Мощные клубы дыма один за другим вырывались из жёрл чудовищных пятипудовых мортир. Огромные бомбы, чадя запальными трубками, по высокой дуге падали на укрепления, над которыми вздымались гигантские клубы дыма, пыли и камней.

Береговые батареи алжирцев отвечали интенсивным, но неточным огнём. Всплески от падения ядер усеяли акваторию.

— Противник силён, но нерегулярен! — заметил контр-адмирал.

После нескольких точных попаданий из мортир основная береговая батарея замолчала. Огонь перенесли на второстепенные батареи и городские укрепления.

— Смотрите. Павел Васильевич, — воскликнул Козицкий, — они на абордаж идут!

От городского мола одна за другой отваливали фелюги и пинасы, битком набитые вооружёнными магрибцами. Они решили атаковать кэчи, взяв их на абордаж.

— Приготовится к бою! Открыть орудийные порты! — скомандовал Пустошкин.

Малые суда и баркасы барбарийцев быстро приближались к нашим бомбардирским судам. Шестифунтовые пушки кэчей поливали пиратов картечью, но слабость таких орудий не позволяла нанести магрибцам серьёзных потерь.

— Давайте, капитан. Ваше время пришло! — произнес адмирал.

Фрегаты, вставшие на шпринг в пяти кабельтовых от берега, открыли огонь по шлюпкам, приближающимся к нашим кэчам. Огромные 36-фунтовые ядра падали в воду, поднимая огромные султаны вспененной воды. Вот одно из гребных судёнышек будто получило чудовищный удар в нос: в воздух взметнулись щепки и обломки вёсел, затем столб воды осел, и по вспененной грязно-розовой поверхности поплыли тюрбаны и фески берберов. Вторая лодка получила ядро рядом, да так, что обрубило почти все вёсла с левого борта; алжирцы из неё немедленно попрыгали за борт. Остальные, решив, что риск не стоит того, бросились поворачивать обратно.

— Прекратить огонь! — приказал контр-адмирал, с трудом вглядываясь сквозь плотную завесу дыма в залитое солнечным светом побережье.

В порту царил хаос. Несколько фелюг и галер пытались скрыться по мелководью, уходя в сторону Туниса. Пустошкин направил за ними в погоню один фрегат и три мальтийских малых судна — две шебеки и полугалеру. Десятки других судов сгрудились в порту, пытаясь не попасть под обстрел с фрегатов. Батареи берберов, однако же, продолжали вести огонь.

Ну что же, пора.

— Выдвигайте брандеры! — приказал контр-адмирал и истово перекрестился.

Два небольших судна — куттер и полэкр — выдвинулись вперёд. Это были брандеры нового типа, ещё не применявшиеся в боевой обстановке. Вслед за ними, держась примерно в кабельтове сзади, шли две полугалеры, с которых велось управление. Отвечал за их применение лейтенант Броневский.

— Ох, не завидую я им… — сквозь зубы задумчиво произнёс Чичагов, осматривая в трубу сгрудившихся у мола пиратов. Он уже представлял, о чём идёт речь, и внутренне содрогался от предчувствия того зрелища, что всей эскадре предстояло увидеть в самом ближайшем будущем….

Брандеры беспрепятственно приближались к береговым батареям, стоявшим в укреплении на моле. Пушки берберов не сразу перенесли огонь на брандеры, продолжая обстреливать бомбардирские кэчи; и лишь когда хрупкие судёнышки подошли к молу вплотную, по ним начали стрелять с нижнего яруса батареи.

Но было уже поздно.

— Вот сейчас… Сейчас! — воскликнул Чичагов, когда куттеры, один за другим, исчезли во вспышках белого дыма и брызг.

Через несколько секунд до русских фрегатов донеслись могучие басы мощнейших взрывов.

В небо взвились пылающие бочки со смесью селитры и нефти. Часть из них обрушилась на батарею, часть — на корабли, сгрудившиеся за молом, а некоторые долетели до города. Орудия берберов замолчали; прислугу с верхнего яруса батареи взрывной волной смело в гавань, а канониры нижнего яруса в панике разбежались. Тут и там пылали пожары; загорелись корабли в гавани, взрывался порох на батарее, залитой горящей смесью, полыхали склады и дома в городе. Русские ядра и бомбы добавляли к этой какафонии яркие, выразительные штрихи. Вскоре стало понятно, что оставшиеся в живых пираты и жители покидают город.

— Ну как вам, ваше превосходительство? — самодовольно спросил контр-адмирала Чичагов, уже видевший подрыв брандера на испытаниях.

— Очень впечатляет! — ответил Пустошкин, не отрываясь от подзорной трубы. — Представляю, какова сила взрыва линейного корабля!

— Не пора ли произвести высадку? — уточнил капитан-командор, довольный результатами взрывов.

— Нет, Павел Васильевич, никак пока нельзя высаживаться, до тех пор, как…

Не успел Пустошкин договорить, как батарея берберов у входа в порт исчезла в клубах могучего взрыва — огонь добрался до пороховых погребов. Град каменных обломков рухнул с неба, осыпая бухту и море; некоторые куски камня упали рядом с нашими бомбардирскими судами. Дым рассеялся лишь через полчаса; когда видимость восстановилась, все увидели, что защищавший гавань каменный форт на моле превратился в развалины.

— А вот теперь, пожалуй, и можно, — задумчиво произнёс Пустошкин. — Командуйте высадку!

Чичагова не надо было уговаривать дважды. Десяти минут не прошло, как вперёд отправились шлюпки с десантом. Береберы оказали незначительное сопротивление, — лишь отдельные стрелки пытались вести огонь из мушкетов и карамультуков. Потеряв троих ранеными, морские пехотинцы высадились у стен города. Ворота Алжира оказались открыты: бежавшие с бастионов артиллеристы не позаботились их закрыть.

Русско-мальтийский десант провел в городе четыре недели. Всего высадилось 300 морских пехотинцев, 400 гренадёров Ордена, 400 мальтийских ополченцев и 60 русских сапёров. Первым делом все укрепления и городские кварталы были очищены от неприятеля. В городе удалось освободить три сотни христианских рабов и шестьдесят кафров. Большая часть их, конечно, находилась в сельской местности — в селениях и на полях вокруг Алжира, но из-за отсутствия конницы окрестности города оставили в пока в покое.

Затем русские начали планомерно разрушать городские укрепления, действуя на редкость скурпулёзно: они не просто взрывали и сносили стены, но ещё и сбрасывали камень в море, чтобы его нельзя было повторно использовать для восстановления разрушенных стен. При этом в море образовались отмели, сделавшие порт Алжира неспособным принимать корабли с осадкой более двух футов. Часть камня ластовыми судами отправили на Мальту, дабы использовать в строительстве казарм и укреплений. На работах использовали и моряков, и солдат, и освобождённых рабов, а также военнопленных.

В городе была захвачена обширная добыча — пушки, ядра, ружья, продовольствие и различные товары. Более-менее приличные орудия и мушкеты отвезли на Мальту, остальное также затопили в море. Большие запасы пшеницы привели в негодность, залив их водой с помощью судовых помп (мокрое зерно, естественно, начало прорастать). Более-менее ценное имущество (ткани, оливковое масло, красители, финики, большие запасы хлопка) вывезли на Мальту или даже продали на месте тунисским и левантийским торговцам, нахлынувшим на запах поживы, как стая саранчи.

Пока всё это происходило, дей Алжира, благоразумно сбежавший в горы, прислал парламентёров с предложением переговоров. Требования контр-адмирала Пустошкина оказались просты: русские обещали прекратить разрушения города и удалиться, при условии освобождения всех христианских рабов (особенно Пустошкина интересовала судьба моряков со «Святого Агапита») и выплаты крупной контрибуции.

Первые два условия дею были нипочём, а вот с деньгами расставаться не хотелось. Он долго торговался, пытаясь хоть как-то «спасти лицо» перед подчинёнными эмирами и реисами, и в итоге ни о чём не договорился. За это время город был страшно разрушен; укреплений его более не существовало.

Наконец, уже глубокой осенью русский флот возвратился на Мальту. Тут их уже ждали шведы. Увы, результаты похода майора Блессинга оказались совершенно неудовлетворительны. Галеры и шебеки варваров успешно избегали атак шведских фрегатов!