— Может, вы хотели сказать - бурлаки? - притворно вежливо осведомилась я. - На Волге, под Сталинградом? Потрясающие арии выводят! Некоторым вашим друзьям выпадет случай в этом лично убедиться.

Дался же мне Сталинград! Отчаянно хотелось хоть как-нибудь поставить на место вредную Диту, которая постоянно меня доводит, даже мельком встречаясь в коридоре пронзает ненавидящим взглядом.

— А что такое бурлаки? - поинтересовался сосед по дивану, назвавшийся капитаном-летчиком.

— Разнорабочие, вроде грузчиков… лямку тянут, - устало ответила я. - Кстати, у вас замечательная фамилия.

Но молодой рыжеватый немец опять прервал наш диалог со Штольцем:

— Так фройляйн нам сыграет? Что-нибудь именно русское.

Жаль, я не знаю ни одного похоронного марша! «Вставай, страна огромная» ему подойдет? Ну, чего он пристал ко мне, этот долговязый "Ганс"? Видимо, придется перемещаться поближе к генералу и Францу, может, прилипала поймет, наконец, что я тут на работе, а не ради их начищенных сапог.

Неожиданно меня выручает Гюнтер. Он вскидывает подбородок, смотрит на приставучего парня и громко заявляет:

— Ваше имя, офицер!

— Лейтентант Клаус Вольф, но я… я не различу ваше звание…

— Гауптман Люфтваффе Гюнтер Альберт Штольц, к вашим услугам. Мою форму не успели забрать из прачечной, я только позавчера прибыл из госпиталя.

— Прошу простить! Приятного вечера, господин Штольц. Отдыхайте!

Немец, только что домогавшийся моей игры, лихо свел каблуки вместе и мотнул головой так, что дернулась набок косая светлая челка. А потом он круто развернулся и куда-то убежал.

Я с облегчением перевела дух и уже немного приветливей посмотрела на соседа:

— Вы старше его по чину, да? Я плохо разбираюсь, простите.

— Именно так.

— Надеюсь, вы хотя бы не генерал?

Нет, мне нужно заклеить рот, так как слова из него опережают чувство самосохранения и порой противоречат здравому смыслу. Но Гюнтер заметно повеселел и тихо засмеялся, покачав головой из стороны в сторону.

— Боюсь, с моим везением в последнее время мне не дотянуть даже до полковника.

— А что с вами произошло? Вы ведь летчик, правильно? У вас не раскрылся парашют?

Я вовсе не собиралась с ним церемониться, с какой стати! Гюнтер снова засмеялся, отчего показался мне вполне славным, милым человеком, с ним можно было просто сидеть и разговаривать, хотя, кто его знает, может, это лишь первое обманчивое впечатление.

— А вы в самом деле из Советов? Должен заметить, ваш немецкий безупречен.

— Да… я наследница древней княжеской династии, веду свой род от царевны Софьи.

Понял он мою шутку или просто делает вид, что ему смешно? Я вдруг ловлю на себе напряженный, тяжелый взгляд Отто. Оцениваю обстановку вокруг: Франц болтает о чем-то с подружкой генерала, обо мне и не вспоминает, а сам Вальтер разговаривает с двумя солидными подтянутыми дядьками, причем, один из них точно гестаповец, судя по черной форме.

— Вы сказали, что у меня замечательная фамилия, отчего же? - напоминает о себе Гюнтер.

— Просто в русской литературе есть один положительный персонаж - Андрей Штольц из романа Гончарова "Обломов". Идеальный мужчина с лучшими немецкими чертами: хозяйственный, рачительный, степенный… ммм… аккуратный, чистоплотный… верный и преданный друг… отличный семьянин.

— Да, да, Ася, я именно такой!

У меня даже скулы свело от его скорого ответа.

«Кто бы сомневался? Все вы тут - хозяйственные и рачительные - ни один волосок не потеряете, ни одну стоптанную детскую туфельку, что уж говорить о золотых зубах...»

Продолжать беседу мне расхотелось, но Гюнтер этого не понимал.

— Так вы не замужем, фройляйн?

— А вы женаты? - грубовато перебила я.

— Меня ждет невеста… она проживает в Гернсбахе, вы знаете, где это, Ася?

— Не имею представления!

— О, как же - Шварцвальд! Земля сказок и легенд… вишневый торт…

— Постойте! Сказки… Гауф «Холодное сердце», действие происходит в Шварцвальде?

— Вы слышали эту сказку, Ася?

— Ну, конечно, очень поучительная история и даже жуткая. Я видела филь… «Нет, фильма я видеть, наверно, не могла, надо срочно выкручиваться...»

— Я очень люблю сказки - братья Гримм, Гауф, Гофман, Распэ, Андерсон…

— Позвольте, Андерсон - датчанин!

— Да, да, конечно… простите!

«Дожила, уже извиняюсь тут перед ним… а он только вежливо кивает головой, зато кажется, Отто опять бесится. И поделом! Ах, наш бессмертный Отто, бесись - бесись, может, скорее в клинику отправят, тогда все твои предсказания Вальтер сочтет за бред".

— Я немного знаю русскую литературу, я читал Льва Толстого и мне было очень жаль Анну… - вздыхает Гюнтер.

— Каренину! А «Войну и мир» Льва Толстого вы читали?

— Да… да… немного.

Сколько же у нас с ним тем для разговора, оказывается. Я впечатлена.

— Значит, вы летчик… так… а могу я задать вам один вопрос?

— Конечно, фройляйн!

— Вот если начнется война с русскими и вам прикажут разбомбить госпиталь или санитарный поезд, например, или велят скидывать бомбы на взятый в блокадное кольцо город… вы будете это делать?

Гюнтер немного помолчал, а потом уже как-то уже по-другому, более серьезно посмотрел на меня.

— Я - солдат и не должен обсуждать приказы, это очевидно. Вы задаете странные вопросы, Ася. Да, сейчас много говорят о войне… люди встревожены, но зачем же так волноваться? У вас в Советском Союзе осталась семья, может быть, дети? Почему вы здесь? С кем вы здесь?

У меня в горле словно комок застрял, я ничего больше не могла говорить, а мне бы хотелось ему сказать:

«Да, Гюнтер… ты очень приятный мужчина, ты интеллигентный, образованный, умеешь себя вести в обществе, без сомнений будешь образцовый муж и заботливый отец… Но если тебе скажут лететь на восток и кидать бомбы на головы детей и женщин, расстреливать сверху раненых и санитарок, что выпрыгивают из горящего поезда, ты будешь это делать с таким же спокойным и сосредоточенным лицом, как сейчас… разве что чуть суровее сдвинешь брови, чтобы увереннее попадать в цель, чтобы не промахиваться и не тратить патроны зря… патроны надо беречь… они стоят денег.

А потом ты вернешься на свой аэродром, вылезешь из кабины самолета, сдашь транспорт механику, окажешься дома... помоешь руки и сядешь за стол... Ты помолишься перед едой, Гюнтер? Ты возблагодаришь Господа за ниспосланный тебе кусочек хлеба со шварцвальдской розовой ветчиной... за рюмочку шнапса?»

Меня вдруг затошнило. Может, Гюнтер серьезно ранен и долго еще не возьмется за штурвал? Буду думать именно так, станет немного легче.

Мы надолго замолчали, я даже не планировала ничего отвечать Гюнтеру, я уставилась в одну точку на погоне Отто, к тому времени Бледнолицый уже отвернулся от меня и разговаривал с туго затянутым в поясе жеманным офицером, как только тот не переломится пополам… стоп… а где Франц? Вальтера тоже нет, как и этой светленькой дамы, что с ним любезничала. А я-то что здесь сижу? Надо бежать к себе.

Я резко срываюсь с места и все же бросаю прощальный взгляд на удивленного Штольца:

— Всего доброго, мне пора!

— Ну, куда же вы, Ася? Мы можем просто поговорить о литературе, о книгах… даже о русских книгах…

Передо мной мелькнуло ехидное лицо одной польской тетки. Злобная Дита не хотела отпускать меня просто так:

— О, вы можете назвать хоть одну хорошую русскую книгу, что вышла при большевиках? Все лучшие русские писатели умерли еще при несчастном царе. Союз похоронил русскую литературу, остались только лозунги и манифесты.

Я готова была в волосы вцепиться этой наглой ведьме, расцарапать ей лицо, да хотя бы плюнуть в ее лоснящуюся от крема и румян физиономию.

— Вы глубоко ошибаетесь пани, нам все еще есть чем гордиться.

— Ваша культура загнивает, это же очевидно, вы разрушили все самое ценное до основания, вы убили царя…

— Маленькая поправочка, пани, когда Николая Александровича расстреляли, он царем уже не был, поскольку от престола к тому времени благополучно отрекся. Бросил трон в самый ответственный момент. Но, к несчастью, не догадался вывезти из полыхающей мятежами страны жену и детей. Мне, конечно, по- человечески всех их безумно жаль, с ними зверски поступили, но не надо говорить, что со смертью царя Николая рухнула русская культура.