А я не могу позволить всякой швали покушаться на многолетние труды моих родителей!

Но и позволять этим индюкам себя задерживать тоже нельзя! А они могут легко и просто это сделать, ведь если наш конфликт вырастит в проблему страны, то нам придётся посылать просьбы Совету Корделии и главам Еремии о том, чтобы они собрали делегации для решения этой проблемы.

И конечно же мы её сможем выиграть этот "суд", присланным псионикам только и нужно, что прочитать часть дозволенных воспоминаний. Но пока они соберутся, пока прибудут, пока всё с компенсацией решится... непозволительно много внимания будет тратиться на это.

Да и послать их из города к хренам не могу, ведь тогда уже и с меня за нарушение законов о «взаимоотношении с иностранными гражданами» могут по голове огреть...

А заодно ведь весть об этом инциденте разнесётся на всю страну. А это такой плевок по и так не очень хорошей репутации...

...Только вот есть один момент, о котором они сами так красноречиво проговорились Анхелю.

— Понимаю, это займёт до ужаса много времени, — горестно я вздохнул, от чего паладин сразу нацепил на себя улыбку, готовясь рассказать свой ультиматум. Но я его опередил. — Но ладно, так уж и быть.

— ...Простите? — единственное что вымолвил рыжий, чья довольная мина мне на радость поменялась на глубокое удивление. — А... ваше время...

— Ну что ты! — всплеснул я рукой. — Я готов им пожертвовать для выяснения истины. Вызовем людей из моей страны и Еремии, они приведут псиоников, а те в свою очередь проверят помять того де капитана и выяснят все обстоятельства. А заодно узнают про ваш визит, твою ауру... и очень интересный разговор, который здесь вёлся...

И вот тут уже до Бальмура дошло кто больше всех от этих разбирательств пострадает. Конечно, я потеряю кучу времени и приобрету ненужную мне пока "популярность". Но вот паладинчики получат по башке ещё сильнее от своего высшего духовенства — пришли просто забрать «Искру», а в итоге раскрыли целому миру их подковёрную войну с демонами.

Так что из нас двоих в большей жопе от этого разбирательства окажутся паладины.

— Это... это бесчеловечно! — воскликнул паренёк с синими волосами, смотревший на мою фигуру выпученными глазами, словно увидел гарпию без перьев. — Вы же подвергните человечество массовой панике!

— Вы нам угрожали, неуважаемые, — хмыкнул я в лицо, кажется, Эрелиму. — Теперь пожинайте плоды своих деяний. Ведь «каждому в итоге воздастся по заслугам».

Готов свой замок поставить, рыжий прикладывал титанические усилия, чтобы не всечь мне. Но пока держался, плюс на него оказывал давления телохранитель.

— И как же вы предлагаете решить нашу проблему? — проскрежетал зубами мужик, сжимая кулаки.

— Не надо обобщать, проблемы у вас, — прикрыл я рукой лицо, "пытаясь" скрыть улыбку за ней. — Но у меня есть её решение. Вы платите нам за все свои косяки, на главной площади публично извиняетесь перед моим родом за все доставленные неудобства и сразу же сваливаете из моего города.

— Лорд...

— Уговорил, даю вам весь оставшийся вечер и ночь на сборы и отдых. Я же не зверь — отправлять вас в поход по нашим опасным землям уставшими будет слишком жестоко.

— Лорд... вы хотите умереть?

Повисла тишина.

Не мёртвая и даже не напряжённая — та самая, что напоминает тонкую нить, что сдерживает всех от решительных действий.

Орикс и Люм мгновенно схватились за рукояти мечей, приготовившись к возможной мясорубке; Анхи ухватился за моё плечо, готовясь если что откинуть назад и стать моим щитом; мелкие паладинчики замерли восковыми фигурами, не смея даже дышать.

А главный фанатик смотрел мне в глаза и прожигал ни ненавистью и презрением, а кристально чистым желанием убить.

Доводилось видеть подобные глаза у ветеранов войны. Вступая в бой, они не неслись с пеной у рта как варвары севера, не входили в раж битвы, не пьянели от запаха крови. Они с холодным разумом следовали к своей цели, снося на пути всё, что мешало им достичь её. Неважно кто или что стояло перед ними. Они это уничтожат. Разрубят, раскромсают, сожгут в праведном огне. Даже если их целью будет семнадцатилетний пацан.

Сталкиваясь с такими глазами, ты чувствуешь на своей шеи обжигающий холод меча, что готов снести тебе голову. Страшное чувство...

— Орикс, — не отводя глаза от рыжего, заговорил я холодным тоном. — Отруби парням пальцы.

Грузное тело «Графа», ни произнеся ни единого слова, повиновалось приказу и молча двинулось в сторону что-то закричавших паладинов.

— Мальчишка, да что ты себе... — рыкнул Бальмур, делая полушаг и уже потянувшись к мечу на поясе.

— Смотри мне в глаза, ублюдок, — спокойный, но в то же время режущий душу голос остановил ветерана битв, шокировано уставившегося на меня... и замеревшего в ступоре.

Да, читаемое в твоих глазах убийственное желание много кого доведёт до сильной дрожи. И столь же немало людей отступят или попытаются убежать, почувствовав дыхание приближающейся смерти.

Но не того, кто с ней прожил рука об руку всю жизнь.

И раз уж я выдержал твоё давление, то попробуй пережить моё.

В его глазах плещется чистое желание убивать.

В моих же... нескончаемое.

Я хочу убивать, убивать и убивать.

Ломать кости, сжигать, резать на куски, сдирать с врага кожу, слушать его истошные крики, мольбы о помощи и последний в жизни вздох. Но мне мало... всегда мало!

Х̶̏̑͜О̵̰̞͐Ч̵͖̿̕͜У̵͇͛͒ ̵̙͂Е̶͖̪̾Щ̶̘͓̓Ё̶̨̟͐̉!̶̘̲͂̿!̷͖̫́!̵̥͕͑

— Кажется, ты не понимаешь в какой ситуации оказался, — радостным голосом проговорил я Бальмуру, продолжая поглощать его разум блестевшим в глазах кровавым озером. — Ты не в том положении, чтобы мне угрожать. За свою дерзость...

Сзади послушалась ругань и звук вынимаемого из ножен меча.

— Ты ответишь...

— А-а-а! — заорал один из парней, лишившись с громким хрустом своих пальцев.

Но их командир не обратил внимание. Он был поглощён моими очами, в которых плескалась страшные вещи. Война, смерть, безумие... всё в одном флаконе. В одном человеке. В одном монстре.

Между нами повисла тишина. Паладин продолжил словно заворожённый смотреть расширившимися зрачками мне в глаза, а я продолжил показывать ему свою суть.

Но всё же дело сдвинулось с места, когда ему показал то, что никак не могло сочетаться с творящимся в моих глазах ужасом.

Счастливая улыбка.

Столь искренняя, как у ребёнка, получившего от родителей леденец. Словно паренёк, услышавший свою любимую песню и хотевший под неё пустится пляс.

Счастье в причинении боли. Дикий хохот посреди кровавой бани. Напевание любимой песенки во время геноцида целого полка. Радостная мина от ощущений тёплой крови на лице. Удовольствие от звуков агонии врага.

Тебе нужно убивать.

Я же ЖАЖДУ этого.

Кромсать, рубить, сжигать, пытать. Приносить боль, страх и отчаяние.

Таков я, «Палач».

Теперь и у шеи Бальмура завис меч, но покрытый свежей кровью.

А слова, озвученные лишь губами, стали приговором для прожжённого вояки.

Я̶̞̩̌͊ ̵̡̟͠о̴̖̾̚т̸̬̟͒р̴̖͊у̶̡̑͝б̵̙̪̚л̵̺̈ю̸̞͌ ̷̫̜́т̶̲́͜͝ё̴̣б̵̛̺е̶̠̑ ̸̺̖̓г̴͉͚̇о̴̝̮̆̔л̵̗͊о̸̺̜͑в̵̫̄̆у̴̛͉̕.̵͝ͅ.̸̥̍.̷̼͂

И он не выдержал этого безумия, надломившись. Его внутренний стержень сломался.

На моих глазах в его густой рыжей шевелюре появилось сразу несколько седых локонов, а зубы задрожали как во время дикого мороза. Бледный как приведение, он лицом постарел на тридцать лет. А глаза... они потеряли былой блеск.

— ...Или ты выполняешь мои требования.

За брошенный спасательный канат Бальмур ухватился обеими руками.

— Я... я выполню, — надломленные голосом проговорил тот, даже не пытаясь смотреть на валяющихся в ногах капитана собратьев, чьи пальцы валялись неподалёку.

— Хороший пёсик, — произнёс я, нацепляя довольную улыбку.

***

Если собака укусила человека — в этом виноват хозяин.