Карлсефни и Эйндриди Лебединая шея стояли по бокам наковальни. Уставший и разгоряченный, Карлсефни смягчился, увидев, как улыбается маленький Снорри. Эйндриди велел рабу Плосконосому не зевать. Они ковали гвозди. А потом прибавил, не поднимая глаз:

– Лучше бы нам ковать наконечники для копий, раз мы увидели скрелингов!

Гудрид насторожилась и прижала Снорри к себе.

– Скрелинги? Здесь? Почему же мне никто не сказал об этом?

– Мы сами только что узнали об этом, – сказал Карлсефни. – Плосконосый говорит, что когда утром они с Эльдгримом выгоняли скот на пастбище, они вышли прямо на полдюжины уродливых маленьких человечков, одетых в звериные шкуры, с большими глазами и широкими скулами. Эльдгрим спросил их, откуда они и что им здесь надобно, но они трещали трещотками и молча смотрели на них, а потом отплыли от берега на кожаных лодках. Плосконосый считает, что они больше посматривали на коров, чем на них с Эльдгримом. Я послал на берег трех вооруженных людей, чтобы нас не застигли врасплох.

Гудрид ничего не говорила. А Карлсефни повернул якорь на наковальне и продолжал:

– Может, ничего и не случится, а может, скрелинги вернутся назад. Достань то красное полотно, которое мы привезли из Гренландии, Гудрид, на случай, если они захотят торговать с нами… Плосконосый сказал, что у них были отличные шкуры. А потом еще они убили двух наших собак и сняли с них шкуры, прежде чем Плосконосый и Эльдгрим встретили их!

Плосконосый добавил угля в огонь, словно бы эти разговоры его не касались, а Гудрид думала про себя, как удалось Карлсефни вытянуть такую длинную историю из этого молчаливого раба. Плосконосый не отличался красноречием, как и Харальд Конская грива. До ее сознания медленно доходило все услышанное, и в глазах у нее внезапно потемнело. Она вдруг вспомнила щенка, которого в Арнастапи унес в когтях огромный орел, и услышала вновь слова Халльдис: «Нужно было лучше следить за ним!»

Ни один человек не должен упрекнуть ее в том, что она плохо смотрит за своим сыном. И если кто-то поднимет на малыша руку, она убъет его! Прижав к себе ребенка, она сказала Карлсефни:

– Как ты думаешь, что нужно скрелингам? Они действительно могут прийти снова?

– Наверное, они преследовали оленя, который вышел на берег, – это была самка, и ей пришло время телиться. Раньше мы никогда не видели здесь скрелингов, и я думаю, что они живут не на острове, а где-нибудь за лесом. Но как бы то ни было, нам теперь надо надежно охранять наши дома.

А скрелинги вскоре появились снова, но на этот раз они не приплыли на лодках. Они вдруг выскочили из небольшой рощицы позади домов и наткнулись прямо на быка, который пасся неподалеку, оставаясь на привязи. Перепуганное животное начало метаться из стороны в сторону. Из домов выбежали люди и заметили, что некоторые скрелинги исчезли в лесу, а другие бросились к их домам. Викинги живо заслонили собой проход к домам, держа мечи наготове, а незваные гости обратились в бегство и скрылись в лесу.

Напуганный бык оборвал привязь: он выглядел устрашающе. Торбранд сын Снорри не решался приблизиться к животному. Тогда Гудрид тронула его за плечо.

– Твой племянник, Эгиль сын Торлейва, усмирил быка, когда мы плыли на Песчаный Мыс: он просто ласково поговорил с ним и дунул ему в ноздри…

Торбранд, удивленно пожав плечами, направился к здоровому быку. Остановившись у ручья, он крепко схватил его за недоуздок, притянув поближе к себе его большую голову, и подул животному прямо в ноздри. Бык обмяк, напряженные его мускулы разгладились, и едва Торбранд отпустил его, как он принялся мирно щипать траву.

– Впервые вижу такое… – сказал Карлсефни, выйдя из кузницы, приблизившись к Гудрид и оглядывая лесную опушку.

В доме проснулся Снорри, огласив весь двор требовательным криком. То ли эти мирные звуки придали скрелингам уверенности, то ли они почувствовали уважение к людям, которые сумели обуздать страшное животное, – но они опять бесшумно вышли из леса. Их было больше дюжины, и вид у них был дикий. На этот раз скрелинги положили перед Карлсефни большие тюки с мехами, словно поняв, кто здесь хёвдинг.

Карлсефни сделал знак людям возле домов, чтобы они оставались на страже, а сам сказал Гудрид:

– Они хотят торговать с нами. Пусть Торкатла и другие женщины помогут тебе разрезать на куски наше красное полотно, и мы посмотрим, обменяют ли они на него свои меха.

Самый высокий из скрелингов, красивый юноша, несмотря на спутанные космы и взгляд исподлобья, сделал шаг вперед, держа в руках связку блестящих шкурок, и гордо показал их Карлсефни. Затем он ткнул пальцем в его пояс, на котором висели меч и охотничий нож, давая понять, что он желает получить в обмен на меха это оружие.

Карлсефни качнул головой и протянул скрелингу кусок красной ткани, принесенный Гудрид. Высокий юноша довольно пощупал полотно, помедлив немного, а потом сделал знак своим людям, что ткань годится для обмена на шкуры. Три дюжины переселенцев не спускали со скрелингов глаз, когда те двинулись вперед со своими шкурами. Каждый получал от Карлсефни свой кусок ткани и отходил в сторону, завязав материю на голове или на поясе.

Женщины проворно разрезали ткань на все более мелкие полосы, пока меха не кончились. Но когда Асгрим Худой собрался уже унести шкуры, Карлсефни едко заметил ему, что только глупец может занять руки вместо того, чтобы держаться за оружие. Шкуры можно унести и потом, когда скрелинги уйдут.

Туземцы и переселенцы молча стояли, глядя друг на друга, пока наконец высокий юноша не сказал что-то своим властным голосом и люди его не скрылись в лесу так же бесшумно, как и пришли.

Только после того, как она села на постель покормить Снорри, Гудрид поняла, какое напряжение ей пришлось выдержать в этот день. Она вынуждена была подождать, когда к груди подступит молоко, и Снорри, устав кричать в одиночестве, жадно зачмокал. Наконец молоко попало ему в рот, и он принялся сосать, а Гудрид откинулась на подушки, думая, что все же лучше стоять со скрелингами лицом к лицу, чем жить в тревожной неизвестности. Они ведь дали понять переселенцам, что хотят торговать с ними.