Сознание возвращалось ко мне медленно и неохотно, как капли дождя, стучащие по крыше в унылый осенний день. Мне казалось, будто я нахожусь на пороге чего-то важного, но как бы ни старался, не мог переступить его. Воспоминания о недавнем прошлом и о том, что предшествовало моему пробуждению, расплывались, и в голове возникали лишь обрывки событий, подобно смутным теням в картине, которую я не до конца понимал. Было ощущение, что я стою перед тяжелыми вратами, которые открываются только тогда, когда ты готов. Однако была еще одна схожесть с опытом из детства. Помню, как в юном возрасте, когда мы с друзьями сбивались в маленькие команды и отправлялись на пустырь играть в футбол, не догадываясь, что на самом деле этот процесс больше походил на хаос. Мы бесконечно орали и толкались, и нам было приятно ощущать себя настоящими чемпионами, как в телевизионных матчах.

В те дни я чаще всего стоял в воротах, желая спасти свою команду от гола. Но вот в очередной раз, когда мяч как снаряд, выпущенный из пушки, мчался в мою голову, я не успел среагировать: мяч больно ударил меня в щеку, а бетонная стенка бойлерной, на которой мы нарисовали ворота, ударила по затылку. Боли я не испытывал, но помню, как всё вокруг погрузилось в глубокую тишину, будто время остановилось. Это было лишь мгновение, и вскоре я услышал нарастающий гул, превращающийся в глухую, ноющую боль в голове. Затем, как будто из далека, донеслись звуки – это были голоса. И только тогда, когда я уже не мог оставаться в этом безмолвии, я начал ощущать, как кто-то трясет меня за плечи и хлопает по щекам.

На этот раз пробуждение было окружено всепроникающим, парализующим страхом. Желание закричать затопило меня, но звука не было. Вокруг темнота казалась бездонной, обнимая меня холодными, трупными объятиями, а воздух был насыщен проникновенным запахом сырости, перемешанным с чем-то горьким и непонятным. Осознание пришло не сразу: сначала я просто лежал, широко распахнув глаза, собирая разбежавшиеся мысли, как рассыпанные по полу осколки.

Но, наконец, я сумел это сделать. Да, это всего лишь яркий неприятный кошмар, вызванный тем, что я слишком наелся накануне. В памяти всплыла статья из бульварного издания о том, как избавиться от неприятных ощущений после ночного ужаса. Там говорилось, что нужно немедленно сменить положение тела, и тогда все страхи будут казаться детскими, нестрашными и забавными. Одержимый этим советом, я резко согнулся, пытаясь приподняться, но тут же получил сокрушительный удар в лоб. Он был не болезненным, но оказался неприятным напоминанием о чем то в сумрачном, и холодная волна страха вновь прокатилась по всему телу, унося с собой последние остатки спокойствия.

«Что-то не так». Я попытался на ощупь найти свой лоб, но моя рука наткнулась на нечто твердое прямо над головой. «Господи, что со мной случилось?» – внезапно охватила ужасная, неподдельная паника. Жгучее желание действовать даровало мне силу, я начал двигаться, пытаясь поднять руки. В эту секунду произошло два события: мои конечности уперлись во что-то мягкое и непривычное, и во мне начала осознаваться страшная реальность – я лежал в собственном гробу. Как бы страшно это ни звучало, но я понимал, что мертв. Мой рот открылся в безуспешной попытке издать хоть какой-то звук, а разум сворачивался в клубок – черная тень безумия накрыла меня, угрожая поглотить окончательно. Внутренний крик о помощи остался без ответа, в этом сумрачном месте не было ни света, ни надежды, только тьма и невыносимый страх, самые настоящие оковы, надежно сковывающие душу, которая по какой то немыслимой прихоти вернулась ко мне.

Проходит значительное время, прежде чем, наконец, во мне просыпается осознание: пора действовать. Я переворачиваюсь на живот и предпринимаю попытку подняться на четвереньки. Моя спина упирается в крышку, стараясь пробиться на свободу, и, приложив немного усилий, гнилые доски начинают поддаваться. С каждой минутой становится всё легче. Сначала я встаю на колени, отодвигая землю плечами, будто пытаюсь избежать нежеланной тёмной пропасти, а затем, с трудом, но всё-таки поднимаюсь на ноги. Земля вокруг меня словно сама расступается, как будто невидимые силы выталкивают меня из недр, где я находился слишком долго. Наконец, мои руки разрывают дерн, и это – последнее препятствие на моем пути. Как ныряльщик, поднявшийся на поверхность после долгого погружения, я выныриваю в мир, лежащий передо мной.

Некоторое время я остаюсь лежать, погруженный по пояс в глинистую почву. Мое лицо касается пожелтевшей травы и сухих березовых листьев, словно это ненадолго мой уютный дом, который я вскорости покину. Запахи травы и листвы сливаются с ароматом сырой земли, образуя божественный букет, который наполняет окружающий мир. Но есть еще один запах, он таинственный и неуловимый, но в то же время внушает спокойствие – это мой собственный запах, отголосок прежнего существования. Я вылезаю из земли и переворачиваюсь на спину, отряхиваясь от её холодной матовой пелены. Наклонив голову, рассматриваю себя: на мне лишь клочья того, что когда-то было костюмом, сквозь которые проглядывает потемневшее тело. Я провожу пальцем по груди, и старая ткань с лёгкостью расходится, обнажая рёбра, словно это единственное, что я должен был сделать, чтобы напомнить себе о том, что я всё еще существую.

Внезапно меня захватывает что-то белое – черви, ползущие вдоль моей кожи. Насколько настойчиво они исследуют мою плоть! Неужели вам не стыдно пожирать меня, когда я только что брошен на произвол судьбы? Перевожу взгляд на деревья, верхушки берёз, которые раскачиваются под лёгким ветром. Их шорох напоминает о чем-то важном, будто они пытаются задать мне вопрос, на который у меня нет ответа. Я не понимаю, о чем они, но всё равно киваю в ответ, как бы подтверждая своё существование. Вдалеке каркает ворон, и я поднимаю голову, чтобы взглянуть на луну. Она висит надо мной, словно серебристо-жёлтый фонарь, искренне улыбается, её свет наполняет меня теплотой и легким головокружением. Я долго смотрю на неё, чувствуя, как она оживляет во мне что-то забытое. Я просто чувствую себя великолепно; это чувство заволакивает меня словно тёплое одеяло.

Однако ворон вновь каркает, выводя меня из этого волшебного транса. Я снова обращаю взгляд к луне – она удивительна, величественна и, кажется, навсегда станет моим верным спутником. Её свет ярче, чем окружающие звёзды, и я почти физически ощущаю, как её сияние пронзает меня. Мы будем неразлучны. Она даёт мне цель – смутную и неясную на данный момент, но я знаю, что это всего лишь пока…

Я осторожно поднимаюсь и, прислонившись к надгробию с надписью: «Алексей Николаевич Васильков», чуть ниже «28.VI.1979 – 10.X.2005» и «Покойся с миром, сынок…», стою, чуть покачиваясь от ощущаемой непривычности. Чувствую, как уверенность возвращается ко мне, и медленно отхожу от могилы. Но при самом первом резком движении я замечаю, как моя плоть начинает осыпаться, а белые, слепые, неумолимые черви извиваются, недовольные тем, что кто-то нарушает их безмятежность. Я не обращаю на них внимания, продолжаю идти. Я уже знаю, куда я направляюсь. Времени мало, но спешка – это последнее, чего стоит бояться. Только время может научить этому.

–

Часовая стрелка перевалила за полночь, когда я вышел к шоссе, и в тишине ночи слышался только звук шагов по асфальту. Небо над городом раскрылось, как широкая раскинутая шаль, искусно расшитая звёздами, которые мерцали, будто завели бесконечный разговор между собой. Дорога до дома занимала около получаса пешком; мои шаги были размеренными, как чье-то дыхание, и я не спешил – время в этот момент не имело для меня значения. Настроение было великолепным, словно в воздухе витал какой-то неуловимый магический заряд. На то имелись веские причины. Этот август, с его ясными вечерами и свежими утрами, запомнится надолго; в нашем небольшом российском городке вторую неделю небо безоблачно и словно нарисовано рукой мастера. Ночью температура опускалась до 7–10 градусов, но днём солнце с лёгкостью растапливало ночной холод, не позволяя осени занять свои позиции слишком рано. Это были настоящие золотые дни, полные невидимого тепла и задушевного комфорта.