Но чуваки выглядели неприветливо, на кивки новоприбывших даже не отреагировали.

Да и те не в карты сюда играть пришли.

Младший всё надеялся, что приятели достаточно уже набрались и потратились, и отказались от планов на расслабон. А это место – всего лишь бар с казино. В нем снова проснулся интроверт и социофоб.

Но их уже встречала слоноподобная «маман», а за следующей дверью интерьер оказался таким, что хоть святых выноси. Стены были завешаны постерами и картинками, после которых назначение этого места становилось очевидным даже ребенку.

Значит, деньги, которые они сэкономили на закуске, пойдут на «благое» дело. Бежать поздно… и стыдно.

Откуда-то доносилась музыка. Рэп на английском. Половину слов не разобрать. Но мотив отвязно-хулиганский.

Их компания разделилась.

Первым ушел Скаро под руку с блондинистой дамой, щебечущей хоть и не на польском, но явно на славянском языке.

– Ну, я вас покидаю. Хорошо провести время! Пойдемте, сударыня. Очень скучал…

Все остальные из их компашки так же рассосались по комнатам в сопровождении жриц разной степени очаровательности.

Предпоследним скрылся Шаман. Его заарканила фемина с очень-очень пышными формами.

Глаза таймырца, как у быка, налились кровью, и он ещё в коридоре расстегнул и скинул с себя дешевую рубашку. Был он изрядно татуирован синей пастой. Но не куполами, которые накалывали себе «верующие с понятиями», а круговыми геометрическими узорами, обозначающими, наверное, небесные и земные сферы. Под ними синие человечки из палочек то ли охотились на зверя, то ли воевали друг с другом. Очертя голову, Шаман убежал со своей феминой. Младший слышал, как он что-то говорил ей, звуки его голоса напоминали рык гориллы в брачный сезон.

Саша просто пошел в комнату, номер которой ему сказали ещё внизу, у «маман».

Входя в помещение с приглушённым светом, он почувствовал, что смущение хоть и не исчезло совсем, но вытесняется другими чувствами. Любопытством и предвкушением.

В Питере Младший в такие заведения не ходил. Но понимал, что по сравнению с убийством десяти с лишним человек и службой в карательном батальоне, даже если ты всё делал, чтобы не запачкаться, такие вещи – просто мелочь, не марающая карму. Ни о какой невинности, говоря о нем, речи не шло давно даже в переносном смысле.

С младых ногтей он усвоил, что покупать и продавать любовь – непристойно. Но не было ли это самовнушение… навязанным со стороны? Успел-таки дедушка привить определённые жизненные установки. По правде сказать, Младший уже был на пределе. Тяжелый физический труд и грубая, но сытная пища не убили, а подстегнули животное в нём.

Чёртова природа... Женщине проще быть «чистой» и «нравственной» по физиологическим причинам. Её не охватывает амок, который превращает мужчину в самца. В такое же тупое животное как лось, бык или слон во время гона.

Гормоны и возраст сыграли свою роль. И если изначально Младший пошёл сюда, чтобы не прослыть «немужиком», то теперь он делал это только для себя.

Глядя на похабные картинки по стенам, Саша неосознанно вспоминал всё подобное, что было с ним. Ведь было же. И ещё должно быть. Если другим можно, то и он не рыжий.

Вспомнил правила, которые объяснял Скаро. Не целоваться, не напиваться и, боже упаси, не засыпать рядом. Оставаться на целую ночь они не собирались. Максимум пару часов.

Пахло духами и чем-то дезинфицирующим.

«Если вам не понравится, мы вернём деньги». Такая табличка действительно была приколочена у лестницы на второй этаж. На нескольких языках.

В комнате царил полумрак. Окна наглухо зашторены, из освещения – только ночник. Младший смог разглядеть интерьер – какой-то псевдовикторианский китч. Может, при ярком свете видно было бы потрепанность, запылённость, и неухоженность обстановки, но в полумраке она выглядела загадочно и романтично.

– Заходич, – услышал он приятный голос.

Потёмки будоражили. Его «пани» была в кокетливом халатике, симпатичная.

.

Девушка, имя которой он не запомнил, (вроде Агнешка… или Катаржина?) – выглядела неидеально и не модельно. Нет, не потасканно. Но чуть постарше Лены… какой та была на момент их встречи. Немного лишнего веса, мягкие складочки, грудь слегка тянется к земле под действием гравитации. Но бюстгальтер не даёт ей совсем упасть. Цивилизация придумала много ухищрений для борьбы со временем и энтропией.

Шатенка. Вроде так называется оттенок. Хотя он понимал в цвете волос женщин ещё меньше, чем в мастях лошадей.

Главное, что она была округлой именно там, где нужно.

– Розбирач. Массаж.

«Раздевайтесь» – догадался он. Второе слово понятно без перевода.

Халат на ней был не банным и не практичным домашним из ситца, как у бабушек. Скорее, ближе к халату медсестры. Не совсем коротким. Чуть короче, чем нужно для того, чтобы быть скромным.

Официально здесь был массажный салон. Аморальные виды заработка в городе запрещены Святой церковью и кролем-королём. Но всем известно, что любой запрет можно обойти.

Следуя за её жестом, он лег на живот и доверился рукам: чутким, нежным и достаточно сильным.

Вскоре он был размят весь. Закончив со спиной, она перевернула его брюхом кверху. Легко, как они на судне переваливают большую рыбину, отработанным движением, с минимальной его помощью.

Александр устроился поудобнее, поправив маленькую подушку под головой.

Её вопросительный взгляд был формальностью. За всё уплачено…

Но он кивнул.

И если до этого процедуру ещё можно было назвать лечебной, то тут всё резко изменилось. Теперь происходящее было лечением только в переносном смысле. Интуиция и опыт помогали ей понять, в какой момент дать ему паузу, чтобы он мог восстановить самоконтроль.

Потом она отстранилась.

– Put it on, – услышал он голос.

Всё делалось на автоматизме. С её некоторой помощью.

Халат упал вниз. Кровать… или диван оказался достаточно широким для двоих. Он положил ей руки на бедра и поплыл по течению. Сначала она чуть помогла ему поймать ритм, а потом он уже не нуждался в помощи. Ошибиться было трудно, от него уже мало что зависело. Он мог быть полным бревном, и всё равно было бы хорошо. Он мог лишь растянуть удовольствие или сократить.

«Думай о самых страшных моментах и самых горестных. О волчьих глазах в темноте. О яме с трупами. О дороге слёз возле Новокузнецка. Или о самых отвлеченных вещах. О звездных городах, сигналах инопланетных цивилизаций… и о прочей подобной фигне».

Но не про её лицо, волосы, бисеринки пота на шее и упаси боже не про то, что ниже лица.

И он стал отвлекать себя. Не сосредоточиваться на её мягкости и сферичности, на родинках, на тактильных ощущениях обволакивания... Сам собой стал думать об ужасах и кошмарах. Благо, их в его жизни хватало. Поэтому и надо ценить моменты удовольствия, Пусть самого примитивного.

Но и эти мысли ушли. Всё ушло.

Младший не смог бы быть грубым, даже если бы захотел. А она действовала молча, сосредоточенно, умело. Один раз он поймал глазами её взгляд – дружелюбный, но абсолютно… деловой. Впрочем, его это совсем не охладило. Саша старался не быть эгоистом и хоть что-то давать в ответ.

Даже услышав постанывания, он не питал иллюзий, что в этом есть его заслуга.

А она не пыталась схитрить, чтобы освободиться побыстрее.

Больше откладывать не получалось, как ни пытайся растянуть. К тому же есть лимит времени. И есть пределы, за которые выйти можно, но нет особого смысла.

О ком или о чём думал Саша в момент, когда крепко сжал её – как свою собственность, как вещь, как любимую, как всё на свете – не знал, наверное, даже он сам.

Девушка охнула.

«Заеб…сте» – произнесла она.

Александр слышал, что это означало по-польски то же самое, что и по-русски. Но вроде бы тут не считалось матерным. Всего лишь «Замечательно». Точнее: «Зашибись»…

– Да, очень хорошо, – согласился он.

– И ты хороший.