– Разве это не очевидно? Я забочусь о детях другой женщины! – Гнев и бросившаяся в лицо кровь душили ее. – О детях другой женщины, которую ты любил и обнимал. А я, пока ты все это делал, вышивала сотни дурацких наволочек, вспоминая те три поцелуя и раздумывая, не сойду ли я в могилу без того, чтобы… – Она выбросила вперед руку, чуть не коснувшись его лица. – Ты понимаешь, что я имею в виду. Конечно, понимаешь. То, что ты был женат на мне, не удержало тебя.

Он так быстро преодолел расстояние между корытами, что она не поняла его намерений. На это не было времени. Да если бы и было, она бы не догадалась. Его руки обхватили ее за талию, она оказалась плотно прижатой к его жесткому телу, и те волнующие мужские запахи, которые она ощутила в его палатке, обволокли ее и чуть не лишили чувств. Жар его рук и жесткое мускулистое сильное тело оказали на нее такое действие, что слова застряли у нее в горле, а дыхание прервалось. С губ ее слетел едва слышный вздох.

– Ты что?

Потом его жесткие губы прижались к ее губам, горячо, требовательно, почти яростно. Это не был поцелуй неопытного юноши. Его язык вторгся в ее рот, заставив ее разомкнуть губы, смутив и испугав ее, но в тоже время обжигающий электрический разряд ударил ей в спину и ток пробежал по всему ее телу.

Глядя на него широко раскрытыми глазами, Энджи подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но, к ее изумлению, они обвились вокруг его шеи, а колени ее подогнулись. Ее тело стало податливым, готовым полностью сдаться, уступить действию электрического разряда, спалившего ее сопротивление и волю.

Боже милостивый, она пробовала его на вкус! Ее язык соприкоснулся с его языком, а тело ощутило его твердость. Она почувствовала, как его объятия стали крепче, а руки оказались у нее под ягодицами, заставив ее буквально вжаться, влиться в его тело и принять его форму. Он дотронулся до ее спины. Никогда ничего подобного с ней не случалось. Это было потрясением, удивительным открытием. И жар его ладоней на ее ягодицах вызывал в ней странные неведомые ощущения. Внутри у нее стало горячо, и она просто обезумела.

Ее руки скользнули к его лицу, и впервые Энджи ощутила под ладонями щеки своего мужа. Кожа его была плотной, крепкой, слегка покрытой подрастающей щетиной. Она открыла волнующий возбуждающий солоноватый вкус мужчины. Этот поцелуй не походил на их первые целомудренные поцелуи, которыми они обменивались много лет назад. Это объятие не было похоже на то нежное бережное объятие, когда она ощу-щала-себя хрупкой фарфоровой статуэткой.

Это был поцелуй мужчины, и в нем была мужская потребность узнавать вкус ее рта и крепко прижимать ее к своему железному телу, а от этого воспламенялись и ее сознание, и плоть.

Когда наконец Сэм оторвался от ее губ, они оба дышали тяжело, и Энджи упала бы, если бы он не удерживал ее за талию. Ее ноги превратились в овсяный кисель.

– Вот теперь тебя поцеловали, – сказал он, глядя ей прямо в зрачки.

Но ее смятенное сознание в этот момент напомнило ей, что на ней ее самое старое платье, скверные перекрученные чулки, а волосы растрепаны и спутаны. Не был ли поцелуй, который она только что испытала, предназначен для женщины в ином, соблазнительном наряде? Она ничего не могла понять.

Взгляд Сэма прояснился, и он уронил руки, как если бы ее талия обожгла его ладони. Подойдя к раковине, он склонился над ней и выглянул в окно.

– Прошу прощения. Я ведь поклялся, что не прикоснусь к тебе. – Он провел рукой по длинным волосам.

Одурманенная и дрожащая, Энджи опустилась на стул. Земля сдвинулась со своей оси. Мир навсегда перестал быть тем, чем был прежде. Этот мужчина познал вкус ее рта, и оказалось, что никогда прежде с ней не происходило ничего более волнующего. Она и не представляла, что такое возможно. А если бы знала, то совершила бы ошибку и оттолкнула его. Дрожащими пальцами она потрогала уголки рта. Губы были горячими и припухшими. Слава Богу, хоть сердце ее перестало так бешено биться. Помоги ей Господь, ей хотелось, чтобы он снова поцеловал ее так же.

Сэм смущенно откашлялся. Он заметил стеклянные баночки и горшочки, поставленные Энджи на полку над плитой.

– Что это?

– Именно то, о чем говорят этикетки на баночках. – Голос ее звучал хрипло. Она с трудом говорила: никак не могла отдышаться. – Я поздно начала стирать, потому что пошла в город и заплатила все твои мелкие долги. Остальное в этих баночках.

На баночках и в самом деле были наклеены этикетки с надписями «Сэм (деньги на салун, баню и стирку)», «Энджи и девочки (на покупки для школы, одежду и непредвиденные расходы)», «Пища», «Расходы на дом», «Операция», «Развод».

– Не вижу баночки, где было бы написано «Подарки». Маленьким девочкам время от времени требуются подарки или гостинцы. Ну, например, рожок с мороженым, красивая лента для волос.

– Я выделила средства на непредвиденные расходы, – пожала она плечами.

Он взял баночки с деньгами на операцию и развод и потряс их. Деньги зазвенели.

– По пятьдесят центов в каждой баночке?

– Ты задолжал многим, поэтому осталось мало.

Она ответила ему, но в сознании ее еще звучало его последнее замечание. Как это ему пришло в голову, что девочки нуждаются в подарках и угощении? Очевидно, он был прирожденным отцом. Сэм работал слишком много, чтобы проводить время с дочерьми, хотя Энджи и считала, что он должен делать это чаще.

Сэм поставил баночки на прежнее место.

– Зима – скверное время для строителей. Сейчас надо хватать как можно больше работы.

Как ни удивительно, заработок у него был хороший. К сожалению, ей не удалось отложить много, потому что Сэму пришлось как следует заплатить своим людям за сверхурочную работу. К тому же у него оказалось много долгов.

– Я не могла найти Марша Коллинза и выплатить ему долг, хотя он самый большой. Бакалейщик сказал мне, что Коллинза можно найти в «Золотом башмачке», но, разумеется, я не пошла в салун. Кто такой Марш Коллинз?

Он кивнул, но только позже Энджи осознала, что он так и не объяснил, кто такой Марш Коллинз.

– Хватит ли денег, чтобы купить девочкам новую одежду? – Она была вынуждена попросить его повторить вопрос, потому что ее мысли разбегались. Теперь она разглядывала, как фланелевая рубашка облегает его широкие плечи. Ее горло сжало волнение при воспоминании о прикосновении его мускулистой груди, прижимавшейся к ее грудям, и она поспешно отвела взгляд от его бедер и ног, туго обтянутых джинсами.

– Новая одежда. Да. Я думаю об этом. – Она не могла сосредоточиться, и голос ее звучал смущенно. – Мы можем сэкономить деньги, если перешьем для девочек пару моих платьев. – У нее и в самом деле было много одежды, которую она еще не распаковала. – Тогда нам придется потратиться только на портниху. И на башмаки. А также на некоторые непредвиденные покупки.

Отвернувшись от раковины, он хмуро посмотрел на нее.

– Тебе незачем жертвовать своими вещами. Твой отец одевал мою жену десять лет, и я не хочу, чтобы он одевал и моих дочерей. Купи новую материю.

Она молча смотрела, как он взял свое ведерко с едой и шагнул к двери.

– Покупать новое – расточительство. Мы могли бы использовать эти деньги на другие нужды, – сказала Энджи, все еще стоя к нему спиной.

– Не желаю, чтобы дочери носили обноски.

Знала она раньше, насколько он упрям и горд? Нет, пожалуй, не знала. Осознав, что он собирается уйти, Энджи встала и посмотрела ему в лицо. Подбородок ее был воинственно вздернут.

– Я не собираюсь стирать твое белье.

Если он вообразил, что может поцеловать ее, а потом вывести из терпения и заставить исполнять каждодневный унылый труд настоящей, а не фиктивной жены, то ошибается. Вместо того чтобы умаслить ее и сделать покладистой, он восстановил Эйджи против себя. Его поцелуй показал ей, чего она была лишена все эти годы, и осознание этой потери привело ее в ярость. Он стоял, держась рукой за дверную ручку.

– Я чуть не забыл. Кто такой Питер Де Грут?