Лучше не трогай меня, Шарлотта!

От того, каким тоном это сказано и вообще от самого выражения его лица, меня словно обухом по голове бъет: я ему, можно сказать, в любви признаюсь, а он… он… Встаю на носочки и целую его прямо в губы… Ровно две четверти единой секунды я ощущаю нежность его горячих губ и стойкий запах растопленной на языке карамели, конфеты, что он недавно съел, потом я подхватываю с пола свою королевскую мантию (ну и пусть она выглядит как старое Алексово покрывало!) и величественно удаляюсь в свои покои (ну и пусть они все лишь Алексова же лаборатория по выведению бабочек).

Я не верю, что ему нет до меня никакого дела — просто некоторые умеют слишком хорошо скрывать свои чувства.

Следующий день проходит под знаком «ожидания Франчески», даже дед, который с ней в принципе не знаком, кажется каким-то притихшим. Ну и, конечно же, она возвращается в тот самый момент, когда мы с Алексом и дедушкой смотрим фильм в гостиной (другого момента для своего триумфального водворения в дом на Максимилианштрассе она, конечно же, и придумать не могла): разом раздаются звонок в дверь, поворот ключа в той самой двери, ее восторженный окрик «Адриан, солнце мое» и стук ее же каблучков по паркетному полу в направлении нашего дружного трио, которое разом подбирается, словно готовясь к великой битве.

И где же мой Адрианчик? О, — это она замечает нас с дедом и ее лицо вытягивается, — непрошенные гости. — И тут же с наигранной веселостью: — Приятно познакомиться, Франческа.

Дед пожимает протянутую ему ручку, на секунду замешкавшись — должно быть, решает, не должен ли он облобызать ее по примеру средневековых трубадуров. Все-таки эта итальянка умеет пустить пыль в глаза своей красотой!

А с тобой… наглая шлюшка, — шепчет она мне на ухо, приобнимая в своих якобы приветственных объятиях, — я уже имела несчастье быть знакомой.

Ты тоже мне не особо нравишься, — вторю я ей в ответ тем же приглушенным шепотом.

Мы одариваем друг друга убийственными взглядами, наверное, примеряясь к слабым местам противника, если вдруг придется схватиться в рукопашную. К счастью, в этот момент на пороге появляется Адриан — покинул-таки свое укрытие в кабинете — весь день просидел там, как сычь. Явно от меня прятался… Он сразу же видит наши с Франческой схлестнувшиеся взгляды, и мне почти хочется, чтобы он выбрал правильную сторону.

Мою, не Франческину!

Но он подходит и целует женщину в щеку. Предатель! Я задираю подбородок повыше и сажусь рядом с Алексом на прежнее место, а та уже повисает на Адриане, одновременно трепля его волосы, касаясь пальцами его груди и целуя его… пахнущие карамелью губы одновременно. От одного вида всего этого у меня начинаются спазмы в области желудка…

Кажется, меня сейчас стошнит, — шепчу я Алексу ровно таким голосом, чтобы это мог услышать не только он один, но чтобы при этом меня не сочли и дерзкой выскочкой тоже.

Тот вскидывает на меня удивленный взгляд, но все же тут же подхватывает мой тон:

Поверь, если смотреть в сторону — станет легче! Доверься моему двухлетнему опыту.

Слышу, как Франческа громко фыркает, словно разъяренная кошка, но продолжаю смотреть в сторону, радуясь возможности позлить ее. Раньше она наводила на меня оторопь, а теперь я ее просто ненавижу… Почему ей позволено то, о чем я могу только мечтать? Почему нельзя взять и вычеркнуть память о ее руках на любимом мною теле, руках, которые могут касаться его когда хотят и где хотят?

Я сжимаю кулаки и откидываюсь на спинку дивана — дедушка смотрит на меня умными, всепонимающими глазами… и от этого мне становится только горше.

20 глава

Рождественские каникулы наконец закончиваются, и я рада отвлечься, с головой погрузившись в учебный процесс.

С Юлианом у нас тоже устанавливается некий шаткий нейтралитет: он кидает мне при встрече краткое «привет», а я отвечала столь же кратким «пока»; и хотя я по-прежнему продолжаю спать в комнате с бабочками, мне всерьез начинает казаться, что он изжил свое маниакальное стремление переспать со мной во что бы то ни стало… Однако однажды утром я нахожу в своей комнате следы сигаретного пепла на покрывале — неужели он сидел на моей кровати и курил? Ждал моего возвращения? Как знать… В любом случае, в доме курит лишь он один.

Однажды, после особенно трудного дня в универе, я застаю деда за физическими упражнениями, настоятельно прописанными ему доктором Кляйном: он думает, я не догадываюсь, что все его рвение по восстановлению нормального функционирования ноги, целиком и полностью связано с Глорией, щеголять перед которой с парочкой костылей вовсе не входит в его намерения. А, между тем, визит к ней назначен на конец мая… Она обещает заставить нас с Алексом полоть ее драгоценные грядки с тюльпанами.

Я показываю деду большой палец, мол, молодец, продолжай в том же духе, а сама иду к Алексу, который как раз занят размещением своих новых куколок бабочек в одном из приготовленных для них инсектариев.

Сипроетта стелена, — тут же называет мне парень название будущих бабочек. — Ты таких еще не видела!

Я опускаюсь на свой диванчик — мы с ним в последнее время очень сроднились — и молча наблюдаю за его действиями.

Ты знала, что существует древнее индейское сказание, которое гласит, что живые бабочки не просто пархают над цветущими растениями — нет, в этот момент они передают наши мечты и желания небесам?

Правда? — отзываюсь я на слова Алекса, а сама думаю о том, как же много моих дум и мечтаний эти самые бабочки уже передали небесам… Тех самых мечтаний, которые я нашептывала им темными ночами, лежа на этом самом диване! Может быть, они однажды и в самом деле исполнятся? Может быть, все это было не зря?

И без всякого перехода спрашиваю:

Скажи, почему Юлиан так не любит твоего отца? Что за черная кошка между ними пробежала?

Парень как раз управляется с последней куколкой и оборачивается ко мне.

Заметила, значит? — произносит он с задумчивым видом. — А мне казалось, Юлиан научился неплохо это скрывать… — Потом ерошит свои темные волосы и продолжает: — Я и сам толком не знаю, в чем там дело, но только братец вбил себе в голову навязчивую мысль о том, что это отец виноват в смерти нашей матери.

А это так?

Нет, конечно! Это чистой воды бред, — возмущенно горячится Алекс. — У мамы был рак мозга. Каким образом отец может быть к этому причастен?! Он души в ней не чаял. Он Любил Ее, Шарлотта.

Он замолкает, утыкаясь взглядом в один из своих цветочных горшков. Я робко кладу руку на его плечо и в знак сопреживания и несильно его сжимаю.

Прости, — шепчу я виноватым голосом.

Ты не виновата, — бубнит он насупленно. — Не виновата в том, что некоторые с головой не дружат… Отец не очень любит распространяться на этот счет, но дело в том, что Юлиан не очень-то был счастлив заиметь отцом безусова мальчишку, едва ли на десяток лет старше себя самого… Я слышал, он стеснялся выбора нашей матери и всячески сторонился отца, считая, что друзья засмеют его, — Алекс вскидывает на меня потемневшие глаза — ему обидно за своего отца, и я его понимаю. — Пока мама была жива, Юлиан еще как-то сдерживался, хотя даже она не всегда могла обуздать его беспочвенную агрессию — отец всегда относился к нему по-доброму! — но после маминой смерти брат и вовсе слетел с катушек… Он считает, что не выйди мама замуж за нашего отца — она по-прежнему была бы жива. И ничто не способно убедить его в обратном… Это какой-то глюк, отклонение, я даже не знаю, как это правильно назвать… Только так вот мы и живем, — заканчивать он с тихим вздохом, невесело мне улыбаясь. — Не говори отцу, что я тебе рассказал — для него это больной вопрос.

Не скажу, — обещаю я, — но спасибо, что просветил.

А это правда, что вы с Юлианом расстались? — любопытствует в свою очередь Алекс.

Да, правда. И уже давно…

Парень вскидывает брови и следом морщит свой длинный нос тоже.