовом пакете засыпали солью, держали три дня, промывали и развешивали на ниточке на балконе для подвяливания. А потом эту рыбку с холодненьким чешским пивом…

Как вспомнил, так появилось такое острое чувство ностальгии. И тут я увидел на одежде у Татьяны вышивку красными нитками. Распустив нитку, я обвязал ею крючок и оставил болтающийся кончик. Привязал нитку за палец и забросил крючок. Крючок плавал на воде и не собирался тонуть. Дерево.

Жду час. Жду второй. Забрасываю раз за разом, стараясь бросать в сторону тени. А почему в сторону тени? Брошу в сторону солнца. Со стороны тени меня видит рыба. А со стороны солнца она видит солнце. И вдруг нитку дернуло. И я дернул нитку и потянул к себе. Главное – не давать слабины и не тянуть слишком быстро, чтобы не порвать нитку. Есть! Поймал ставридку. Рыбка большая. Примерно двенадцать сантиметров в длину. Сразу разрезал ее вдоль хребта и дал Татьяне.