Я подмигиваю, улыбаюсь, но думаю про Алика. Все называли его «Цеп», а те, кто его не боялся, говорили «Цепень». Борец, хам, задира и… настоящий козёл.
– Правда, долго мы с Аликом не протянули, – журчит Вика. – Какая я была идиотка, вообще! Он же ни одной юбки не пропустил. Надо было за тебя выходить!
Она громко смеётся и все оборачиваются, потому что уже началась официальная часть и сейчас на сцене выступает новый директор школы. Кажется, о традициях и преемственности. Ну, правильно, о чём ещё-то…
– Держите, – подаёт две рюмки Юрик.
Мы выпиваем.
– Ты-то небось своей жене не изменял? – прищуривается Вика.
– С тобой бы кому угодно изменил, – усмехаюсь я и понимаю, что, возможно, это не так уж далеко от истины.
– О, да ты дамский угодник! Поднаторел в комплиментах за сорок лет! Ну, и вот, а потом я вышла замуж за профессионального спортсмена. За футболиста.
Этих ребят я знаю. Неплохо знаю.
– Это вообще был кошмар, – закатывает она глаза. – Короче, Тём, я ведь сейчас третий раз замужем и третий раз развожусь. И у меня трое девок от трёх мужей! Самой младшей пятнадцать лет. И знаешь, кто мой теперешний муж? Мурашов. Да, тот самый, владелец заводов, газет, пароходов. И вот, что я тебе скажу, главное, что я поняла за свою жизнь. Чем человек богаче, тем он более жадный. Ты не жадный?
Она снова смеётся. Надо же… Что за хрень… При известии, о разводе с последним мужем, сердце радостно ёкает. Совсем чуть-чуть. Немножечко. Но ёкает. Тебе-то что, Тёма? Твой поезд уже давно ушёл, мальчик. Ушёл безвозвратно. Ушёл в депо. Впрочем, ничего у меня не ёкает, это всё несерьёзно, я знаю, это из-за коньяка.
– Нет, – качаю я головой. – Я щедрый.
– Да, ты всегда такой был, – кивает она. – Редкий случай, когда деньги не портят человека. Ну, давай рассказывай, а то я всё про себя да про себя. Женат? Сколько детей? Как бизнес?
Да уж, не хотел бы я, честно говоря, тебе всё это рассказывать. Единственный радостный момент заключается в том, что деньги меня действительно не испортили. Не успели, судя по всему. Но говорить об этом не особенно хочется.
Да и что сказать? Что после армии доучился в меде, и однокурсник подбил заняться бизнесом? Времена весёлые тогда были, безбашенные. У меня кое-что было от родителей, а он занял денег и мы открыли несколько фирм, хотели организовать лучший в стране медицинский центр, лечить по методике Архипова, а потом всё потеряли? Зашибись история, да?
Особенно то, что потеряли мы с однокурсником, а приобрёл твой Алик. У него батя работал в «конторе» и оказался кредитором моего партнёра. Так что офис и квартира в Москве, добытые за несколько лет изнурительных трудовых безумств, а также сексуальная и интеллектуальная красотка-модель, ставшая моей супругой, перешли к этому самому козлу Алику. Вернее, не совсем, красотка жена перешла к его отцу-гэбэшнику, хотя и ненадолго.
Это было уже после вашего развода. Но ты, наверное, что-то об этом слышала.
А может, рассказать тебе, что из-за всего этого я полгода проторчал в Лефортово и вообще кое-как выкрутился? Или то, что жёнушка, прощаясь сказала, что физически не в состоянии любить неудачника и вообще, за время нашего брака ни разу не испытала оргазм?
Юран снова подаёт нам полные стопочки и мы тайком замахиваем. По пищеводу идёт тепло, а в голове раскручивается бесшабашная карусель…
То, что родители погибли в аварии ты знаешь, это ещё в десятом классе было… Что тебе ещё поведать, дорогая красавица Вика? Могу сообщить, что двадцать лет работал врачом в заштатных футбольных клубах, жил, как придётся и спал, с кем придётся, а когда вернулся домой, работал в скорой помощи, в каких-то профилакториях… Разное.
Или тебе рассказать, что отовсюду меня попёрли из-за постоянных поисков истины на дне стакана? В итоге кончилось всё снова собственным «бизнесом». Кхе… В пятьдесят шесть я снимаю кабинет в вонючем подвале и просто делаю массаж. Всё бы ничего, но тяжеловато уже, физическая нагрузка, знаешь ли… Впрочем, посетителей совсем немного…
– В разводе, детей нет, – с улыбочкой прищуриваюсь я.
– Почему развелись?
– Из-за разности сексуальных пристрастий.
– Извращенец! – снова громко ржёт она, и смотрит с нескрываемым интересом.
На нас опять оглядываются окружающие, а класснуха зыркает так, будто не было никаких сорока лет, и она сейчас вызовет в школу родителей.
– А бизнес… – продолжаю я. – Да ничего, спасибо. Занимаюсь услугами в области здравоохранения. Клиентов хватает… Мануальная терапия, нутрициология там всякая, немедикаментозное оздоровление и прочее модное шаманство…
– Точно, ты же врач!
– Угу, – киваю я. – Доктор Айболит.
– Надо к тебе прийти, где у тебя офис?
– Да, здесь недалеко, на Калинина, – неохотно отвечаю я. – Но мы и на дому услуги оказываем. У нас больше всего массаж спросом пользуется…
– Серьёзно? – уже захмелев, ухмыляется Вика.
Ага, всё честно, серьёзней некуда.
– А сам можешь? – подмигивает она. – А то может и закажу тебя с выездом на дом!
Она начинает смеяться и тут же прикрывает рот ладонью. Пальцы красивые, ухоженные, ногти красные.
– Не слушай, несу всякие глупости!
– Могу и сам, – усмехаюсь я. – Главное, не пожалей потом, я ведь пощады не дам.
– Не слушай, не слушай, – машет она своими светлыми волнистыми волосами и мне кажется, что в глазах её мелькает искра. – Ты человек серьёзный, это я вон дурочка с переулочка, да?
– Нет, Вик, ты не дурочка.
Она подмигивает, мол, могу быть дурочкой, могу умницей. Артистка.
На сцене, тем временем, появляется школьный ансамбль и заводит «Когда уйдём со школьного двора».
– Иди, пригласи Палех танцевать, – мурлычет Вика.
Палех – это фамилия нашей бывшей класснухи. Это я каким-то чудом помню.
– Не, опять придётся объяснять, кто я такой, – отказываюсь я. – Давай лучше я тебя приглашу, ты хотя бы меня узнала.
Она соглашается, и мы не слишком твёрдым шагом выходим на «танц-пол» – в широкий проход между рядами кресел, где всегда и устраивались танцы. А даёт ведь себя знать коньячок натощак. Вслед за нами начинают выдвигаться и другие танцоры, более молодые, закончившие школу намного позже нас.
Танцую я целомудренно, особых вольностей не допускаю… Правда, когда руки под действием сил гравитации начинают сползать вниз по спине, Вика недовольно хватает их и подтягивает выше.
– Только не надо жир на боках пальпировать, доктор, – комично хмурясь, выдаёт она. – Любые другие места – да, но там – нет.
Ансамбль начинает следующую песенку, современную, наверное, я её не знаю. Народу прибавляется. Надо же, танцы. Вроде, в программе не заявлены.
– Пойдём покурим в тыбзик, – шепчет она мне на ухо. – В смысле, я покурю, а ты на атасе постоишь. Помнишь, как в старые времена? И словечко само всплыло… Тыбзик…
– Пошли, – соглашаюсь я.
Мы идём к выходу. Актовый зал находится на пятом этаже и, чтобы попасть в уборную, нужно спуститься на этаж ниже. Здесь за дверьми в те давние времена всегда кто-нибудь тусовался. Кто-то переобувался, кто-то зашибал у малышни деньжата, кто-то назначал дуэли.
Выходим из двери и Вика, запнувшись, резко хватает меня за руку и буквально повисает на мне. Руки у массажиста крепкие, пожалуйста, пользуйся.
– Ой, – говорит она и, держась за меня, поджимает ногу и второй рукой поправляет туфельку.
Наши лица оказываются близко друг к другу, очень близко. Я смотрю на неё… Удивительно, она всё ещё милая. Разумеется, это уже не та свежая, пышущая красотой и ранней зрелостью школьница.
Есть и морщинки, и кожа чуть провисает, и пластика, судя по всему была. Но глаза такие же синие, как сорок лет назад. Тот же румянец на красиво очерченных скулах и те же полные, сочные губы. Да и хрен с ней, с пластикой. А может…
Поддаваясь порыву я вдруг тянусь к ней, но она чуть отворачивается и моё движение заканчивается в «нигде». Ну, мне к этому не привыкать… Сердце всё-таки немножко дёргается и чуть сжимается. Глупость какая… Точно, это из-за коньяка.