Но приятная глазу картинка перед ним всё же предстала. Только повернулся, а Соня голая стоит! Ни намёка на трусики, бюстгальтер или халатик. Только заколка в волосах. Как будто к чему-то подготовилась заранее и всё сама для себя решила.

«Надуваюсь!» — как будто бы даже донеслось откуда-то ниже пояса.

А женщина оказалась простой и даже бесхитростной. Так как тут же присела на колени, решив показать, к чему именно готовилась. Словно прилежная ученица, показывающая домашнюю работу, она тут же потянула резинку спортивных штанов вниз, чтобы сразу перейти к сути.

Понимая, что сейчас пронзит её в глаз копьём, Боря сам присел и подняв под локти Соню, встал вместе с ней. Орудие упёрлось в живот, конечно. Но поговорить пока можно.

«Чехол не покинуло!» — обнадёжил внутренний голос.

— Соня, я просто благодарен тебе за пирог, потому и помыл посуду.

— Ну ты не только посуду помыл, — улыбнулась она и коснулась носом щеки. — Ты же помогаешь нам… девочки от тебя в восторге.

— Соня… — дыхание участилось, так как сердце ускорило ход и перед глазами начинала проявлять себя пелена. Больше всего на свете Глобальному хотелось раздеться и обнажив шпагу, ворваться в бой, тыкая во все щели, которые сможет найти на расстоянии вытянутой руки.

Хотя бы за пирог. Однако, перед глазами стояла и Рая. И стол её был ничуть не хуже, даже больше. И стиснув зубы, Боря рыкнул и снова в глаза Соне посмотрел. Пристально.

— Соня, ты делаешь это потому что прямо хочется и надо или потому, что… благодарна?

— Я очень тебе благодарна! — пошла в атаку женщина, начав покрывать поцелуями щетину на щеке, что появилась с утра в следствии большого количества тестостерона в молодом организме, потому целила ближе к губам, где помягче. — И… очень хочется, Боря!

Оборона крепости «имени Бориса Глобального» готова была пасть. И такими вдруг тонкими и зыбкими стали принципы. А когда за ствол схватили, так ещё и внутренний голос завопил: «Ну какие ещё обязательства? Кольца я у тебя пока не вижу! Только долговые браслеты. Ты же раб, по сути, Боря. Пользуйся моментом и поживи немного».

И он даже тоже немного начал отвечать на поцелуи. Но тут Соня допустила роковую ошибку, брякнув:

— Ещё и цветы всем подарил. Четыре букета. Ничего себе. Ты знаешь, когда в последний раз нам Егор цветы дарил? Всем — никогда. А мне в последний раз ромашки. Летом. На клумбе сорвал в соседнем дворе. А лицо было довольное, как у викинга-завоевателя.

«Блядь! Ну что мы творим, Борь? Уверен, что надо всех разведёнок с грузом на районе радовать?» — тут же справедливо возмутился внутренний голос таким тоном, что вообще не при делах и сугубо осуждает: «Дело даже не в том, что у неё трое детей. Они все — чудо. Но есть помощь тем, кому нужно, а есть это… ты сейчас просто трахнешь её и уйдёшь, как ни в чем не бывало ужинать с Раей?»

Боря тут же лицо отвёл, в сторону окна посмотрел, стараясь восстановить дыхание.

— Но ты же тоже хочешь! — попыталась удержать его за продукт потенциального внедрения хозяйка.

— Тело глупо, Соня, — ответил сантехник как хриплый, прокуренный алкаш. Горло перехватило, гормоны били по вискам смесью адреналина. Но что-то на грани сознания ещё позволяло контролировать этот процесс. И он добавил максимально пафосно. — Ты мне ничего не должна.

Как можно мягче отстранившись, он вышел в коридор. Температура тела подскочила градусов до трёхсот, и это только в районе ушей. На голову хоть чайник ставь греться. А в районе паха — перегретая плазма. Выстрелит и прожжёт насквозь весь дом и ещё пару соседних.

— Борь… — уже стыдливо прикрывая грудь, сказала она с кухни. — Это потому что я… старая? Да?

ЛЮБОЙ ответ был бы не верным!

Словно заглянув в будущее, Глобальный вдруг понял, что если начнёт убеждать её в обратном, очнутся в спальне. Ну потому что может и молод. А женщины к сорока не могут быть старыми. Это доказать надо. Конечно, ему! Конечно, ей. Ведь она — тоже чудо, как и её дети. И вроде бы на развод пошла, вроде бы без пяти минут свободна. И ничего с прошлым не связывает. Не витает бесплотным духом рядом Егорка, не давит на ту самую совесть. Никто никому ничего не должен.

Но себе — должен! Хотя бы признаться в том, что это не та женщина, с которой хочет остаться на необитаемом острове и за год-другой заселить его, сделав очень даже обитаемым.

Потому Боря сделал единственное, что мог в этой ситуации.

— Я тебе напишу, — обронил он сипло и выскочил за дверь, пока мозг не начал анализировать ситуации и пришёл бы к выводу, что как мужик он должен был вдуть. Ну потому что мог и молод, а она не старая. И всё по второму кругу в этом замкнутом цикле перерождающихся душ!

Захлопнув за собой дверь, он некоторое время слушал шаги. Может же психануть и выскочить, крикнуть что-нибудь вдогонку. Тогда и ему стыдно будет, и ей потом извиняться.

А в чём конкретно его вина? Не ясно.

Зато ясно, что в штанах тесно. Бесхитростный организм, чуждый душевных метаний и как раз был не против ходить по каждой квартире в подъезде и удовлетворять всех женщин от восемнадцати до шестидесяти. «Но если следит за собой», то и семидесяти. Но подобные опыты проводить не хотелось. Потому что есть зов плоти, а есть какие-то внутренние направляющие. Тайные. И его вектор развития в данный момент был не здесь.

— Чего ушёл-то? — раздался вдруг голос с лестницы.

Боря поправился, дошёл до лифта и выглянул из-за него. Прислонившись спиной к стене, на лесенке сидела Вера и вертела в руке так и не початую пачку сигарет. Тонких, женских, но вообще не подходящих её образу юной и красивой.

«Вероятно, малую спихнула средней», — выдал короткую аналитику внутренний голос, не способный из-за гула в ушах пока думать шире.

— А ты чего тут? Пытаешься начать курить? — он хотел было присесть рядом, но тут же передумал сгибаться, так как ракета по-прежнему целится в космос. Разве что одну ступень отбросила. Заранее. Чтобы легче взлёт был.

Девушка подняла глаза к нему. Хмыкнула и открыв пачку на его глазах, начала безбожно врать:

— Да я уже три месяца курю. Вот как о тебе думать начинаю, сразу что-нибудь положить в рот и тянет.

В подтверждении своих слов, Вера достала сигарету и тут же взяла губами… фильтром наружу.

— Врёшь! — тут же забрал у неё сигарету Боря и смял одним движением.

— Нет, не вру. Это по Фрейду! — возмутилась девушка и следом даже зажигалку достала из сумочки. Полную. — Как представлю, что беру твой прибор, так рот слюной и наполняется.

— Вера! — следом забрал и пачку Боря и без всяких сомнений выкинул в мусоропровод.

— А что Вера? — тут же скуксилась девушка. — Мамке значит, можно, а мне нет?

— Да нет у нас ничего с твоей мамой! — возмутился сантехник, но зажигалку забрать уже не сумел.

— А в прошлый раз? — тут же уличила старшая дочь Егора.

— Ну там прямо… надо было, — растерялся сантехник, понимая, что спалили, когда на кухне спасал положение дел.

Оба замолчали, испытывая неловкость. Боря уже хотел вызвать лифт, не испытывая никакого желания ходить по лестнице на трёх ногах, но тут Вера шмыгнула носом и добавила:

— Ну вот что за пиздец по жизни происходит? Мужика люблю — не понимает. Покурить думала — не дают. Воспитывает меня ещё. А я тебе не маленькая! Мне через месяц восемнадцать!

— А мне двадцать, — припомнил очевидное Боря.

— Так между нами разница всего в два года!

— И что?

— А то! — ответила она грозно, но не было чем подкрепить. И она снова поникла. А затем смахнула слезу и добавила. — Муж должен быть старше жены. Тогда брак хороший будет.

— Вера, дело не в возрасте. В моей жизни и так… хватает.

— Женщин? — едва не взвизгнула она.

— Дел! — отрезал одним словом этот спор Глобальный. Но видя растерянность в глазах, добавил. — Долги, вопросы жильё, работа. Мне не до этих вот… игр. В убеждение и прочее.

— Игр? — подскочила со ступеньки Вера. — Но я же люблю тебя!