В китайском языке у каждого иероглифа есть множество значений. Вот например, как переводится иероглиф 闯 (chuǎng) – вариться в самой гуще жизни; кипеть в котле живой практики; набираться житейского опыта [вне родного дома], доучиваться на практике.

Я варилась в самой гуще китайской жизни и набиралась житейского опыта в Шанхае чуть более четырех лет: с июля две тысячи двенадцатого года до конца две тысячи шестнадцатого. Из них почти три года я работала частным гидом, показывала туристам из СНГ этот прекрасный город, рассказывала о местных традициях, жизненном укладе и многом другом. Китай и все, что с ним связано, – это важная часть моей жизни, но после моего отъезда мы «расстались» насовсем.

Вернувшись в Россию, я нашла работу, никак не связанную с Китаем, китайским языком и культурой. Это стало одним из лучших решений в моей жизни – признать, что я хочу начать все заново, и таким образом, практически обесценить свой опыт эмиграции и изучения китайского языка. Это было сложно и больно, но так было нужно. Отказавшись от того пути, я пошла другим, и сейчас я точно на своем месте. Но все же я сохранила кое-что, уехав из Китая. Это мои воспоминания: о городах, о людях, которых я там встретила, о явлениях, событиях и, конечно, о китайской кухне.

Почти в каждом рассказе, который вошел в эту книгу, есть что-то о еде. И ничего удивительного, еда – одна из самых важных вещей на свете для любого китайца. Она в Китае повсюду, ее великое множество самой разной: удивительной, непонятной, прекрасной, отвратительной. И эта книга может стать отличным способом подготовиться к путешествию по Китаю и даже разобраться в некоторых гастрономических изысках. В приложении вы найдете перечень блюд, упомянутых в книге. Но в первую очередь это не гастрономический очерк, а честный рассказ об опыте эмиграции. Ведь как следует «поварившись» в самой гуще шанхайской жизни, я и сама в какой-то степени стала продуктом «китайской кухни».

Все описанное в этой книге является исключительно моим личным опытом и мнением. Я намеренно сократила упоминания о многих людях, которые сыграли важную роль в моей китайской жизни, посчитав, что каждый имеет право рассказать свою историю сам. А это моя история. История одной молодой девушки, однажды слегка заблудившейся на пути к своей настоящей жизни. Но то путешествие, которое я совершила, получилось весьма занимательным. Надеюсь, вам будет интересно пройти со мной некоторые участки этого пути!

Любое действие человека – это выбор. Поэтому нельзя сказать, что это не я выбирала изучать китайский язык в университете. Китайский мне посоветовала мама, а я выбрала согласиться с тем, что «журналистика – это не перспективная профессия, а иностранный язык всегда прокормит». Это был две тысячи седьмой год, и учить китайский язык казалось очень перспективно. Вот-вот должен был наступить какой-то невероятный прорыв в российско-китайских отношениях, и все вокруг должны были начать работать с китайцами, и китайский должен был стать крайне востребован, и не осталось бы ни одной сферы деятельности, где китайский язык не нужен. Это было почти семнадцать лет назад.

Поэтому окончив школу, я уехала из Магадана в Благовещенск и поступила на факультет иностранных языков в местном педагогическом университете. Мне предстояло изучать китайский, как основной язык, и английский в качестве дополнительного. Тут важно заметить, что до первого дня обучения моих познаний о Китае было чуть-чуть больше, чем, например, об Уганде. Про Уганду я знала только, что она где-то есть. А про Китай, что столица там – Пекин, а люди в Китае говорят по-китайски. И всё. Для вступительных экзаменов китайский мне не требовался, только английский, хотя среди моих будущих одногруппников были и те, кто китайский учил с детства, и ездил туда несчетное количество раз.

Это неудивительно, из Благовещенска до Китая рукой подать – перебраться через реку Амур или Хейлундзян, как его называют китайцы. Летом через реку ходит корабль, а зимой, когда Амур замерзает, ходит пума, что-то вроде большой лодки на резиновой подушке.

Сразу после поступления я отправилась наверстывать недостаток знаний и знакомиться со страной своего будущего. Хейхе был когда-то деревней на границе Китая и России, но с общим экономическим развитием и ростом торговли не только вырос в настоящий город, но и стал главной достопримечательностью для туристов Благовещенска. По приезду в этот славный город Дальнего Востока всем первым делом предлагалось посетить другую страну.

К счастью, мое первое знакомство с Китаем было коротким, мы поехали туда с мамой всего на пару дней. К счастью – потому что я просто не могла там есть. Мне нестерпимо воняло, и вся еда казалась липкой, жирной, кислой и почему-то сладкой. Я ошибочно предполагала, что в Китае вся еда острая. Но все, что я пробовала, оказывалось сладковатым. За остротой нужно ехать специально в какой-нибудь Сычуань, а вот все разновидности сладости в Китае повсюду. Мясо, рыба, салаты и супы, хлеб, йогурт, колбаса из магазинов – все казалось другим, незнакомым и совершенно несъедобным. А ведь я даже в детстве ела так, что на меня радовался весь детский сад. Я до сих пор люблю молочный суп и комочки в манной каше. На второй день нашей поездки я увидела фруктовую лавку и радостно набрала винограда и персиков. Позже в отеле я уныло жевала безвкусные фрукты, которые, какая ирония, наконец-то были несладкими, и думала, что первым делом по возвращению в Благовещенск заберу документы из университета. Мне не понравился Хейхе: сплошные рынки и магазины, шумно, не очень чисто. И все-таки я осталась учиться. Не потому что уже было поздно поступать куда-то еще, у меня просто не было ни малейшего понимания, чем бы я хотела заниматься, если писать – это неперспективно. Так что я с головой нырнула в обучение, не особо размышляя о том, что будет, когда придется выныривать.

«Вам необходимо перестроить речевой аппарат», – радостно оповестила нас преподаватель фонетики на первом занятии. Но чтобы что-то перестроить, сперва надо это сломать. От постоянных упражнений на отработку произношения болели голосовые связки и мышцы лица. Я всегда плохо писала от руки, у меня ужасный почерк, и каков же был мой ужас, когда я увидела прописи, как в первом классе, в которых требовалось писать целыми страницами элементы иероглифов. Ох, иероглифы… Кажется, уже в первом семестре мы начали учить их десятками за день. Еще бы, ведь образованный человек в Китае знает не менее пяти тысяч. Именно столько нужно было выучить за время обучения и нам. Кстати, их около восьмидесяти тысяч. Тогда на первом курсе я прочла, что самый высокий процент студентов-суицидников наблюдается среди тех, кто учит китайский. «Наверное, ерунда», – подумала я.  Ко второму курсу, когда мы учили иероглифы уже сотнями в неделю, я подозревала, что это реальная статистика.

Иногда это напоминало реалити-шоу типа «Последнего героя». Вот мы в начале учебы, такие юные, свежие, радуемся каждому новому слову, прилежно отрабатываем разницу в тонах. Спустя год иероглифов становится все больше, а нас все меньше, и все мы носим очки: словари набраны слишком мелким шрифтом. Одногруппники забирали документы один за одним. К третьему курсу осталась ровно половина группы. Но как раз тогда стало проще. Иероглифы перестали издевательски плясать в глазах загадочными закорючками. Мы разговорились, и играли на уроках в «Мафию», обсуждали социальные проблемы типа наркомании, разводов или систему ценностей разных поколений. Потом подоспела китайская литература, которая оказалась совершенно другой литературой, нисколько не напоминающей о привычных нам традициях письма. Учиться было, действительно, интересно.