«Истероид» (так же, как «шизоид», «эпилептоид» и т. д.) – это модель для изучения соответствующего радикала, а не, в полном смысле, реальный индивид.

Истероидный радикал формирует специфическую тенденцию в поведении человека. Поведенческая тенденция – это более или менее осознанное стремление к определённым целям, результатам. Она может играть самостоятельную ведущую роль, когда радикал более остальных выражен – доминирует – в характере. Но чаще истероидная тенденция (для краткости – «истероидность»), смешиваясь с иными присутствующими в характере тенденциями, например, гипертимной, тревожной, паранойяльной, по-своему дополняет и модифицирует их проявления. Образуются интересные психологические коктейли, «вкус» которых нам ещё предстоит прочувствовать.

Истероидность – это демонстративность, фасадность (когда все реальные и выдуманные преимущества индивида ярко подсвечиваются и эффектно презентуются окружающим). Чем больше в характере человека истероидности, тем более он заметный и впечатляющий, и тем более «ненастоящий», декоративный. Очень похож на реального героя, но не герой, а природный артист, исполняющий эту роль.

Входят в историю те, кто смогли обзавестись впечатляющим имиджем. Их называют харизматичными, их высказывания и поступки передают из уст в уста. И мало кто задумывается над тем, что «звёздность» этих людей – часто не более чем легенда, иллюзия, драпировка, окутывающая весьма заурядную личность. Но о заурядности знают немногие посвященные, а громкое имя остается в летописях.

«Первая жизненная задача всякого человека», – сказал Оскар Уайльд, – «быть как можно более искусственным. Вторая пока не обнаружена». Вот вам и «драпировка»!

И еще важно: четыре десятилетия посвятив индивидуальной психодиагностике, изучив детально тысячи характеров представителей самых разных социальных групп, я утверждаю, что влияние, например, пола или расы на поведение отдельного человека (в профессии, в коммуникациях с другими людьми) настолько мало, что им легко можно пренебречь.

Впрочем, мы несколько отвлеклись, а нам предстоит ещё досконально разобраться в относительных «плюсах» и «минусах» истероидности. Предлагаю продолжить исследование.

Внутренние (физиологические) условия формирования истероидного радикала.^[13] Этот радикал базируется на слабой и, одновременно, подвижной нервной системе. Слабость (дефицит энергии) проявляется в неустойчивой работоспособности, потребности в частом отдыхе, восстановлении сил даже после объективно невысоких нагрузок. Подвижность позволяет быстро переключаться с одного потока информации на другой, с решения одной поведенческой задачи на другую. То есть, бросив дело незавершенным, браться за нечто новое.

Истероиду свойственно отказываться от трудоёмких реальных изнуряющих задач и легко, без внутренней борьбы и сомнений, переключаться на работу, гораздо менее затратную. Лучше всего – на создание иллюзии достижений.

Вот, копнув разок-другой лопатой землю, он, с саженцем в руке, эффектно позирует перед объективом телекамеры, изображая начало благородного процесса озеленения города. После съёмки он уже не вернётся к этой нелёгкой и грязноватой работе, поскольку его ждут ещё закладка камня в основание будущего завода, выступление на агитационном митинге под девизом «Все – на освоение целинных земель!», без всякой ответственности для него лично, и т. д., и т. п.

Ни озеленять, ни строить всерьёз он не станет. Тем более не поедет распахивать целину (хотя в момент своего вдохновенного обращения к публике будет к этому морально почти готов). Утомившись от речей, он отправится отдыхать, с чувством выполненного долга. При этом сторонние наблюдатели будут уверены, что именно он – основное действующее лицо, лидер и двигатель всех этих громко заявленных проектов. Такова принципиальная модель истероидного поведения.

Социальное значение истероидного радикала. В чём же, в таком случае, ценность истероидного радикала? Наблюдения показывают, что это один из наиболее часто встречающихся радикалов в структуре характера. Выходит, общество его поддерживает, одобряет?

Да, истероиды нравятся окружающим, с ними охотно создают семьи, заводят потомство, а это невозможно без признания их полезности. Неужели иллюзия может котироваться наравне с действительностью?! Когда это имитация ценилась выше подлинника?

Чтобы не ходить далеко за примерами, ответьте, какое из определений вам больше по сердцу: «Россия – сырьевой придаток Запада» или «Россия – гарант европейской и мировой энергетической безопасности»?

Абсолютное большинство граждан выберет второе определение. Мне оно, уж точно, нравится больше. Я готов забыть, что здесь, всего-навсего, разными словами выражено одно и то же.

Конечно, нам приятнее думать, что мы – сильные. Мы – победители. Мы – лучше всех. Причём точно так же мыслят и другие народы. И даже если реальность не даёт никаких оснований для самовосхваления, тем не менее, люди склонны думать именно так.

Это политика. Высокие, так сказать, сферы. Но разве жажда иллюзии не пронизывает и обыденное наше существование? Разве мы не нуждаемся в дружеской поддержке, в сочувствии? Разве не благодарим тех, кто, утешая нас в час поражения, превозносит наши достоинства, списывая все плохое на досадный случай?

Следовало бы, по-хорошему, нас высечь за допущенные промахи, за глупость, за леность, за некомпетентность. Но мы желаем совсем другого к себе отношения.

Мне запомнилась одна поучительная история. Шло обсуждение вариантов телевизионной программы на психологические темы. В качестве примера, точнее – затравки к разговору, его участникам была продемонстрирована запись популярного в США психологического шоу «Доктор Фил». По сюжету, к психологу обратились две женщины – сёстры. Старшая и младшая. Обе – в разводе, воспитывают маленьких детей. У старшей сестры – мальчик пяти лет, у младшей – шестилетняя девочка. Младшая сестра живёт в доме у старшей.

Проблема, как это преподносится зрителю, в том, что дочь младшей сестры ведёт себя слишком бойко: не слушает взрослых, своевольничает, нарушает установленный в доме режим. Может, например, ворваться в комнату, где вечером у телевизора отдыхают её мать и тётка, и шаловливой обезьянкой начать вертеться около них, отказываясь идти спать. Всё бы ничего, да мать девочки (по мнению старшей из сестёр – хозяйки дома), вместо того, чтобы принять решительные воспитательные меры, балует дочь, позволяет ей садиться себе и другим на шею.

Поводом для визита к психологу послужило нападение шалуньи на мальчика – сына своей тётки. Девочка перевозбудилась, стала агрессивной, неуправляемой и нарочно травмировала двоюродного братишку. Психолог, выслушав обе стороны конфликта, стал втолковывать женщинам элементарные правила воспитания детей.

«Разве вы не знаете, – спрашивал он, обращаясь к младшей сестре, – что улицу переходят на зелёный сигнал светофора?» – «Знаю». – «А что дети должны ложиться спать раньше родителей?» – «Тоже знаю». – «Почему же вы не можете объяснить это вашей дочке?» – «Теперь смогу, наверное».

Сеанс общения с психологом завершился под бурные аплодисменты присутствующих. Две зрелые годами американские гражданки, взявшись за руки, обрадовано пошли домой. Им внушили уверенность в том, что они – двое взрослых, объединив усилия, сумеют решить проблемы воспитания шестилетнего ребёнка. Happy end.

Понятно, что всё это – воплощение телевизионного сценария. Но важно существо вопроса. Реальная причина конфликта, воспроизведённого в телестудии, не в поведении девочки, а в отношениях двух взрослых женщин. Это они не могут разделить дом между собой (не юридически – тут у младшей сестры нет никаких прав, а функционально, для жизни). Это они борются за право хозяйничать в доме, устанавливать свои порядки (а в пространстве, не разделённом на суверенные территории, такая борьба неизбежна).