– Это из личного опыта?

– Когда растешь среди богатеньких школьников, теряешь веру, – отвечает она.

Такой себе складывается образ Дюка. Что лично мне только на руку.

– Я же не один из них, – напоминаю я ей. – Стоит снять дурацкую униформу, и я все еще никто и звать меня никак.

– Это ты сейчас так говоришь. Время меняет всех.

Слоан идет быстрым шагом и ведет нас по окольному пути мимо камер. Словно воровка, скользящая по музею в обход лазерных лучей и датчиков давления. Натренированный профессионал. Всю дорогу через двор и до самых ворот, где нас ждет машина, она держится на шаг впереди меня, и как только мне наконец удается разглядеть ее наряд, мой член чуть не выскакивает из джинсов. Ее ноги кажутся бесконечными в черных обтягивающих легинсах, а топик она выбрала на тоненьких лямочках, которые так и хочется порвать зубами. Лифчика на ней нет. Убейте меня. Как я должен продержаться целый вечер, не думая о ее сосках, в таких-то условиях?

Заметив мой подернувшийся пеленой взгляд, Слоан вскидывает бровь.

– Ты там в порядке, Эр Джей?

В горло словно ваты набили, так что сглатываю я с трудом.

– Просто пытаюсь понять, кому же это я отсосал в прошлой жизни, чтобы заслужить этот наряд.

– А кто сказал, что я для тебя его надела? – ехидно улыбается она и исчезает на заднем сиденье машины.

Боже, помоги мне, эта девушка – дикое пламя.

От чертовых куличков, на которых находится Сендовер, до маленькой развлекательной зоны Калдена, состоящей из нескольких магазинов и ресторанов, ехать всего пятнадцать минут. Единственный бар работает до двух часов утра, без выходных. По словам Фенна, проверка паспортов не входит в их бизнес-модель. Их основной заработок составляют не пьяные местные, а богатые детишки, приезжающие на «Бентли» с личным шофером и готовые продуть все содержимое своего трастового фонда на шоты и виски.

Если оказаться в нужном месте в нужное время, на такую публику можно неплохо жить.

Такси высаживает нас у сияющей красным неоном халупы с вертикальным деревянным сайдингом, держащимся на соплях. Вход украшен символикой старинной пивоварни, а на деревянной вывеске над дверью вручную нарисована летающая тарелка. Внутри картина представляет собой встречу выпускников 1994 года, с поправкой разве что на недостаток фланелевых рубашек. Меня окружает бо́льшее количество небритых шей и хвостиков, чем я видел за всю свою жизнь.

Группа уже вовсю играет, но публику больше привлекают дартс, бильярд и настольный футбол. Боже. Теперь я знаю, как чувствует себя старшее поколение в разгар кризиса среднего возраста. Стены здесь украшены рисунками в космической тематике, а интерьер составляют сувениры из культовых кинофильмов и мебель, пахнущая так, словно ее выкопали из отказной мусорки снаружи комиссионного магазина. Где-то в углу за машиной для пинбола компания за сорок играет в ролевую настолку. С дальней стороны бара на нас недружелюбно смотрят байкеры, у которых из-под ногтей еще не вымылась партия метамфетамина.

– Не то, чего ты ожидал? – Слоан с усмешкой проходит к барной стойке.

– Вообще нет. Что это, черт возьми, за место?

– Мило, да? Добро пожаловать в Калден.

Слоан всегда выглядит сногсшибательно, но сейчас, пробираясь сквозь весь этот сосисочный фестиваль хипстеров и фермеров, она мгновенно привлекает внимание бармена, и отсутствие лифчика тут даже ни при чем. Парень уже бежит к ней, спотыкаясь о собственный язык. Она заказывает два пива и протягивает одно мне.

– Надеюсь, твое достоинство я не унизила, – говорит она, перемещаясь за столик.

– Для этого потребуется что-то похлеще, чем девушка, способная заказать себе напиток.

Но я все понимаю. Слоан очень хочет показать мне, что я на ее территории. Этим свиданием рулит она, а я лишь пассажир. Зная ее, она наверняка собирается пропустить меня через мясорубку и посмотреть, что останется в конце. Но я готов, какие бы тесты она мне там ни готовила. Я бы не начинал эту охоту, если бы собирался растеряться, когда наконец догоню ее.

– И как тебе группа? – Я киваю на музыкантов, расположившихся у дальней стены в окружении кухни с одной стороны и туалетов с другой. Это место – та еще помойка. Но чем-то начинает мне нравиться.

– Громкие, – говорит она.

Я согласно киваю.

– Кажется, они считают, что децибелами можно заменить талант.

Это вызывает у нее смешок.

– Ну, должна сказать, солист даже частично помнит слова.

– Слова – это сложно, – драматично говорю я и выигрываю еще один смешок, на этот раз озаряющий все ее лицо. Боже, как же она красива.

И тут, словно поняв, что она на целую секунду забыла быть неприступной, Слоан прищуривает серые глаза.

– Скажи мне честно. – Она сидит напротив меня, и, если я хочу добиться от этого вечера чего-нибудь получше дорогого допроса, это надо исправлять.

– Чего?

– Я говорю…

Я наклоняюсь вперед, притворяясь, будто не слышу ее, пока она, издав возмущенный вздох, не пододвигается ко мне. Как два пальца.

– Скажи мне честно, – говорит она. – Ты тут только потому, что хочешь выбесить Дюка, так ведь?

– Я тебя в первый раз куда-то пригласил до того, как вообще узнал про вас с Дюком, – отмечаю я. – Так что нет, я здесь не потому.

– Да? – Какие же у нее пронзительные глаза, когда она смотрит так пристально. – И что, ты хочешь сказать, где-то в глубине души ты не рад насолить ему?

– Честно? – Я пожимаю плечами. – Ну да. Его самомнение меня раздражает. Так что, пожалуй, я не против ткнуть его в это носом.

– Так и думала. Но спасибо за честность.

– Но, – я поднимаю бровь, – гулять я тебя позвал, потому что хотел узнать тебя поближе. – Пауза. – И потому что ты невероятно красива.

Она смущенно улыбается и отпивает пива, отвернувшись, чтобы спрятать вспыхнувшие щеки.

– Так что для меня, как ни крути, ситуация выигрышная. Двух зайцев разом, пиф-паф.

– Да иди ты, – говорит она, не убирая бутылки от губ. Это даже мило, то, как она закатывает глаза, поскольку не может принять комплимент. Самая оскорбительная вещь на свете – это чья-то доброта.

– Правда? – Я беру свое пиво и привстаю, словно собрался уходить. – Могу и уйти, если ты…

– Прекрати. – Она не может удержаться от смеха. – Сядь обратно.

Это срабатывает. От ледяной стены вокруг нее откалывается кусочек. Слоан старательно делает вид, будто ее сюда притащили силой, но меня почему-то не покидает ощущение, что каким-то странным образом это она меня сюда пригласила. Завела в свои сети и заставила сделать именно то, чего ей хотелось, пусть даже она быстрее умрет, чем в этом признается.

– Даже странно, знаешь, – замечаю я. – Никогда не думал, что буду встречаться со спортсменкой.

– Одна встреча. – Она указывает на меня горлышком бутылки. – Мы не встречаемся.

– Все меняется.

Сделав еще глоток, Слоан, кажется, наконец успокаивается. Немного расслабляется и перестает вести себя так, словно проводит собеседование для приема на работу. Впервые создается ощущение, что мы просто разговариваем, а не вьемся друг вокруг друг друга в молчаливом противостоянии.

– А если бы мы сейчас были в столовой, – спрашивает она, – ты бы за чьим столиком сидел?

– Я? О, не, я бунтую против этой системы определения личности по столам.

– М-м-м, да, ты прав. Я тебя скорее вижу курящим на стадионе вместе с другими изгоями.

– Ведь в чем смысл, если не классифицировать нас всех по типажам из Клуба «Завтрак», да?

– О нет, он чувствительный изгой.

Мне нравится, как она смеется. Один уголок ее губ поднимается чуть выше другого, а брови уходят вверх. До смешного сексуально. Слоан достаточно было бы просто мне подмигнуть, и я бы ограбил ради нее банк. У нее такая улыбка, ради которой стоит пересечь пустыню на кабриолете с багажником, набитым деньгами, пока она сидит на пассажирском сиденье со спиленным дробовиком на коленях.

– Ладно, твоя очередь. – Я облокачиваюсь о столешницу и вызывающе смотрю ей в глаза. – Расскажи мне что-нибудь настоящее о себе.