– И? Тебе места мало? – он окинул взглядом комнату и снова перевёл взгляд на меня. Интересно, у него есть медалька мастера самых прозрачных намёков? С удовольствием подарю, если нет.
– Как скажешь, – легко пожала плечами я. Очевидно, для себя он уже всё решил, раз именно эту комнату "отдал на растерзание под мои сборы", а не гостевую, как планировал ранее. – Я в душ.
Будь я наивной, я бы непременно загрузилась бы какой-нибудь чушью в духе "этот туалетный столик, это место на постели, да даже этот душ раньше принадлежали другой бабе, фу!", но наивной я не была. Это просто вещи, не больше и не меньше. В случае острой необходимости я и в чужую одежду могу влезть, так что такие мелочи меня уж точно не волнуют – я только усмехаюсь на заметно опустевшие полки в душе, на которых раньше явно стояли всяческие уходовые приблуды бывшей. А теперь моя сумочка с миниатюрами ухода постоит, и этот мир из-за этого совершенно точно не рухнет.
Замотав волосы в полотенце, я влезаю в свою футболку и с пакостливой улыбочкой выхожу из душа, не потрудившись втиснуться обратно в джинсы. Олега в комнате не было, поэтому туалетный столик я оккупирую без всяческого зазрения и принимаюсь за макияж. Плотный тон, тёмно-бордовые губы, едва заметные стрелки, пышные ресницы – короче, классическая такая клубная тёлочка.
Олег возвращается в тот момент, когда время на часах плавно подступает к половине десятого, а я докручиваю последний локон. Он уже готов и ожидаемо чертовски хорош – гладко выбрит, волосы зачёсаны назад и только одна тоненькая прядь падает на лоб, вызывая желание зарыться в его волосы пальцами и заправить её назад, одет в чёрный костюм с белой рубашкой, не застёгнутую на пуговицу под горлом. Я даже про себя похвалила свой выбор в пользу чёрного платья – вместе мы хорошо будем смотреться.
Он молчит, только наблюдает за мной, и я решаю продолжить свои сборы. Вынимаю из рюкзака свой ансамбль на этот вечер, ногтем подцепляю ценник на упаковке чулок, силюсь не ухмыляться на мужской заинтересованный взгляд на меня, но и смущаться не тороплюсь – любая попытка поиграть в скромницу смажет впечатление, это мини-представление лучше довести до конца. Чулки я натягиваю красиво, не спеша, прекрасно знаю, что ноги у меня достаточно стройные и длинные, чтобы зрелище получилось достаточно впечатляющим и будоражащим сознание одного конкретного зрителя.
На шею надеваю цепь на манер чокера, на запястья – те самые браслеты, на которые он тогда обратил внимание на приёме, они и впрямь непростые – цепь на шее легко может превратить их в наручники, и судя по потемневшему взгляду, он об этом прекрасно знает. В уши вдеваю серьги-цепи, такие же как цепь на шее, и не знающий человек даже и не заподозрит в этом комплекте что-то непотребное, просто агрессивные украшения. На закуску стягиваю с себя футболку и тянусь за платьем, фигуру скрывают только длинные волосы, да тонкий капрон, но назвать это хоть каким-нибудь подобием прикрытия уж точно нельзя, по сути я обнажена перед ним.
– Тебе совсем не жаль стараний? – низким и хриплым голосом уточняет у меня Олег.
– Каких стараний? – невинно переспрашиваю я в ответ, как будто меня саму эта игра ни капельки не взволновала.
– Ты почти полтора часа собиралась, – хмыкает мужчина, пока я расстёгиваю молнию на платье, стоя спиной к нему. – Красилась, волосы укладывала… А сейчас делаешь всё, чтобы я отменил все планы и остался с тобой дома в постели.
– Ты, конечно, можешь так поступить, но знай, что я жутко обижусь, как только отдышусь, – усмехнулась я в ответ.
– Пятёрка за умение держать лицо, – по моему телу скользнули его руки, заставив меня вздрогнуть, закусить губу и напрочь забыть, зачем я мучаю в руках платье. Кончиками пальцев он очерчивает давно окаменевший сосок, ведёт вдоль моего тела, второй рукой перехватывает меня за горло, не позволяя дёргаться в его руках, и чуть проникает между моих половых губ, наглядно доказывая мне, что моё тело меня выдаёт – женщинам, конечно, проще скрыть возбуждение, но явно не от профессионального психолога, который способен заметить его в тех моих движениях, которым даже я сама не придам никакого значения. – А говоришь, женского коварства не существует. Ты же до последнего будешь в гордость играть, когда у самой в голове все мысли только о том, чтобы опереться руками о стол и попросить взять тебя пожёстче.
Я бы может даже поспорила с ним, если бы не всхлипнула, стоило ему войти в меня двумя пальцами и чуть сильнее сдавить мне горло. Не знаю, так ли очевидна моя тяга к жесткому сексу или у него просто точно такие же предпочтения в постели, но он делал всё именно так, как нужно, не задавая лишних вопросов и не пытаясь нежничать. Мы были едины в мысли, что, если бы мне что-то не понравилось, я бы попыталась вывернуться из его рук как минимум и он не стал бы меня удерживать, но я не пыталась, мне нравилось отдавать себя в его власть, подчиняться его рукам, внимать низкому голосу и быть уверенной, что он точно знает, как лучше.
– Обопрись руками о стол и прогнись в спине, – тихий хриплый приказ, которому я не сопротивляюсь, только заглядываю ему в глаза через зеркало, животом невольно касаясь холодной спинки стула. – Хорошая девочка.
Никаких нежностей, никаких соплей, нам обоим это не нужно. Властность и покорность, приказы и подчинение, его железный самоконтроль и мои нелепые попытки держать себя в руках, его уверенные движения и мои судорожные отклики. Он ведёт рукой вдоль моего позвоночника, через зеркало наблюдает за лицом, оглаживает бёдра и ягодицы, как будто изучает моё тело на ощупь, узнаёт границы дозволенного, выискивает слабые места и самые чувствительные точки. Незначительная ласка – бессмысленная трата времени, я выражаю своё недовольство, подавшись назад, толкнувшись своими бёдрами о его, прозрачно намекая, что к чертям мне не сдалась его ласка, хочу его в себе, чтобы он, как он там сказал, ах да, взял меня пожёстче.
– Терпение, милая, – тихо смеётся он, доставая из кармана брюк презерватив. Ох, контрацепция, ну конечно. Я об этом даже и не подумала, опустившись, кажется, на уровень первобытных инстинктов. Даже оправдываться не буду. Брутальный жест – открыть обёртку зубами, чертовски возбуждающий и сексуальный. Он дразнит меня, издевается, проводит головкой вдоль губ, но не входит, как будто ждёт от меня чего-то – приподнимает бровь, стоит нам в зеркале столкнуться глазами, и я понимаю, что это что-то вроде шанса отказаться, остановиться, проявить так называемое "явное несогласие". Да щаз-з, ага.
– Пожалуйста, – шёпотом, закусив губу, чтобы не сорваться на скулёж.
Никаких толчков, он входит в меня аккуратно, не причиняя боли или дискомфорта, удостоверяясь, что мне комфортно. Трогательная забота, пропитанная опытом, он прекрасно знает, что резкость в первый раз с новым партнёром ни к чему. Несколько пробных движений, как раскачка, но стоит ему войти полностью, как я не сдерживаю высокого стона и именно он, видимо, становится сигналом, мол, всё окей, потому что он ускоряется, входит в меня жёстче, будь раздеты мы оба, разгорячённая кожа звонко бы шлёпала друг о друга, но меня даже ещё больше возбуждает картинка в зеркале, как полностью одетый мужчина имеет сзади полностью обнажённую девушку.
У меня редко бывало такое, чтобы было настолько хорошо, настолько правильно, настолько подходяще, а этот случай был как раз из таких. Так, как нужно, с правильной долей властности и заботы, подчинение без унижения, без попыток задеть мою гордость, только констатация факта – я ведущий, ты ведомая, иди за мной, и я покажу тебе небо в алмазах. В его руках вовсе не стыдно стонать, гнуть спину и кусать губы, наоборот, сейчас нет ничего правильнее и важнее, чем откликаться на него, отзываться на его прикосновения, стонать на каждый толчок внутри и впиваться отросшими ногтями в свои же ладошки.
– Иди сюда, – шёпотом позвал он и я поднимаюсь, разворачиваюсь в его руках, а он откинул стул в сторону к чёртовой матери, чтобы подсадить меня на столик и впиться в губы поцелуем, снова превращая нас в единое целое, ухмыляясь, когда я стону в наш поцелуй, прижимаюсь к нему ближе, опутываю ногами талию, руками оплетаю шею. – Моя девочка. Только моя.
