— Неужели всё настолько плохо в отношениях ирландцев и англичан? — спросил я, но более для того, чтобы приободрить собеседника. О том, что в Ирландии уже полтораста лет как неспокойно, знала вся Европа.
Тон помрачнел.
— Положение нашей нации ужасно. Правительство Уильяма Питта изо всех сил старается натравливать друг на друга всё слои населения Ирландии, чтобы католики, англиканцы и пресвитериане постоянно враждовали между собой. Цель их заключена в том, чтобы численно слабейшие, (то есть протестанты), вечно нуждались для охраны своей жизни, своих прав и привилегий в вооружённых силах, находящихся в распоряжении английского правительства. Английское министерство всегда, а особенно в настоящее время, сознаёт, что ничего нельзя себе представить для английского владычества опаснее, нежели союз и дружба между всеми ирландскими гражданами без различия вероисповеданий. И от этого они сеют вражду, придавая ей вероисповедную окраску. Началось всё с малого: по одному из многочисленных законов, делающих католиков париями общества, никто из лиц этой религии не имеет права обладать оружием. Пресвитериане в пылу вражды, пользуясь подобным законом, повадились, обыкновенно на рассвете, производить облавы и обыски в квартирах католиков, ища и отбирая оружие. С наглостью насильников, чувствовавших за собой открытую поддержку лендлордов и молчаливую — английского правительства, эти мерзавцы вламываются в предрассветный час в лачуги фермеров-католиков, обыскивают все углы, творят всевозможные издевательства над жертвами, оскорбляют женщин, и в случае неудачного обыска уходят, а найдя оружие, тащат хозяина к властям или просто избивают его до потери сознания. Их называют «предрассветными парнями» — по времени, когда они являются на свои обыски. Конечно, жалобы на них властям оказались совершенно бесполезны.
«Надо же, как интересно, — подумалось мне, — ведь эти социальные технологии используются до сих пор. Башибузуки в Турции, „эскадроны смерти“ в Латинской Америке, отряды убийц в Конго, на Филиппинах, в Тайланде… Ничто не ново под луной!»
— Католики, — продолжал меж тем Тон, — обороняясь, стали объединяться в союз «защитников» (дефендеров) с целью на насилия отвечать организованным отпором. Глядя на всё это, я понимал, что политические учреждения Англии не окажут нам помощи. Парламентскую оппозицию я вскоре начал презирать гораздо искреннее, нежели обыкновенных проституток, ибо последние не столь лицемерны; начала складываться моя ненависть к Англии, которая настолько глубоко укоренилась в моей натуре, что стала настоящим инстинктом.
Я понял, что победить можно лишь одним путём: успокоив ирландскую междоусобицу. Все население Ирландии, без различия расы и религии, должно было смотреть на свой остров как на неотъемлемое общее достояние. Не должно быть католиков и протестантов — должны быть одни лишь ирландцы! Ведь получилось же это у американских колонистов: там тоже были свои религиозные раздоры, тоже далеко не сразу объединились все слои населения, а вооруженный протест сначала казался дерзостью и сумасшествием!
— Насколько я знаю, — прервал я страстную речь Тона, — в Америке раздоры среди колонистов не разжигались со стороны английского правительства, а в Ирландии, получается, Англия уже много лет проводит целенаправленную политику вражды католиков и протестантов. В этих условиях очень трудно добиться объединения общества!
Тон медленно кивнул.
— Вы правы, Ваше Величество. Именно поэтому пришёл я к мысли создать тайную политическую организацию, — ход событий с неизбежностью привёл меня к этому решению. В октябре 1791 г. в Белфасте уже произошло первое заседание общества «Объединенных ирландцев»; затем я открыл отделение в Дублине, встретив тут людей, которые, также как и я, мечтали об объединении людей всех вероисповеданий, существующих на ирландском острове, против английского правительства и против пресмыкающегося перед ним дублинского парламента. Среди них оказались братья Генри и Джон Чирсы, сыновья одного банкира из Корка. Они много путешествовали по Франции и видели там самое светлое время революции, период грандиозных мечтаний о космополитическом братстве, о полнейшем возрождении общества, о всеобщей освободительной войне «народов против деспотов». Они и помогли мне наладить связи с французами…
— Понимаю. Вы ищете союзников там, где только возможно. Наверное, я на вашем месте повёл бы себя так же!
— Ах, Ваше Величество, я никому не пожелал бы оказаться на нашем месте. Последние годы ситуация накалялась донельзя: в сентябре позапрошлого года ряд стычек в графстве Эрмоге окончился кровавым столкновением при городке Дайемонд, где несколько десятков человек было убито, а еще больше ранено. После Дайемондского происшествия англичане провели первое собрание «оранжистов» — протестантской проанглийской партии. Страшное время наступило теперь для католиков! «Предрассветные парни» стали армией, а оранжисты — их предводителями и вдохновителями, заступниками и адвокатами перед властями и на суде в тех случаях, когда ужасы, производившиеся «предрассветными парнями», выходили решительно из ряду вон. Шайки оранжистов во время ночных нападений теперь обрезают людям уши, выкалывают глаза, рубят пальцы, а иногда убивают совсем, совершенно не стесняясь количеством! Например, в одну ночь без всякой причины были зарезаны католики-арендаторы графа Черльмонта, в количестве 18 душ, и подобных событий было очень много. Пожары католических домов стали совершенно обычным явлением, так же как насильственный вывод целых семей из жилищ, часто совершенно нагими для большего издевательства, и изгнание их с арендуемых участков; причем лендлорд не возвращал уплаченных вперёд денег, а власти в ответ на исступленные жалобы измученных и голодных жертв говорят им, что они очень жалеют, но ничего поделать не могут! Нападения ужасны тем, что решительно ничем не вызывались, и их мог ожидать буквально всякий крестьянин-католик каждый день; нападавшие были умело организованы и вооружены, а власти делали только деликатные упреки руководителям оранжистов за нарушение тишины и спокойствия. Изредка только отдавали под суд очень уже явно уличенных убийц; так, в июле нескольких оранжистов судили и двух повесили, а остальных оправдали, несмотря на тягчайшие улики и гнусные преступления, в которых они обвинялись. Это какая-то чудовищная, истребительная война, ведущаяся с холодной жестокостью. Англичане оправдывают решительно всё: англиканское духовенство при каждом случае убедительнейше доказывает от Писания, что оранжисты надлежащим образом истолковывают учение Христа, а многочисленные голоса в обеих палатах дублинского парламента и в литературе ещё и упрекают католиков, что они-де сами вынуждают оранжистов к такому с собой обращению, а потом еще преувеличивают свои беды и жалуются!
'Террор и лицемерие. Лицемерие и террор. Ничего нового. Какой-нибудь Ашшурбанипал убивал открыто, выставляя срубленные головы на кольях, а парламентские демократии делают то же самое, только втихую. «Железная рука в бархатной перчатке — так они это называют».
— Что же вы теперь собираетесь делать?
— Нам не остается ничего иного, как вооружаться и обороняться. Во всех концах Ирландии теперь с удивительной быстротой вырастают католические дружины, имевшие специальной целью отражать набеги оранжистов, и теперь с небывалой силой вновь начались упорные и повсеместные сшибки с ними. Но их поддерживает правительство, и шансы наши невелики. Поэтому-то я, понимая необходимость поддержки сильной европейской державы, отправился в Париж!
Французского языка я не знал, и ни единого знакомого в Париже не имел, и однако успел быстро добраться до военного министра Карно, до генерала Гоша, и иных влиятельных людей, Мне даже дали военный чин во французской армии! Я убеждал французских генералов, что необходимо ввезти в Ирландию возможно больше оружия и всяких военных припасов для вооружения «Объединенных ирландцев» и всех инсургентов вообще.
Зная, что французам и без меня хорошо известна польза для Франции прямого нападения на Англию в ее же собственных европейских владениях, я постарался убедить французских генералов, мнение которых для Директории имело вес, что исполнение этого проекта не представит никаких особых затруднений. Мне удалось убедить их, что в английском флоте есть много ирландцев, которые в критическую минуту могут оставить английский флаг; что силы англичан разбросаны (и не могут не быть разбросаны) по враждебной им стране, где сообщения чрезвычайно плохи; что вполне мыслимо нападение даже на берега самой Англии, не только Ирландии. Для успеха предприятия необходимо высадить 20 тысяч человек. В Ирландии сейчас проживает 4 миллиона человек; а из них только 450 тысяч англиканского исповедания, а остальные — ирландцы-католики. Тотчас после высадки возгорится общее восстание, земли и собственность англичан будут конфискованы, французы гарантируют Ирландии ее независимость, и в стране соберется конвент представителей ирландской нации, где Ирландия будет провозглашена независимой республикой.
