Я касаюсь ее руки и утвердительно киваю головой. Это мать Адриана? Час от часу не легче: мой дед флиртует с матерью Адриана… Праведные небеса!

Ты ездила за вещами, милая? — обращается ко мне дед, лихо подруливая на своем инвалидном кресле.

Снова киваю головой.

Она, должно быть, утомилась с дороги, — объясняет он Глории мою молчаливость. — Давай отпустим ее наверх немного отдохнуть… Юные девушки и их нервы, — многозначительно пожимает он своими плечами, и его собеседница понимающе ему улыбается, мол, и сама когда-то была юной девчушкой, к счастью, такой недостаток как молодость, быстро проходит.

Нет, думаю я, поднимаясь по лестнице в свою новую комнату, это вовсе не контузия после взорвавшейся бомбы, это самый настоящий апокалипсис в его чистейшем виде… «Юные девушки и их нервы», передразниваю я слова деда, в очередной раз прокручивая их в своей голове, это надо ж такое придумать. Уму не постижимо!

Я прячусь в своей комнате до тех самых пор, пока Анна Харль самолично не приходит вызволить меня из моего добровольного заточения.

Ты решила бросить меня одну с мамой? — трагическим шепотом осведомляется она, осматривая обстановку моей светло-салатовой комнаты с миленькими занавесками на окнах. Моя спортивная сумка все еще стоит полуразобранной на большом кресле в углу, а розовый пакет из магазина нижнего белья, как назло, торчит одним своим краем из-под покрывала — перед приходом Анны, я как раз исследовала его на предмет чека, пытаясь выяснить стоимость Юлианова подарка.

И по закону подлости Анна, конечно же, тут же замечает его броскую расцветку и хватает его с маниакальным блеском в глазах:

Обновка? — восклицает она, заглядывая в пакет и тут же разочарованно куксится: — О, а где же прелестная тряпочка, которой здесь самое место? Шарлотта, ты просто обязана показать мне ее. У меня, знаешь ли, страсть к подобным вещам… Аксель, — продолжает она заговорническим шепотом, — страсть как любит все эти маханькие кружавчики и мини-мини бантички на самых… ну ты понимаешь, запретных местах. И я ему в этом потакаю… в свою же пользу, конечно. Ну, показывай уже!

Мне не остается ничего иного, как извлечь из-под стопки своего нижнего белья бежевое безобразие, к которому, по словам Анны, был так привержен ее супруг. Интересно, Адриан тоже любит мини-мини бантички на самых… запретных Франческиных местах, истязаю я себя мимоходом? И от этой мысли мне становится по-настоящему худо. Вот ведь дура я ненормальная — нашла в кого влюбляться!

О, боже, Шарлотта, это самая прекрасная тряпочка из всех виденных мною! — ахает между тем женщина, расправляя измятые кружева. — Где ты ее нашла? Я тоже хочу приобрести такую же.

Это подарок, — нехотя признаюсь я, густо краснея.

Ах подарок, — Анна издает тихий смешок в свой сомкнутый кулачок. — От кавалера? — сверкает она горящим взглядом. — От Юлиана, я полагаю? — и я утвердительно киваю. — Ох, Шарлотта, — восклицает она тут же, сжимая меня в своих объятиях, — если парень дарит девушке такое, то это о чем-то да говорит, ты не находишь?

Полагаю, что так.

Ах, она полагает, — передразнивает она меня. — Ты такая странная, Шарлотта…

Не ты первая говоришь мне об этом…

Анна одаривает меня снисходительным взглядом.

… Но именно поэтому ты мне и нравишься. Как и Юлиану, я полагаю? — подмигивает она мне своим левым глазом.

Мне больше нравится Адриан… И я прокручиваю в голове, что было бы, признайся я Анне в своем предпочтении, и почти открываю рот, чтобы произнести это вслух, но снова его захлопываю. Нет, ни к чему нам с ней вести подобные разговоры — Адриан безразличен ко мне, значит, и говорить здесь не о чем.

Полагаю, что так, — покорно соглашаюсь я с ней, хотя доподлинно знаю, что ни о какой любви со стороны Юлиана и речи быть не может — простое животное вожделение и жажда первенства — вот и все, что движет им по отношению ко мне. Ну да ладно…

Пойдем вниз, — тянет меня Анна прочь из комнаты. — Поможем накрывать рождественский стол. Вот увидишь, мама умудрится тыркать меня по поводу и без — это ее любимое развлечение при наших с ней встречах. Семейная традиция, так сказать. Кстати, тебе очень идет твое платьице! Хотя, конечно, зеленый пошел бы тебе больше… Но ты не бери в голову — уверена, парни не обращают внимание на такие пустяки, когда девушка щеголяет перед ними своими голыми ножками. А ножки у тебя что надо! Можешь мне поверить.

Напутствуемая такими словами, я пытаюсь оттянуть край своего короткого платьица чуть ниже, но тот упрямо задирается до самого… до самого не могу, короче говоря. Вздыхаю и натягиваю на лицо приветливую улыбку — если переживу этот вечер, сама себя награжу орденом за мужество, и с этой мыслью мы с Анной спускаемся вниз.

Я уже и забыла, каково это быть большой и дружной семьей, когда от неумолчного шума множества голосов в комнате как будто бы жужжит целый рой расстревоженных пчел — именно так происходило сейчас за столом в этом большом и гостеприимном доме на Максимилианштрассе, частью которого мы с дедушкой неожиданно стали по странной прихоти судьбы.

Дорогой мой, я вижу, ты решил малость остепениться и порадовать мое бедное старческое сердце?? — обращается Глория к Юлиану, занимающему место рядом со мной. — И я не могу не радоваться этому. Ты сделал хороший выбор!

Ее внук одаривает женщину своей фирменной белозубой улыбкой, не способной очаровать разве что столетнюю старуху с двухсторонней катарактой на обеих глазах.

Сама видишь, твои наставления не прошли для меня даром, бабушка, — отвечает он ей, накрывая мою руку своей ладонью.

От неожиданности я умудряюсь поперхнуться листиком салата, который едва успеваю снять с вилки губами, и закашляться так сильно, что на глазах выступают слезы.

Ну что ты, Лотта, в самом деле, — заботливо похлопывает меня по спине Юлиан. — Я всего лишь констатировал факт, как он есть. — И уже обращаясь ко всем, добавляет: — Шарлотта у меня такая неловкая — с ней вечно что-то случается.

Вот же мелкий гаденыш, думается мне в тот момент, так бы и удушила его собственными руками! Несмело поднимаю глаза и кошусь в сторону Адриана — он смотрит поверх плеча Акселя Херля и залпом осушает бокал красного вина. Хорошо это или плохо?

Думаю, тебе под силу справиться с ее маленькими женскими недостатками, дорогой, — отзывается на это его бабушка, ободряя меня понимающим взглядом. И ничего вы на самом деле не понимаете, так и хочется выкрикнуть мне, вскакивая из-за стола, но я и не выкрикиваю, и не вскакиваю тоже — продолжаю сидеть и позволять Юлиану выставлять меня полной идиоткой. У него это как-то особенно мастерски получается…

Бесспорно, бабуля, не сомневайся.

Ловлю на себе задумчивый взгляд своего деда и столь же загадочный Алексов взгляд — они как будто бы упрекают меня в чем-то. Да я и сама костерю себя на чем свет стоит: все, твердо говорю я самой себе, завтра же положу этому фарсу с нашими с Юлианом отношениями окончательный и бесповоротный конец. Надоело. Хватит! И пока я это решаю, разговор за столом плавно перетекает в другое русло, и я слышу, как Глория опять же воодушевленно говорит:

Йоханн, вы с внучкой должны непременно приехать ко мне в гости! Уверена, вам понравится мой маленький райский уголок, взращенный мной с такой заботой и любовью, — она улыбается с истинной страстностью увлеченного своим хобби человека. — По весне так одурманивающе благоухают кусты сирени и глициний, что с непривычки даже слегка кружится голова, а летом от розовых кустов просто невозможно отвести глаз… Три десятка сортов — мои гордость и вдохновение. Вы любите розы, Шарлотта? Каждая девушка должна непременно любить эти царские цветы… Юлиан, надеюсь, ты балуешь свою девушку цветами? Нет ничего лучше букета красных роз, дорогой.

Непременно это запомню, бабуля, — отзывается Юлиан с улыбкой, а я думаю о том, что терпеть не могу красные розы… Вот ведь очередная странность Шарлотты Мейсер!