— Все хорошо. — ответила она. — Я цела. Успела почувствовать много порталов. Часть из них не дала открыть.

— А что, так можно? — удивился я. А, может, тогда ьы сможешь как-то сделать так, чтобы они нас больше не донимали?

— Легко. — ответила она, опуская посох.

— Тогда сделай. — я кивнул. — Потому что с каждым разом отбиться от них становится все сложнее.

— Сделаю. — так же серьезно кивнула Тора. — Прямо сейчас и сделаю.

И, вытянув перед собой посох, она принялась чертить им по земле, словно пыталась уподобиться шалихадским магам с их пентаграммами.

А я отошел подальше от нее, от солдат и вообще от лагеря, и вошел в лес. Отошел на сотню метров, остановился на небольшой полянке, окруженной высокими пахучими соснами, вытянул вперед руку и закрыл глаза.

Копье.

Тогда, в горячке боя, я даже не успел себе отдать отчета в том, как оно появилось в моих руках. Оно мне просто понадобилось, я его захотел, понял, что без него дело — труба, — и оно появилось.

Сейчас я пытался почувствовать его внутри себя, понять весь процесс его появления. Не оставалось уже никаких сомнений в том, что все изменения, что я заметил за собой в последние недели — следствие воссоединения доспехов с копьем. Мой демон стал «полнее», как он сам про себя выражался, он стал сильнее, быстрее, и обзавелся оружием. И я вместе с ним.

Но это не означало, что я получил что-то отдельное от своего организма, скорее он вернул на свое место что-то недостающее. До этого я обладал урезанной версией доспеха, ущербной, и даже сейчас не вернул его полную силу, лишь ее часть. Как будто до этого бил кулаками по бетонной стене как получится, а потом тренер поставил правильный удар и велел отрабатывать их на правильном профессиональном мешке. Ты и не знал до этого, что может быть иначе, но узнав — уже не хочешь возвращаться обратно.

Вот и с копьем так же. Броня будто бы получила еще один слой — незримый, неосязаемый, но явственно присутствующий. Именно этот слой отозвался на мой зов и потек в вытянутую руку, распухая в пальцах, вытягиваясь вперед жутковатым древком из белоснежных позвонков, обрастающих, будто плотью, ярко-красной сетью кровеносных сосудов. Нарастая друг на друга, древко вытянулось вперед на добрых полтора метра, и следом стал расти наконечник. Последний позвонок, вместо того, чтобы закончиться, как остальные, продолжил расти вперед, уплощаясь и растягиваясь. Сверкнули на солнце спуски широкого длинного клинка, которым удобно одновременно и колоть и рубить, хищно оскалилась зазубрина шкуродера на одном из лезвий, в середине прорезался узкий сквозной дол.

И последним штрихом с места соединения рукояти и клинка медленно опал платок колышущейся на несуществующем ветру рваной тьмы.

Все это я видел даже несмотря на то, что мои глаза были закрыты. Я не видел ничего, кроме себя и растущего из руки копья, ярко-белого с ярко-красным. Хотя нет, кое-что еще было — пальцы и кисть руки покрылись сегментами брони без моей на то воли, словно копье пыталось расти не только вперед, но и назад — внутрь меня.

Я открыл глаза и убедился, что копье действительно выглядит именно так. Ничего удивительного, в общем-то — даже если этот дизайн ему придумал я сам, а оно просто подчинилось, — это тоже легко объяснить. Именно таким я видел его в руках у Аяки, и другого вида просто не мог себе представить.

Но в руках у Аяки я видел и кое-что еще. Копье было для нее не просто палкой с лезвием, способным разрезать само пространство, оно подчинялось ей и превращалось в гибкий хлыст, пробивающийся, или, вернее говоря, обходящий любую защиту.

И, едва я об этом вспомнил, как копье в моей руке резко опало, превращаясь в тот самый гибкий хлыст. Позвонки раздвинулись настолько, что между ними можно было поместить еще по одному такому же, он вместо этого свободное пространство заполнила ярко-красная ткань, соединяющая все оружие воедино. Я шевельнул рукой — и копье, а, вернее, уже хлыст, шевельнулось тоже — словно ядовитая змея прошуршала по траве.

Я подхватил выросшее в размерах до добрых трех метров копье второй рукой и крутнул -наконечник радостно впился в воздух, рассекая его с тонким свистом. Я крутнул еще раз, наращивая скорость, еще раз, наблюдая, как сбоку от меня мелькает свистящая круговерть. Это очень напоминало однажды виденное в передаче про восточные боевые искусства оружие — шен-бяо, он же роупдарт, он же дротик не веревке. Только здесь вместо веревки была, можно сказать, органическая цепь, но общий принцип остался одним и тем же — гибкое копье, которое требует постоянного движения. В той передаче монахи очень ловко швыряли дротик с ног и рук, предварительно накрутив на них веревку особыми хитрыми способами.

Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, я сместил ось вращения, перенес вес тела на левую ногу, а правую наоборот поднял, выставив ее чуть вбок. Цепь позвонков перехлестнула через стопу, и я тут же дернул ногой вперед, отталкивая ее от себя, и вместе с ней посылая вперед клинок.

Острое жало распороло воздух, утягивая за собой шелестящую цепь, замерло в крайней точке, и полетело обратно, влекомое моей рукой. Сместившись чуть вбок, чтобы не напороться на него, я снова крутнул клинок на цепи, прокинул его между ног, так, чтобы он взлетел над плечом, перехватил снова, крутнул еще раз, наматывая цепь на подставленную левую стопу, выбросил ее вперед, будто в коварном ударе в пах, и клинок снова устремился вперед, трепеща полотном мрака!

Сначала я боялся, что острые края позвонков с радостью пустят мне кровь, но страх оказался напрасным — в тех местах, где они соприкасались с кожей, на ней моментально появлялись крошечные сегменты брони, так что прямого контакта ни разу так и не случилось. Но удивительно было даже не это.

Все, что я мог вспомнить из той передачи про монахов, я легко смог повторить — и броски с локтя, и с колена, и из-за спины, и со стопы, и даже все те варианты, где предполагалось обмотаться веревкой, в моем случае органической цепью, как мумия. Я ни разу не запутался, и ни разу не завязал копье в узел, хотя несколько раз казалось, что еще одно движение — и я получу бесполезную мешанину костей и плоти вместо демонического оружия.

Клинок в последний раз пронзил воздух и вонзился в дерево в пяти метрах от меня, без сопротивления пробивая его насквозь. Цепь при этом удлинилась еще раз, легко покрывая расстояние, на которое я метнул клинок. Вспоминая видение, которое Десан показал мне в самом начале нашего с ним знакомства, а, вернее, тот момент, когда он копьем сметал целые кварталы, я пришел к выводу, что предельное расстояние, на которое может удлиняться копье, если и существует, то измеряется в десятках метров.

Но с этим все было относительно понятно — демон пространства, в конце концов, он, наверное, и не такое может.

Непонятным оставалось другое — все то, что я только что делал. Когда-то мельком увидев сложные техники обращения с фантасмагорическим оружием, я идеально повторил их только что, без единой ошибки или хотя бы даже запинки. Как? У меня никогда в жизни не было даже возможности получить подобные навыки! Откуда же они у меня⁈

А это и не твои. Это мои.

Глава 20. Как все было

Я уже давно привык к голосу в голове. Может быть, из-за того, что в моем случае это не было психически расстройством, его наличие не причиняло мне каких-то неудобств. Даже наоборот — голос демона периодически помогал мне, не без своей, разумеется, выгоды. Так или иначе, пока наши с ним планы и цели совпадали, он был даже полезен.

Но к тому, что в моей голове появятся два голоса — к этому я точно готов не был.

Особенно если вторым окажется голос Аяки.

Может, я не сильно много с ней разговаривал, но голос ее запомнил. Его сложно не запомнить, даже если сейчас, против обычного, лишенного эмоций полушепота, он пропитан ехидством.

Узнал, значит. Хорошо, меньше времени придется тратить на объяснения.

Вот это было очень кстати. Это я про объяснения. Что происходит? Где ты? Почему я слышу тебя у себя в голове?