– Шантрапа орудует, мелюзга пузатая, – нервно почёсывая затылок, сетовал Бойцов в процессе опознания автомобиля Алькевичем. – Стекло и замок зажигания не тронуты. Вывод: сопляки завладели ключами Марины! То бишь, вступали с ней в контакт напрямую. За ними одиннадцать угонов. Салажня перебрала критическую массу. Вульвец! Я буду не я, если мы их на днях не сфотографируем. Лично откатаю их шаловливые пальчики, как сейчас снимает их отпечатки с машины наш криминалист Дима.

– Думаете, и убийца Мариночки среди этих? – спросил его Борис Семёнович.

– Расчитываю, – поиграл мускулами на руках Николай. – Пошёл гон!

Дела об угонах с «ироничной фигой» объединили в одно производство. Николай подключился к сыщикам из других райотделов и из городского управления милиции. Он сосредоточился на решающем направлении, потому что практическое решение поставленной задачи теоретически выводило на убийц.

Бойцовское предсказание сбылось вскоре, когда сбытчика краденого взяли с поличным на вещевом рынке – один из потерпевших, фланировавший в паре с оперативником, опознал свою магнитолу. От сбытчика цепочка потянулась дальше и вытянула из мрака неизвестности остальных. Удача позволила параллельно раскрыть, помимо угонов, и вереницу квартирных краж. Для Николая же то был «довесок» – он жаждал возмездия убийцам.

Едва «зацепили» угонщиков «Волги» Алькевича, сыщик привёз одного из них в прокуратуру. И, подражая революционному горлопану-главарю Владимиру Маяковскому, пробасил Подлужному: «Ваше слово, товарищ маузер²⁵, то есть, товарищ следователь. Злодей для допроса доставлен».

6

Таким извилистым путём под перекрёстный допрос Алексея и Николая попал организатор дерзких угонов. Им оказался (сыщик и тут угадал) семнадцатилетний «пэтэушник» Борис Молоканов.

– …Тачку мы заарканили около магазина «Речник», – перепугано шмыгая носом, гундосил паренёк, реагируя на многозначительные намёки Бойцова о том, что шкет со своими подельниками вляпался в «мокрое дело».

– «Речник», что возле речного вокзала? – уточнил Алексей.

– Ага. Она стояла, вроде как, на отшибе, в темноте. Обычно же машины гуртом ставят, да и под фонари, чтоб на свету. А тут хозяин её наоборот – подальше, на отшиб загнал, в темноту. Нам-то и с руки: незаметно, что хошь выделывай. Втихаря.

– Ну и что же вы выделывали?

– Как обычно: Женька с Пашкой на стрёме торчали, а я отвёрткой хотел форточку это… выломать. Подхожу с шофёрской стороны – глядь, а дверка-то и не прикрыта. И прям в дверке, из замка, ключи вставленные торчат. Ни ху… Эта… Ни шиша себе, думаю! Ажник как-то не по себе стало. Оглянулся: может словить нас хотят. Ну, вроде как, на наживку чтоб клюнули. Да нет. Кругом тихочко, спокойничко. Влез в тачку, ключ в гнездо жажигания вставляю – подходит. Ну, думаю, распи… Это… Лопух или пьяный так оставил. Пацанам свистнул. Они подошли, садиться стали. Женька – впереди, на пассажирское сиденье. Тока он в какую-то лужу на асфальте вляпался, а кругом же сухо. Шары разули – кровь! Я и говорю: «Дёргаем отсель!». Тачку завели и рванули к Каме.

– Значит, вы никого возле угнанной машины не трогали и не видели? – недоверчиво перебил его Подлужный.

– Чтоб я сдох! Распилите меня напополам, если пиз… Эта… Если вру! Никого: ни в тачке, ни около. Вот кровь была, так я и не отпираюсь – была. Не-е-е. Мокруха – не наш профиль.

– Дальше, – скептически выпятив нижнюю губу, подстегнул его Алексей.

– Рванули в Закамск. Мы с Женькой – на «Волге», Пашка следом за нами на своих «Жигулях» – ему отец даёт покататься. Около Камы выбрали спуск посуше, загнали тачку в кусты и распатронили. Сняли колеса, автомагнитолу и кинули их к Пашке – его тачка стояла около шоссе. На обочине. Чтоб на берегу не наследить.

– Документы, ценные вещи в «Волге» были?

– Ага. В бардачке – техпаспорт и доверенность, а в сумочке… Ну, такая маленькая, бабская, на водительском сиденье лежала… В ней – паспорт, права и сотни две «рыжиков»… ну, рублей. Да ещё бабская ерунда: помада, духи там…

– На кого были документы?

– На бабу. Фамилию не запомнил. Торопно всё делали. Запалиться боялись. Я почуял, что тута не всё чисто.

– Куда краденое дели?

– Деньги меж собой поделили. Магнитолу и колёса, как обычно, Рябикову загнали. Ну, сбытчику. За сотню. Он жлоб страшный. За копейку папу родного на запчасти разукомплектует. Документы порвали – и в Каму. Ключи от тачки – туда же.

– Во сколько вы у «Речника» были?

– Где-то около часа ночи. Мы же годим, чтобы питухи в ресторане набрались до отвала. Чтоб остались самые косые.

– Кукиш на капоте «Волги» рисовали?

– Это я Пашку настропалил. Ну, вроде как, фирменный знак. Как в киношке про банду «Чёрная кошка». А когда он начал на «Волге» рисовать, я его оборвал. «Кончай, – говорю, – придурок! Видал же, кровь у тачки была. Мало ли что». Пашке хоть и восемнадцать уже, и ростом – коломенская верста, а ума – кот наплакал.

– Случаем, в милицию вы не звонили?

– В милицию? Мы чё, дураки ли чё ли?!

– Да я не машину имею в виду. Может позже, под утро, про мёртвую женщину сообщили?

– Не видали мы никакой женщины. Чтоб я сдох!

От подельников Молоканова, Пашки с Женькой, Подлужный и Бойцов выудили идентичную информацию. Пашка, помимо прочего, на следственном эксперименте нарисовал «фирменный знак» шайки – «дулю», как он выражался.

– Ну что, Ляксей, – размышлял Николай, почти по-хозяйски расхаживая по кабинету Подлужного по завершении допросов. – Гладко чешут языками стервецы. Видать, не врут.

– У них совпадение показаний, как на волчьей тропинке – идут след в след, – согласился Подлужный. – Так не сговоришься. Придётся, пока, их данные брать за основу.

– Именно, пока, – обронил Бойцов. – Ничего, Борька с корешами от нас никуда не денется: за угоны на параше им всё одно чалиться немерено придётся. План по удобрениям выполнять.

– Значит, Николя, начнём сужать район поисков? – вопросительно взглянул следователь на сыщика.

– Именно, – по-деловому откликнулся тот. – Щас дую до Зотова. Занарядим на завтра на повторный подворовой обход оперов, участковых и прочих. Одначе сектор поисков сфокусируем: строго от оперного театра – к Речному вокзалу. А магазином «Речник» и прилегающими злачными учреждениями я займусь лично. Неужто, проморгали в первый раз? Путаная канитель получается.

– Я тоже конструкцию пытаюсь выстроить, а она рассыпается, точно пересохший детский кулич из песка, – посетовал Алексей. – Лужа крови на набережной, но труп – двумя кварталами выше. Да и у Марины – никаких открытых ран. Следы волочения трупа у театра отсутствуют. И, наконец, на кой ляд убийце тащить мёртвое тело от набережной к центру? Да при всём при том бросить машину, что под рукой была… Мистика!

– Найдём разгадку этой шарады – раскроем преступление, – устало потягиваясь, простонал Бойцов.

– Завтра с утра и попробуем, – тоже разминая тело, затёкшее от долгого сидения, резюмировал Подлужный. – Я займусь проверкой показаний шпаны на месте угона, а ты – по своей линии.

7

Следователь, расследуя уголовное дело, обязан действовать, неукоснительно соблюдая положения уголовно-процессуального кодекса. Правовые условности, в которых спрессован тысячелетний опыт, наделяют добытые сведения неопровержимостью и доказательственным значением. И они же замедляют темпы расследования. Компенсируют же законные, но черепашьи методы следствия – приданные ему оперативные службы. Поэтому, когда Подлужный закончил проверку показаний корпорации «Молоканов и К» на месте угона «Волги», солнце висело в зените.

– Есть достижения? – поинтересовался Бойцов, подходя к нему от речного вокзала.

– Какое там, – отмахнулся Алексей. – Проверил. Парни не лгут. От лужи крови сохранились лишь воспоминания. Ещё бы, почти две недели минуло. А у тебя что?

– Мал золотник, да дорог! – горделиво приосанился громоздкий Николай. – Нарыл кой-чего. Жуй, буржуй, рябчика под ананасом: Марина в ночь, когда её убили, была в ресторане Речного вокзала! И не одна – с мужиком.