— отстраняться от повседневной жизни.

Другие симптомы, такие как бред и галлюцинации, могут проявиться позже.

Миф № 10: Это заболевание не поддается лечению. Хотя лекарств от шизофрении не существует, лечение может помочь вам справиться с ее симптомами и уменьшить ее влияние на вашу жизнь. Антипсихотические препараты помогут стабилизировать ваше состояние и снизить риск появления симптомов в будущем. Разговорная терапия и когнитивно-поведенческая терапия также являются полезными инструментами, которые могут показать вам, как лучше справляться со стрессом и жить в гармонии. Однако со временем шизофрения может усугубляться. Лечение обычно требуется до конца жизни.

Благодаря лечению многие люди с этим заболеванием могут жить полноценной, продуктивной жизнью.

ПРОЛОГ

ДО ОСВОБОЖДЕНИЯ

Февраль

— Ты не шизофреник.

Десять лет.

Десять лет я ждал, чтобы кто-то, кроме Розмари Донахью, сказал мне эти слова. Чтобы кто-то живой и чертовски компетентный подтвердил то, что я так долго знал.

Мой взгляд невозмутим от этого заявления. Я держу зрительный контакт с Дженнифер Л. Тако из медицинского учреждения «Эвергрин». Вот уже почти год я вижу ее три дня в неделю. Эта невысокая, седовласая женщина с родимым пятном цвета портвейна под левым глазом сказала мне единственное, что мне нужно было услышать с детства.

Я жду. Жду несколько минут в комфортной тишине. Жду, когда тяжесть спадет, когда появится чувство удовлетворения, но этого так и не происходит. Я не могу заставить себя чувствовать что-либо, кроме принятия.

Большая часть моей жизни была потрачена на то, чтобы жить во лжи, придуманной для защиты других. Были те, кто не заслуживал моего молчания, и те, кто всегда получал его по праву. И теперь я должен сидеть здесь с этой правдой — моей правдой — и пытаться понять, что это значит для моего будущего.

Буду ли я знать, как прожить жизнь, в которой нет лжи?

Дженнифер поправляет тонкую оправу овальной формы на переносице, кладет одну изящную ножку на другую и на ее лице появляется кислое выражение. Интересно, знают ли психотерапевты, что они дают нам инструменты, чтобы читать их?

— Я не знаю, какой врач считал этот диагноз приемлемым. Это было крайне опрометчиво и требует пересмотра его медицинской лицензии, — ее взгляд немного смягчается, когда она смотрит на меня через кофейный столик между нами. — Мне жаль, что мы никогда не сможем спросить его о причинах, Сайлас. Ты, по крайней мере, заслуживаешь объяснений.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, придерживая язык.

Пондероза Спрингс, город, который она никогда не поймет, пойдет на радикальные меры, чтобы скрыть свои мерзкие тайны и коррупцию. В мире нет такой клятвы Гиппократа, которая не позволила бы никому, в том числе и врачу, лгать, чтобы избежать негативной реакции.

— Да, — говорю я откровенно. — Мне тоже.

К этому врачу не осталось вопросов. Я знаю, почему он лгал моим родителям, почему подделывал медицинские заключения, чтобы они соответствовали его диагнозу. Мне жаль только, что он погиб в результате несчастного случая на лодке до того, как я смог заставить его проглотить собственные коленные чашечки за то, что он сделал с ней.

Конечно, Дженнифер ничего этого не знает. Это и не нужно, чтобы верно оценить меня. Никто никогда не узнает, почему Рональд Брюэр заставил любящих родителей и жестокий город поверить в то, что двенадцатилетний мальчик болен шизофренией.

Тайна. Клятва, которую я пообещал унести с собой в могилу. По сей день я держу данное ей слово. Это был единственный способ защитить ее.

Хотя мое обещание оберегать ее было нарушено в день ее смерти, я поклялся на ее надгробии, что никому не сойдет с рук причинение вреда Розмари Донахью. Никогда больше.

Плата за голову Стивена Синклера была фунт плоти³, и я готов был плюнуть в лицо богу, чтобы получить ее.

— Хочу сказать, что удивлена твоей реакции, — замечает Дженнифер, слегка наклонив голову. — Но с тех пор как я встретила тебя, Сайлас Хоторн, ты всегда был спокоен словно гладь воды. Никто не знает, какие глубины скрываются под ней, правда?

Уголок губ подергивается в ответ.

— Как долго ты знал, что не являешься шизофреником?

Я облокачиваюсь на спинку кожаного кресла, оглядываю кабинет из стекла и стали, скрещиваю руки на широкой груди и выпускаю тяжелый вздох.

— С пятнадцати лет.

Я понял это, когда мне было двенадцать; я знал, что я видел, но они так хорошо умели убеждать меня, что это все мое воображение. Они были непреклонны. Нет никакой девочки. Ее никогда не было, — говорили они мне.

Ее не существует. Ее голос звучит в твоей голове. Маленькая дурацкая игра, в которую играл со мной мой разум.

Снова и снова.

Неважно, что я говорил, никто мне не верил.

Поэтому я сдался и замолчал. Зачем говорить, если никто не придает значения твоим словам? Может быть, они так хорошо меня обработали, что я даже поверил им на какое-то время.

— Это тогда ты перестал принимать лекарство?

Я медленно киваю.

— Таблетки с витамином В.

На ее губах появляется улыбка. Я уверен, что мой терапевт не должен одобрять подмену лекарств, но Джен всегда была приветлива, и я думаю, что, учитывая мою не самую обычную ситуацию, улыбка вполне оправдана.

— У меня был эпизод, когда я… — я делаю паузу, ненавидя себя за необходимость спрашивать. Ненавижу себя за то, что они заставили меня усомниться в своем здравомыслии настолько, что я нуждаюсь в подтверждениях. — … когда меня сюда привезли, этот эпизод, что это было?

В моей памяти всплывают воспоминания о прошлой весне, фрагменты кошмара. Сэйдж Донахью возвращается в Пондероза Спрингс после смерти сестры. Голоса, которые пришли ко мне впервые в жизни, наблюдение за тем, как дом Фрэнка Донахью пылает, а демоны танцуют среди них.

Я вижу эти моменты, фрагменты и половину времени мне кажется, что это был не я. Я просто смотрю фильм, а главный герой, оказывается, похож на меня.

— Эпизод, который привел к твоей госпитализации, был психотическим срывом⁴. Ты пережил невообразимую травму — смерть человека, к которому был эмоционально привязан. Эта травма в совокупности с годами, когда тебе никто не верил, запустила спираль, которую не смог бы остановить даже ты сам, если бы захотел. Это неудачное стечение обстоятельств, но это не шизофрения.

Дженнифер перелистывает бумаги на коленях, нахмурив брови и продолжая говорить.

— Насколько я могу судить, эпизод, который они зафиксировали, когда ты был маленьким, был не таким же. В записях доктора Брюэра почти нет информации, и этого недостаточно, чтобы поставить такой серьезный диагноз пациенту в таком юном возрасте.

Я усмехаюсь, не в силах сдержаться.

Мой первый эпизод.

Я был ребенком, кричащим о помощи. Не из-за галлюцинаций или бреда. Меня никто не слушал, не хотел слышать. Я был в панике, напуган, и никто не мог поверить в то, что я видел.

— Судя по тому, что я узнала от твоих родителей и из скудных записей, у тебя были ранние признаки депрессии, и, вероятно, именно поэтому родители обратились к врачу. Они были напуганы внезапным изменением твоего поведения, и я думаю, что у них всегда были самые лучшие намерения в отношении тебя. Они и сейчас желают лучшего, но их вера была ошибочной. Мне жаль, что именно тебе пришлось расплачиваться за это, Сайлас.

Я перевожу взгляд на Дженн, понимая, что она действительно сожалеет. Что в какой-то степени ей небезразличен я и то, что произошло. Искренняя забота о моем здоровье привела ее к такому выводу.

Это объяснение. Ответ.

Уверенность, в которой, как мне ни неприятно это признавать, я нуждался.

Когда меня поместили сюда, я верил всему, что обо мне говорили. Каждому шепоту, каждой лжи, слухам и искаженной правде.

Потому что, когда Сэйдж вернулась и приближалась годовщина со дня смерти Розмари, я начал замечать кое-какие вещи, слышать их своими ушами. Я видел их, и они пожирали меня, пока я не поверил, что они реальны. Пока я не поверил тому, что они мне говорят, и не придал значения их лживым словам.