Я с облегчением падаю на свой стул и незаметно грожу Алексу кулаком — он продолжает ухмыляться.

За лучшую разводчицу бабочек всех времен и народов! — провозглашает он, поднимая вверх стакан с напитком.

И за самого бессовестного лгуна впридачу! — вторю я ему тем же тоном.

За куском свадебного торта мне приходится выстоять длинную-предлинную очередь, но, надо признаться, оно того стоило: шоколадное лакомство буквально тает на языке, рождая во рту массу незабываемых вкусовых фейерверков. Я с таким аппетитом уминала свою порцию, что Алекс, с улыбкой наблюдающий за мной, пододвигает мне свою тарелку:

Хочешь?

А ты? Пожалеешь, если не попробуешь.

Я уже попробовал. Ешь, если хочешь!

Хочу. — И я съедаю второй огромный кусок. Вместе с молекулами сахара по моим венам разливается странные умиротворение и легкость, от которых я ощущаю себя до невозможности счастливой… Хочется пойти и присоединиться к веселой игре джаз-бэнда или, например, выпить «Текилу Санрайз» — в само деле, почему бы нет! Я никогда не пила текилу. И когда мой пышноусый кавалер в очередной раз предлагает мне расхваливаемый им коктейль, я с благодарностью его принимаю и делаю большой, почти лишающий меня дыхания глоток… Праведные небеса, это как влить в себя живое, пышащее жаром пламя! Я едва могу устоять на ногах, а тот уже тянет меня за собой…

Танцевать, сеньорита, теперь надо танцевать! — подначивает он меня, и мы устремляемся на танцпол. Как же хорошо… Как же я рада, что попала на это торжество!

Шарлотта, — в самый разгар моего бурного веселья Алекс тянет меня за платье и почти с упреком произносит: — Ты захмелела, подруга. Я позвоню отцу…

Зачем? — не понимаю я его логики. — Он только испортит все веселье. Он у тебя такой бука! — и я отчего-то заливаюсь громким хохотом, сама же этого и пугаясь — зажимаю рот ладонью и бросаю вокруг смущенные взгляды. На меня смотрит только парень в оранжевом пиджаке, с которым я до этого танцевала… Он призывно машет рукой.

Зато он сможет отвезти нас домой, — невозмутимо объясняет мне парень, хмуря отчего-то брови.

Ах, ну да, ты прав, — хихикаю я в ответ, — я ведь немного пьяная и за руль сесть не смогу.

Ты сильно пьяная, — поправляет меня Алекс. — Ты еле на ногах стоишь.

Я выпила только один коктейль!

И съела два куска ромового торта.

О! — я снова зажимаю рот ладонь, чтобы сдержать пьяное хихиканье. Так и знала, что все это неспроста! А это, выходит, торт во всем виноват, а казался таким безобидным… Вот засада.

Будь осторожна, ладно, — говорит он мне, прослеживая наши с Оранжевым Пиджаком переглядывания. — Я скоро вернусь.

Я сама осторожность, не стоит волноваться, — кидаю я на ходу, с трудом переставляя заплетающиеся ноги.

Хотелось бы верить, — шепчет в ответ Алекс, но я уже кружусь в объятиях своего Пиджака, и его прохладные губы на моей разгоряченной коже рождают невероятные ощущения во всем моем практически невесомом теле.

8 глава

Не помню, чтобы когда-либо в жизни я испытывала такую бесшабашную раскрепощенность, которую подарил мне один-единственный бокал мексиканского коктейля… и два куска ромового торта вкупе с ним. Это было все равно, что стать другим человеком, с которым я прежде не была даже знакома, хотя он и прятался внутри меня все это время!

Мне казалось, зайди сейчас в эти самые двери сам Юлиан Рупперт собственной персоной — я бы призывна ему улыбнулась, он бы подошел ко мне, закружил в пленительном танце — и все, мы больше никогда бы с ним не расставались.

… Но вместо обожаемого мною Юлиана в двери банкетного зала входит его отец. Я замечаю его почти сразу, так как в тот самый момент предаюсь сладостным мечтам о его сыне, якобы, внезапно появляющемся в тех самых дверях. А тут он, Адриан Зельцер, в своем черном костюме, который абсолютно не гармонирует с веселыми тонами мексиканского праздневства, словно в сад к яркоперым павлинам вдруг опустилась ворона… А как же дресс-код? Его вообще не должны были пускать, размышляю я почти обиженно.

Хочу я того или нет, но мысль о нашей неминуемой встрече заставляют мое сердце болезненно сжиматься — все-таки я бессовестно напилась в присутствии его несовершеннолетнего сына. И потому я верчу своего оранжевояркого кавалера во все самые немыслимые стороны, словно оборонительный щит, пытаясь таким образом скрыться за ним от сканирующего зал внимательного взгляда… Не выходит — через секунду я замечаю, как мужчина в черном костюме уверенными движениями рассекает пространство, разделяющее нас друг от друга. Мамочки, мысленно пищу я и отворачиваюсь, делая вид, что все это время даже не знала о его присутствии в зале. Оранжевый Пиджак пользуется моментом и целует меня в шею… прямо за ухом… Приятное чувство, и я почти забываю об ангеле-мстителе, шевствующем по мою душу. Почти забываю…

Могу я поговорить с этой юной леди? — слышу я ледяной голос за своей спиной, и тот, кому этот голос принадлежит, буквально отдирает мои цепкие пальцы от плечей моего кавалера. — Благодарю, — добавляет он, когда ему это наконец удается. Я чувствовую, что до странности не ощущаю своих ног… и заваливаюсь куда-то вбок, практически падаю… К счастью, меня удерживают от падения две сильные руки, а потом я и сама вцепляюсь в черный пиджак их хозяина; от радости за вновь обретенное равновесие я наконец смотрю в глаза Адриана Зельцера и восторженно предлагаю:

А давайте с вами танцевать! — тут я самым постыдным образом икаю. — Уверена, вы сто лет не танцевали…

Становится неловко, но не настолько, чтобы выпустить пиджак мужчины из рук — свалиться на пол было бы еще более неловко. Тот смотрит на меня таким взглядом, что не будь я пьяной — умерла бы на месте, а так ничего, терпеливо его сношу. Говорю же, я стала другим человеком!

В самом деле, чего вы так надулись словно мышь на крупу! Я-то и выпила только один-единственный коктейль и то после того, как меня соблазнили ромовым тортом… двумя кусками, — я пытаюсь показать это пальцами, но едва не падаю, снова вцепившись в пиджак своего спасителя… или ангела-мстителя, сама не знаю, что было бы вернее. — Алекс мне сам подсунул второй кусок… Это он во всем виноват.

В глазах мужчины что-то незримо меняется, я чувствую это уже по давлению его рук, поддерживающих меня за талию. Их тяжесть на моей почти обнаженной коже невероятно приятна… и я пытаюсь припомнить, ощущались ли и прикосновения рук Оранжевого Пиджака такой же упоительной истомой в области моего живота. Память безмолвствует… Странно.

Наконец Адриан Зельцер укоризненно качает головой:

Шарлотта, — произносит он при этом каким-то усталым, замученным голосом, словно я была непослушным ребенком, выходки которого его сильно измучили. — Поедемте домой — вы на ногах не стоите.

Вы опять говорите мне «вы»? — удивленно вскидываюсь я. — Я думала, мы теперь на короткой ноге…

Он одаривает меня полуулыбкой:

Так ты и сама выкаешь мне постоянно. Мне тридцать пять, а не семьдесят…

Тридцать пять, — повторяю я задумчиво. — А выглядите… выглядишь, — поправляюсь я быстро, — намного моложе. И я согласна тоже говорить вам «ты», если только вы… то есть ты не против.

Адриан Зельцер… или просто Адриан — к этому надо привыкнуть — смотрит на меня странным взглядом, который на пьяную голову совсем не просто расшифровать.

Я не против, — произносит он наконец и его руки чуточку крепче сжимают мои бедра.

Сердце в моей груди тоже начинает стучать чуточку сильнее — я говорю «чуточку», поскольку стучать еще неистовее уже физически невозможно. Оно и так на пределе своих сил и возможностей… И что это со мной, в самом деле?

Тогда скрепим наше дальнейшее невыканье танцем! — предлагаю я почти недрогнувшим голосом, утыкаясь тяжелой головой в грудь своего партнера… по танцу. Ткань его пиджака слегка колючая под моей щекой, но теплая и самую малость вибрирующая… от бъющегося под ней сердца. Этот звук такой приятный и умиротворяющий, что я практически растворяюсь в поддерживающих меня объятиях, уплываю в уютное небытие, из которого совсем не хочется возвращаться…