Надо ли говорить, что в этом пестром балагане получить медицинскую помощь стало решительно невозможно? Напрягая старые связи и суля небольшие бакшишы и магарычи, мне удалось быстро организовать прием у главврача. И что?
Оказалось, что у Губаддулы Рахмона и моего хозяина Хусниэддина существует давняя неприязнь. Классового характера. Хусниэддин происходил из семьи потомственных богатых торговцев, всегда как сыр в масле катался, в молодости посещал Париж, в то время как Рахмон происходил из семьи голодранцев и всем своим положением был обязан новой советской власти.
К сожалению, можно назначить человека на высокий пост, но трудно выбить из него семейную лень. Да и хлебом таких персонажей не корми, лишь только дай им покуражиться над теми, кто, как они чуяли и знали, куда повыше их по уровню развития будет. Вдобавок густой азиатский колорит, придавал особо мерзкие оттенки происходящему.
К счастью, в нашем случае диагноз сомнению не подлежал.
— Укусила бешеная собака? — спросил Рахмон, нежно поглаживая свой подбородок и придавая своему оплывшему от жира молодому лицу озабоченное выражение.
И тут же наш туркменский главврач мстительно улыбнулся и сказал:
— Так это тебе Хусни, снова в Париж ехать надо. В институт Пастера. Там тебе прививку от бешенства обязательно сделают. А у нас лекарства закончились. Ничего нет. Ничем помочь не могу.
Эти слова прозвучали как приговор.
— Неужели ничего нельзя сделать? Даже за деньги? Я готов поучаствовать, внести необходимую сумму? — попытался вступить я в беседу.
Но тщетно.
— Нет, значит нет, — доктор был непреклонен, как сама судьба. — Идите. Не задерживайте меня, у меня еще много пациентов.
Пришлось нам выметаться, не солоно хлебавши.
Я тут же предпринял вторую попытку решить этот актуальный вопрос, переговорив с Гюльбешэр, старшей медсестрой-туркменкой, с которой я наладил неплохой контакт с той поры, пока долго лежал в больнице после укуса змеи. К тому же из всего «национального» туркменского контингента санитарной станции она была наиболее адекватной.
— Что делать? — забросал я медсестру серией вопросов. — Неужели нельзя достать необходимые лекарства даже за деньги? Я готов заплатить. Или нам надо срочно ехать в Мары? В Ташкенте все наверняка есть, но время на исходе. Туда мы явно опоздаем. Так как нам быть?
— Из-за эпидемии лекарства стали в дефиците. В Мары вы тоже ничего не найдете. А в Ташкент ехать долго и бесполезно. Так что Вам обязательно надо к знахарю.
— К какому еще знахарю? Не смеши меня. Тут серьезная болезнь, нужны серьезные лекарства, а не заговоры или нашептывания.
Меня тут же просветили насчет особенностей местной «национальной политики». Это дураки-русские всех желающих лечат бесплатно. Балуют народ, почем зря. Туркмены же умные люди. Из всего делают дефицит. И продают, ставшими необходимыми лекарства на сторону.
Это в государственной больнице положено производить лечение бесплатно. Согласно заложенного финансирования и сметы. Знахарь же лечит за большие деньги. Наличные. Которые любят все. Так что, как вода течет сверху вниз, так и лекарства утекают к местам наибольшего прейскуранта. Бороться и возмущаться просто бесполезно.
Но нам нужны были «не шашечки, а ехать». Так что если нужные уколы поставит не врач с медицинским образованием, а невежественный сельский знахарь, своими грязными руками, значит так тому и быть. К тому же, от Гюльбешэр мы получили адрес наиболее нормального из близко живущих представителей нетрадиционной народной медицины.
Я побежал на автобазу местной МТС. Сейчас уже почти наступила зима, автомашины мало используются на полях, что-то из свободного транспорта там должно быть. А Хусниэддина к автобазе должны были подвезти на арбе, возница которой дожидался нас у ворот медучреждения.
Как я и предполагал на автобазе МТС я сумел за наличные быстро подрядить машину, чтобы съездить в колхоз «Ленин Кызыл Колгасчи» имени Тельмана. Шоферу по имени Бахрам все равно. Около двадцати километров туда, двадцать обратно, с час делов. И пятерка на кармане. А от начальства товарищи прикроют.
Как только доставили больного, мы отправились в путь…
В дороге я с тревогой вглядывался в своего попутчика, отслеживая симптомы болезни. Признаки бешенства очень просты. Для начала — водобоязнь, человек просто физически не может пить. А без воды, не туды и не сюды. Затем поднимается температура, жар, больной начинает быстро терять влагу. Изо рта у него неконтролируемо начинает литься слюна. «Котел кипит», слюна быстро сменяется пузырчатой пеной. А там и до финала недалеко…
Приехав в колхоз, я у стайки туземных мальчишек узнал, где находится становище местного знахаря. Туда мы и доехали, с тревогой ожидая решение этого народного лекаря. Так как наш Хусниэддин уже был готов плакать от страха. К тому же, от нервного напряжения он начал задыхаться.
Я пока придержал шофера, хотя и не знал куда нам податься дальше, если здесь нам откажут. Знахарь оказался типичным этническим китайцем, седоусым морщинистым дедком из банальных фильмов про конг-фу. Только конг-фу здесь пока никому не интересно, поэтому этот колоритный персонаж специализировался лекарем. Джаа-Линь-Мин пару лет как сбежал из охваченного войной Восточного Туркестана в поисках спокойствия.
Утверждая, что он самый мирный человек и зла никому не причинит. Среди десятков тысяч жителей Поднебесной империи перебравшихся через границу это была стандартная легенда…
Хотя у узкоглазого не было гражданства, а так же колхозного пая, ему какими-то неведомыми путями удалось устроиться в местный колхоз ночным сторожем. Впрочем, его должностные обязанности выполнял один из местных подростков. Сам же Джаа-Линь-Мин, с присущей китайцам предприимчивостью, окунулся с головой в медицинскую деятельность. Весьма выгодную.
Наш знахарь без всякой тени сомнения взялся лечить привезенного пациента. Оставляя методы лечения в секрете. Цена была весомой — 500 рублей. Зарплата колхозника за три с лишним месяца. Впрочем, я надеялся, что большей частью затраченные деньги сумею отбить, экономя на аренде дома. Сам Хусниэддин был согласен на все — жизнь дороже. Меня же немного смущали маленькие черные глазки китайца, все время бегающие по сторонам, но выбора уже не оставалась. Или пан или пропал…
Шофер уехал, а мы остались. Причем пациент и врач быстро скрылись внутри саманной халабуды, где жил китаец, а меня оставили на улице. Дышать свежим воздухом. Так как применяемые методы лечения — коммерческая тайна. Строгий секрет.
Я понаблюдал за коновязью возле дома, куда для колорита был привязан детеныш среднеазиатского леопарда. Которому было не больше двух месяцев. Я, естественно, решил посюсюкать с забавным щеночком.
— Ути-пути- кто тут такой сидит красивый?
И я потянулся к леопардышу вытянутым пальцем. За который он меня тут же тяпнул. Да так сильно, что я вскрикнул от боли.
— Ах ты тварь пятнистая! Да я тебя сейчас с дерьмом смешаю.
Но бить я леопардыша не стал. Решил игнорировать. Сидит этот злой котенок тут на цепи — вот и пусть себе сидит.
Не знаю, что происходило внутри дома, но и на мою долю досталось масса впечатлений. Знахарь решил отработать полученные деньги по полной. Через некоторое время он вышел сам в классическом одеянии сумасшедшего шамана, да еще и с бубном. Вывел больного. Скоро какие-то горящие плошки, ароматные палочки окружали нас. Все дымило, чадило, экзотические запахи били в голову.
Китаец попытался накормить меня щепоткой какого-то порошка, который он достал из кожаного кисета. Но я по запаху сумел определить, что это обычный сушеный мухомор, который камчадалы, коряки и некоторые другие народы употребляют в качестве наркотического средства, вызывающего своеобразное опьянение. И решительно отказался от подобного угощения. К огромному неудовольствию хитрого китаезы.
Так что я посмотрел представление, находясь в здравом уме и трезвой памяти. А Джаа-Линь-Мину пришлось расстараться. Пошла жара! Китаец, придя в необычайное исступление, внезапно вскочил и стал кружиться на одном месте все быстрее и быстрее, начиная бить в бубен как оглашенный и завывая. На радость сбежавшейся со всего кишлака любопытной публики.
