ГЛАВА, В КОТОРОЙ МЫ ПОЗНАКОМИМСЯ С ТРАКТИРЩИЦЕЙ

Я не сказала вам, что трактир, в котором жила и работала Адель, стоял сразу за шлагбаумом на выезде из Копенгагена. С одной стороны дороги тянулось мрачное в это время года поле. С другой – мрачный в любое время лес.

Никогда в ночь на Сочельник тут не проходили путники…

Вот над полем покатилась полная луна и осветила трактир. Двери заперты, окна темны. И лишь в чердачном окошке мерцает свеча.

Свеча стоит в кружке, кружка – на подоконнике.

Новогодний шар легонько покачивается и кружится на еловой ветке.

Адель протянула руку к замедлившему свое вращение шару, вновь крутанула его. И чердачная каморка заискрилась бликами, нарисованная тройка лошадей, несущих карету, помчалась куда-то, а франтоватый кучер защелкал длинным кнутом. Девушке даже почудилось, что бархатные шторки раздвинулись, и в глубине кареты мелькнула печальная дама, укутанная в меха.

Адель поежилась: как же все-таки холодно. За окном завыла метель.

В это время у порога трактира юлой заплясал метельный столбик, докрутился до самой двери, снег осыпался – и на крыльце оказались мрачный Пит и веселый Этьен. Этьен стряхнул с плеч остатки снега, поднял лицо к полной луне. И отчего-то луна показалась ему подобием рождественского шара…

А в стеклянном шаре на чердаке вдруг отразилась серая кошачья морда…

И тут же снизу в каморку долетел грубый голос трактирщицы:

– Адель!

От неожиданности Адель вздрогнула, а шар – о, ужас! – соскочил с ветки, упал на пол и разбился…

Девушка, не веря своим глазам, сползла с табуретки, опустилась перед осколками на колени.

Она смотрела на осколки и по щекам ее текли крупные слезы. В одном осколке отразилась семья за столом, на столе – рождественский гусь, мать качает Адель, завернутую в пеленки. В другом осколке – умирающая мать держит крошку Адель за руку. В третьем осколке – малышку Адель тянет за собой трактирщица. И во всех мелких кусочках – Адель, сочиняющая письмо Юлемандену…

– Адель! – раздался все тот же противный голос.

И девушка пулей вылетела из чердачной каморки. Послышался топот бегущих вниз по лестнице девичьих ног…

А на чердак, в щель от неприкрытой двери вновь заглянул чрезвычайно упитанный серый кот.

Кот приметил, как из норки осторожно вылезла толстая мышь. Мышь повела усами, быстро пробежала к самому большому из сверкающих осколков разбитого шара и заглянула в него…

Что это?! Неужто, волшебство? В зеркальном осколке вместо мыши отразился усатый дородный купец! Мышь радостно запищала, даже встала на лапки, поворачиваясь боками – и, гляньте-ка, в отражении купец точно так же стал крутиться, туда бочком, сюда бочком…

Тут скрипнула дверь, мышь оглянулась – увидела кота, кажется, он готовился к прыжку… Но не успел кот сказать «мяу!», мышь прошмыгнула назад в свою норку.

А Адель бежала по лестнице, перепрыгивая ступеньки, и внизу плюхнулась прямо в живот толстой трактирщицы.

– Опять бездельничала, паршивка?

Трактирщица подняла, было, свою ручищу, чтобы ударить служанку… Ах, я и забыла сказать, что девушка жила здесь в прислугах! …Но в тот же миг раздался сильный стук в дверь.

Трактирщица опустила руку, поскребла щетинистый подбородок и произнесла:

– Кого это принесла нелегкая?

Она повела носом в сторону двери, будто хотела унюхать: что за смельчак постучал в ее трактир в ночь на Сочельник.

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ПИТ ПРОСАЧИВАЕТСЯ В ТРАКТИР

Зал трактира был освещен лишь от тлеющих углей огромного камина. На очаге висел здоровенный котел. И всюду свисали на нитках пучки сухих трав, видать, хозяйка знала в них толк.

Посреди зала стоял большущий стол, да какой же трактир без стола? А по бокам стояли длинные лавки. Под лестницей, по которой только что спустилась Адель, была устроена ниша со всяким скарбом, ее прикрывала цветистая занавеска. Имелась и стойка, за которой трактирщица в обычную пору наливала гостям напитки. Прямо за стойкой – дверь на кухню. А по стенам висели лесные трофеи: рога и чучела, клыки да когти. Бррр!

Вот таким был этот придорожный трактир с толстой, из столетнего дуба, входной дверью. Впрочем, захаживали сюда лишь самые отчаянные путники да охотники, им нравилось такое убранство.

А на пороге под качающейся от метели вывеской прыгал продрогший Этьен. Парень настойчиво стучал в дверь кулаком:

– Эй! Есть кто? Откройте!

Трактирщица стояла, опершись толстыми руками о стол. Открывать явно не торопилась.

– Посмотри-ка в щелку, стоит ли впускать этого разбойника! – шепотом приказала она Адель.

Девушка на цыпочках подошла к двери, заглянула в дверную щель и разглядела Этьена, он стоял, пританцовывая.

По лестнице в зал спустился жирный серый кот, оглядел Адель и хозяйку, и вскарабкался на подоконник с замерзшим окном.

– Да откройте же, я околел совсем! – прокричал с улицы Этьен.

Кот улегся на подоконнике. А с той стороны окна Пит подышал на замерзшее стекло и на стекле сразу оттаял лед. Кот зевнул, мельком глянул в оттаявший круг и – шерсть на нем встала дыбом: прямо на него с той стороны окна смотрел Черный Пит. Кота с подоконника как ветром сдуло, и он прыгнул прямо на толстый загривок Трактирщицы.

– Эй, безобразник! – удивилась та и вновь подозрительно повела носом, – Что-то тут нечисто.

И все же трактирщица ничего не учуяла.

А Пит протиснулся сквозь стекло и, невидимый для девушки и хозяйки, соскочил с подоконника на пол. Кот, глядя на Пита, только таращил глаза и шипел.

– Чего уставился? – сказал коту Пит, – Терпеть не могу котов.

Этьен все стучался, трактирщица раздумывала, Адель смотрела в замочную скважину. Пит щелкнул пальцами, и тотчас у камина появилось невидимое кресло с пледом. Пит уселся в кресло, укутал озябшие ноги. Кот от такой наглости оцарапал трактирщице шею и та, разозлившись, скинула его с себя:

– Когти распускать? А ну, брысь!

И кот забился под лестницей, с опаской поглядывая на Пита из-под занавески.

– Да откройте же! Я заплачу! – молил Этьен.

Трактирщица оттолкнула Адель и сама глянула в дверную щель.

– Нищий музыкантишка с лютней, – презрительно сказала она, разглядев гостя, – У них вечно ни гроша за душой. Не открывай.

И она прошла на кухню и стала там греметь кастрюлями.

– Эй! Мороз крепчает! – кричал Этьен.

Адель очень испугалась.

– Госпожа, пусти его на ночлег!

– Пусть идет восвояси! – откликнулась трактирщица.

И снова стук в дверь, но уже намного, намного слабее. Пит зевнул в кресле.

– Откройте ради святого Рождества! – донеслось с улицы.

Адель, ни секунды не медля, взметнулась по лестнице вверх, в свою каморку и тут же вернулась, в руке у нее был мешочек с монетами. Трактирщица вышла из кухни, она жевала кусок оставшегося с ужина мяса.

Служанка высыпала себе на ладонь все деньги, что были в мешочке. Хозяйка взглядом посчитала монеты и утерла рот кулаком.

– Госпожа, – горячо заговорила Адель, – Матушка в детстве мне говорила, если в такую ночь постучится гость, я должна принять его как принца, потому что…

И Адель запнулась, слова комом встали у нее в горле. Трактирщица усмехнулась.

– Это все, что у меня есть, – вздохнула Адель, – Я сама заплачу за его ночлег.

– И дуреха же ты, – хмыкнула трактирщица и сгребла монеты с ее руки, – Ладно. Впускай. Да не жги свечу.

И трактирщица тяжело поднялась по лестнице – на второй этаж, где были комнаты для гостей и ее собственная спальня.

Как только хозяйка ушла, Адель отперла дверной засов…

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЭТЬЕН ЗАНОВО ЗНАКОМИТСЯ С АДЕЛЬ

Вместе с Этьеном в зал ворвалась метель и пробежалась до очага. Но девушка быстро захлопнула дверь и заперла засов.

– Прошу вас, входите, грейтесь!

– Вы меня чуть в ледышку не превратили! – проворчал Этьен, снимая шляпу и стряхивая с себя гору снега, лютня за его спиной при этом жалобно всхлипнула, – Это ведь трактир, я не ошибся?