- Ч-что? – переспросив, часто заморгала Карина, немного приходя в себя.
- Не боишься… ходить одна? – в мужском тоне слышалось неодобрение, но в то же время любопытство.
Он говорил медленно и с сильным акцентом, делая паузы между словами, как говорят люди на чужом языке, который только начали учить или когда-то знали, но давно на нем не разговаривали.
- Мне кажется, я уже ничего не боюсь, - отвела взгляд Карина, снова принимаясь рассматривать пейзаж перед собой. Она тоже заговорила медленнее, чем обычно, чтобы ему было проще ее понимать. – Мне хотелось поблагодарить тебя за помощь. Я видела тебя, но думала, что это сон, - призналась она, а ее щеки слегка порозовели.
Мужчина слегка поморщился, словно вспомнил о чем-то неприятном и как-то неопределенно качнул головой, вроде и не отрицая своего участия в ее спасении, но в то же время будто не признавая, что Карине есть за что его благодарить. Между ними повисла неловкая пауза. У девушки на языке вертелось множество вопросов, но она все никак не могла решиться их озвучить. Поведение этого странного араба ставило Карину в тупик, заставляя ее теряться в догадках относительно его мотивов. Вроде бы он и зла ей не желает, но и особо дружелюбным не выглядит. Может, зря она все это затеяла и будет лучше вернуться к своим? Карина устало потерла ноющие виски, чувствуя постепенно накатывающие волны приближающейся мигрени.
- Больно?
Карина вздрогнула от неожиданности и скосила взгляд на задавшего вопрос мужчину. Тот терпеливо ждал от нее ответа, поблескивая своими невыносимыми черными глазами, которые прожигали насквозь.
- Немного, - ответила она, вспоминая, что пузырек с обезболивающими таблетками, выданный ей врачом, остался у Боцмана.
Мужчина достал из кармана брюк прозрачный целлофановый пакетик, раскрыл его и протянул Карине. Девушка с опаской глянула на незнакомые зеленые листики с бордовыми прожилками, и на ее лице отразилось недоумение.
- Что это? – поинтересовалась она.
- Кат, - лаконично ответил мужчина. – Берешь, - он оторвал пальцами один листочек и поднес ко рту, - и жуешь.
Карина завороженно смотрела, как он принялся медленно пережевывать неизвестное ей растение, и рука по инерции потянулась к пакету, который мужчина пододвинул ближе к ней. Немного абстрагируясь от происходящего, она сознавала, что ее действия вряд ли можно было назвать разумными, но мысленно махнула на все предостережения, которые крупными значками замаячили перед ее внутреннем взором, и взяла предложенное угощение. Лист правильной овальной формы ничем подозрительным не пах, вернее, он вообще не имел запаха. В довесок его можно было бы окрестить безвкусным, если бы он слегка не горчил, выделяя вязкий сок.
- Проглатывать не надо, - предупредил ее йеменец и приложил палец к своей щеке, - держи это… здесь.
Сначала Карина ничего особенного не почувствовала, но с удивлением обнаружила, что голова чудесным образом перестала болеть, а во всем теле ощущалась приятная расслабленность. После всех выпавших на ее долю волнений и переживаний ей стало настолько хорошо, что она уже по собственной инициативе потянула руку за добавкой, и вскоре кашица из еще одного листочка упокоилась с внутренней стороны левой щеки.
- Спасибо, - в итоге нарушила тишину Карина, блаженно улыбаясь, - у меня больше ничего не болит. И за то, что вытащил спасибо, и за то, что отпустил нас всех тогда, - ее речь лилась свободно без особых усилий, и от прежней скованности не осталось и следа. – Ты спас мне жизнь, а я даже не знаю, как тебя зовут. - Фарид, - представился мужчина, которого совсем не удивила ее словоохотливость.
- Фарид… - повторила девушка, прокатив экзотическое имя по небу, словно пробуя дорогой коньяк, который пила один раз в жизни. – А меня Карина, - спохватившись, вежливо добавила она и задала еще один мучавший ее вопрос, - откуда ты знаешь русский язык?
- Моя мама русская, - просто ответил он, а у девушки от удивления округлились глаза. – Когда отец погиб, она увезла меня в Россию. Я ходил в обычную школу, моими друзьями были русские. Мать хотела, чтобы я стал дипломатом, но я бросил учебу и вернулся сюда, к семье моего отца.
- Зачем? – Карина действительно не понимала этого поступка, который казался ей совершенно нелогичным, ведь в России у него было столько возможностей для комфортной жизни.
- Потому что здесь моя земля… мой дом… мои люди, - для Фарида же все это было настолько очевидным, что и не требовало особых пояснений. – Это моя война, - со значением добавил он, перефразировав собственные слова Карины.
- Что хорошего в войне? – тихо пробормотала она переведенную фразу из известной песни Эдвина Старра. Перед ее мысленным взором пронеслись картины упадка и разрухи, которые она видела в Йемене с его заброшенными и полуразрушенными зданиями, которые террористы безбоязненно использовали для своих целей.
- Ничего, - Фарид даже не догадывался, что вторил словам музыканта, который был более категоричен в своем утверждении, отвечая на этот вопрос «абсолютно ничего».
Они снова на некоторое время замолчали, думая о своем. На этот раз тишину прервал Фарид:
- Я хочу мира. И делаю все, чтобы эта война закончилась.
Его новое признание в очередной раз потрясло Карину. Она во все глаза смотрела на своего собеседника, ожидая продолжения.
- Мой дядя привел меня в «Ансар Аллах», и я разделил путь моих братьев, - поведал ей Фарид, и его задумчивый взгляд подернулся дымкой воспоминаний. Черты его лица посуровели под тяжким бременем навалившейся ответственности за судьбу доверившихся ему людей. – Этот путь был труден и долог. Но в итоге мы заставили уважать и признавать нашу силу, - с ноткой гордости в тоне произнес Фарид, имея в виду перемирие, которое хуситы заключили с йеменским правительством в начале текушего года. – Но этого мало, - тут же покачал он головой и с горечью добавил, - нужно договориться с Саудовской Аравией и США, иначе новая война неизбежна.
- Поэтому ты здесь? – Догадалась Карина о причине присутствия Фарида на военной базе.
- Да, - подтвердил он и, вспомнив о чем-то, едва заметно улыбнулся. – Эти переговоры очень важны. А перед важным событием я всегда ухожу… побыть один, помолиться Аллаху, - Фарид поднес к груди раскрытые ладони и поднял темные глаза к небу, - прошу его дать знак, все ли делаю правильно…
- Правильно! Конечно, правильно, - не сдержавшись, перебила его Карина, - как можно в этом сомневаться?
Ее искренние эмоции вызвали у мужчины слабую улыбку, но он лишь печально покачал головой:
- Кто-то считает это трусостью. Все мои братья – настоящие войны. Они готовы убивать, готовы умирать… но никогда не пойдут к врагам. А я хочу мира не ценой их крови.
Карина испытала острый приступ жалости к этому, безусловно, сильному, но невероятно одинокому человеку, представляя, как нелегко ему приходится по обе стороны баррикад. Для одних он опасный чужак, от которого можно ожидать все, что угодно, а свои готовы заклеймить предателем за умеренный либерализм во взглядах.
- В тот день перед отъездом я так много молился, что забыл о еде и воде, - снова вернулся к своему рассказу Фарид. – Я решил, что успею вернуться в лагерь до заката, и пошел короткой тропой к воде. И очень удивился, увидев там русских.
Мужчина перевел взгляд на застывшую в напряжении девушку, которая не забыла подробности их первой встречи.
- Я не собирался следить за вашей группой, но потом увидел тебя…
Тут мужчина невольно запнулся, когда перед глазами снова предстала картина с видом полуобнаженной девушки с невероятно белой кожей. На миг ему почудилось, что он умер и попал в Ал-Джанну, где из истока священной реки Каусар прекрасная гурия зачерпывает воду и омывает свой стройный стан. Наваждение тут же прошло, но он ничего не мог поделать с тем, что ноги сами направились в сторону соблазнительного видения. Торопливо, но осторожно он подкрался к наклонившейся девушке на расстояние вытянутой руки, и ему оставалось дождаться, пока она выпрямиться, чтобы сделать рывок и зажать ей одной рукой рот, а второй привычно надавить на сонную артерию, пока жертва не потеряет сознание. Но все пошло не по плану, и он сам с трудом удержался на ногах, когда неожиданно оглушив его, прелестная дева довольно метко ударила камнем ему прямо в висок и тут же испарилась. Фарид неосознанно потер ушибленное место, заставляя Карину занервничать.
