— Вы кто такие⁈ — попытался припугнуть неизвестных громким криком генерал.
— Бурул, отрежь ему ухо, — спрыгнул второй синий рядом с тем, который у него револьвер выбил. Сказано было на английском, но хоть генерал и сам говорил на этом языке с приличным акцентом, но что это не родной для азиатов язык понял.
Бурул этот заржал, сказал, что-то на непонятном языке и втащил из ножен кортик. Ух ты, даже в такую минуту Вальехо по узору на клинке понял и оценил, что ухо ему будут отрезать не простым кухонным ножом, ступеньки дамасской стали блеснули на солнце.
— Я — генерал Вальехо!
— Тогда два уха. Я себе тоже повешу на шею. Генерал! — заржал снова тот, что с кортиком.
— Если вам нужны деньги… — воспользовался последней возможностью Мариано.
— Деньги? Ладно, парни, свяжите его. Генерал. Пусть моряки с ним пообщаются. А стой, а куда вы генерал ехали?
— В Брайтон, строить там городок… дома старателям, салун.
— Строить⁈ Это земля нашего хана, ничего на ней строить без его разрешения нельзя.
Вальехо, раз сразу не убили и уши не отрезали, решил припугнуть ещё раз непонятных синих и уже набрал в рот воздуха, как из-за холма стали выезжать новые синие. Они выезжали и выезжали, десятки. Да, что тут творится? Воздух из Вальехо вышел, не стал он пугать синих. Да, их тут сотня, они сами кого хочешь напугают.
Сотник Дондук смотрел в подзорную трубу на поселение Брайтон, расположившееся на реке Американ-ривер, недалеко от городской черты Сакраменто, там точно были старатели. Старались. Весь берег реки ими был заполнен. Одни с лопатами песок с глиной перелопачивали, другие, стоя по колено в воде, в лотках промывали золото. Навскидку человек пятьдесят. Ну, если и больше, то не сильно.
Сотник перевёл трубу на поселение само. Да, тут этот самый генерал Вальехо, переквалифицировавшийся в строители, точно нужен. Кто в армейской палатке устроился, кто в хижине больше на собачью будку похожую, вон та, прямо у воды, так вообще шедевр. Шалаш из веток, кое-как обмазанный глиной. Так правильно, некогда народу о быте заботиться, нужно успеть как можно больше золота намыть. Вон, вокруг сколько конкурентов.
— Бурул, работаем так же, как в Эспарто. Колено, плечо. Никого не убивать.
Это им один из жителей Севастополя подсказал. Он какое-то время работал в Сакраменто, мыл золото тоже, но когда начался бунт скваттеров, (скваттер — это человек, который незаконно вселился в незанятый дом или неправомерно поселился на незанятой земле), то его там свои же ограбили и пристрелили, но пуля прошла навылет и ничего важного не задела, выходили его индейцы, на индианке вдове он и женился, ну и решил на земле осесть, переболел золотой лихорадкой, хватит. Вот к родичам его жены и перебрались, коров пасти.
А тут Диего услышал, что новые хозяева решили у скваттеров земли назад отобрать, подумал он подумал, и пришёл к старшему у воинов. Они в Севастополе в большой кошаре устроились.
— У каждого старателя намытый песок припрятан, завернут в мешочек и прикопан в земле, где-нибудь недалеко от его хижины, если прострелить колено старателю или плечо, то тогда он скажет, где зарыл золото, а так ничего добром или побоями из него не выбить.
— А зачем ты мне это рассказываешь, Диего? — внимательно так глянул на него странный военный.
— А так со мною эти скваттеры поступили. Плечо прострелили, — мужчина задрал рубаха, демонстритуя шрам.
— Хорошо. Если твой совет поможет, то немного отсыпем, — хлопнул его командир по плечу другому.
И помогло, в Эспарто таким нехитрым способом они откопали три десятка кладов. В результате на двух вьючных лошадях у них сейчас в сумках пудов шесть золота.
Богатый всё же здесь край. Осталось только порядок навести.
Глава 17
Событие сорок седьмое
Верные слова не обязательно изящны. Красивые слова не всегда заслуживают доверия. Знающий не спорит, спорит незнающий. Дао дэ Цзин (Книга о Пути и Силе)
Накрапывал мелкий холодный дождик, по небу бежали из неметчины в сторону Москвы чёрные, напитанные водой тучи. Настолько напитанные, что не выдерживали и просачивались по дороге вот таким небольшим дождиком. А ещё с Финского залива дул холодный сырой ветер. Блин, тут и самый здоровый здоровяк, например, такой, как человек, стоящий рядом с Сашкой, чахотку легко подхватит.
Человек был не просто здоровяком, был он на фоне остальных людишек так гигантом просто. Два метра роста и фигура атлета с развитыми плечами и бычьей шеей. И хоть человек был не молод уже, а мощь эта даже за два метра до Сашки добивала, вызывала почтение.
Сашка теперь и сам хлюпиком не был. Тоже и кубики на пузе были, и бицепсы с трицепсами, и разными дельтами выделялись под кожей, но до мощи этого товарища, как до Берлина на ослике Иа.
— Чудишь? — не вопрос может был, а утверждение, но обличения в голосе гиганта тоже не было.
Они стояли возле того самого Александрийского столпа, между ним и Аркой Главного штаба, которая была посвящена победе в Отечественной войне 1812 года.
— Так точно, Ваше Императорское Величество, — ни грамма не лукавя ответил Сашка.
— По-людски говори. Не раз же говорил тебе, Александр Сергеевич, что для тебя я Николай Павлович, — чуть поморщился гигант, и себе сказал не Сашке, — Монферран — гений.
— Я… Николай Павлович, озадачен. Странное место для аудиенции.
— Помолчи. С сыном разговаривал пару недель как и недавно ещё, с Ники. Вернулся он с… с вотчины твоей. Восторгов сколько. Телеграф ещё, лампы, Пульмонологический центр твой, училища. А теперь моряков готовишь. Куда Петру Алексеевичу. Всё ведь получается у тебя. И лошади ещё.
Николай Павлович помолчал, а потом пошёл от колонны к Главному штабу, но остановился на полдороге и, дождавшись семенящего за ним Сашку, продолжил.
— У стен уши есть. А война с Великобританией не шутка, а ты всем подряд о ней рассказываешь. С какой целью?
— Дурень же. Простите Ва… Простите, Николай Павлович, но война будет, а мне никто не верит. Как могу, готовлюсь.
— Двумя фрегатами⁈ Смех! — но лицо серьёзное, не злое, просто серьёзное.
— Есть Лао Цзы, умник такой китайский. Великий стратег, не выигравший ни одной битвы. Так он говорит: «Осмелюсь спросить: а если противник явится в большом числе и полном порядке, как его встретить? Отвечаю: захвати первым то, что ему дорого. Если захватишь, он будет послушен тебе».
— Занятно. Давай-ка на немецкий перейдём. И тише говори, — Николай оглянулся на свиту, что остановилась в двадцати метрах примерно. Конвой, вернее. Три кавалергарда в белых мундирах и все в золоте.
— Sie werden sagen, Nikolai Pawlowitsch (Как скажете, Николай Павлович), — перешёл на немецкий и почти на шёпот Сашка.
— Про войну с кем-либо впредь говорить запрещаю. А мне скажи, что же самое дорогое у британцев? Индия?
— Два фрегата? Торговля. Торговля с Востоком Ваше Императорское Величество. Перерезать пути, объявить каперскую войну, захватить и разрушить несколько их колоний. Гонконг, Сингапур, Сидней с Брисбином. Уничтожить Ванкувер. Всю китобойную флотилию на Галапогосских островах захватить и к себе увести.
— Да, тебя, князь, изолировать надо. В психическую лечебницу отправить, — фыркнул гигант. — Не будет, войны. Я недавно, вот на днях, вон в том кабинете, — Николай ткнул ручищей в сторону Зимнего, — разговаривал с посланником английским, предложил им Египет и Сирию, а нам проливы и православные земли на Балканах. По-моему, очень довольный ушел сэр Мельхиор Гай-Диккенс.
— Мельхиор? — Сашка покачал головой. — Как символично, Ва… Николай Павлович. Мельхиор — это сплав никеля с медью. Обманка такая, на вид серебро — серебром, даже чернеет так же. Обманка! Это ключевое слово. Ни за какие деньги, ни за какие земли Англия не допустит усиления России в Проливах и на Балканах, как и Австрия. Британия то же самое получит от Турции, помогая ей в войне с Россией. И этого реваншиста Наполеона втянут. Обманом, уговорами, играя на его амбициях отомстить России за дядю, подогревая там волнения, до такой степени, что у него выхода не будет другого, как войну начать, чтобы успокоить народ во Франции. А вас Мельхиор этот будет обманывать до последней минуты. Он и принесёт известие об объявлении войны.
