Я с трудом вспомнила, что должна дышать – так захватил меня этот странный в своей резкости движений танец. Когда музыка закончилась, я счастливо вздохнула, возвращаясь в реальность, но следующая мелодия уже звала к новому танцу.

– Вальс, – прошептала мне Серафима.

Я с непониманием посмотрела на воспитательницу, и та легонько простучала пальцами по моей руке: раз-два-три, раз-два-три. Этот счет продолжал крутиться у меня в голове. Я даже невольно сама постукивала ладонью по подлокотникам кресла, подхватив этот ритм. Раз-два-три, раз-два-три – я и сейчас его слышу, хотя пишу эти строки значительно позже спектакля. И вижу вновь изумленное лицо Серафимы, у которой по мере этого танца-вальса все выше поднимались брови. На сцене шесть Снежных юношей метались по сцене, и невозможно было предугадать, попадет ли в их руки взлетевшая Ледяная дева. Каждый ее прыжок и падение на руки вернувшихся в точно рассчитанное мгновение партнеров заставляло весь зрительный зал испуганно ахать. А те начинали ее вертеть, подбрасывать вертикально вверх, убаюкивать, раскачивая горизонтально, потом давали ускользнуть, чтобы она могла вновь подняться на дерево и опять бесстрашно упасть в руки партнеров. После этого танца зал буквально взорвался аплодисментами, и мы также яростно били в ладоши. Конечно, это было восхитительное зрелище!

Я не успела опомниться от этого акробатического танца, когда на сцену высыпали балерины – Снежные девы. Их танец тоже был удивителен: танцовщицы создали хоровод, улегшись ничком на пол. Лишь одна Ледяная дева возвышалась над ними, то делая острые шаги на кончиках пальцев, разрезая воздух резкими взмахами рук, перемежая их короткими поворотами, то неслась по кругу быстрыми легкими скачками. Но лежащие на полу балерины тоже танцевали: они взметнули вверх ногу, а затем медленно опускали ее, словно вздыхая плавными тающими переборами рук. И получилось этакое оттенение танца главной героини, иллюстрация снега, взметнувшегося под порывом ветра и медленно опускающегося, когда вихрь уже пронесся мимо. А Ледяная дева вела свой танец. Она то парила над полом, едва касаясь его кончиками пальцев, то ползла по нему, выбрасывая ноги в стороны. Потом вдруг выпрямлялась и падала в широкий шпагат, легко поднималась и вновь роняла себя на пол. Весь танец длился совсем недолго, но как же долго звучали после него аплодисменты! Очевидно, что мы увидели нечто необыкновенное…

Уже потом Серафима рассказала нам причину. Оказывается, это было совершенно новое слово в балетном искусстве. До той поры никто не ставил такие спектакли, никогда на сцене не использовались акробатические трюки, вроде тех прыжков в руки отсутствующих партнеров или шагов-падений в шпагат.

На сцене опять показались маленькие фигурки учеников балетной школы. Теперь они исполняли танец птичек. И мне вдруг остро захотелось быть среди них. Ведь некоторые девочки были не старше нас с Катькой – а уже выступали на настоящей сцене, с настоящими балеринами, в настоящем спектакле. И им даже хлопали те зрители, которые восхищались танцем Ледяной девы. Я размышляла об этом весь танец Зимней птицы – его исполнял танцовщик, проделывая невероятно высокие прыжки. Но это как раз было обычным делом для балета. Серафима потом мне рассказала, что и в классических спектаклях всегда есть сольный танец для мужчины с высокими прыжками и сложными поворотами (пируэтами).

Перерыв между актами мы провели в засыпании Серафимы вопросами. И я, и Катька, и Митька, и даже Маруся – мы все находились под впечатлением от увиденного и желали немедленно расспросить нашу воспитательницу о тонкостях балетного искусства. Мы так возбужденно делились впечатлениями, что Серафима отвела нас в сторонку в фойе (вот, вспомнила это мудреное слово!), где Катька, фыркнув с презрением, заявила, что нет ничего сложного в тех акробатических движениях, что делала балерина на сцене. В доказательство своих слов подруга, недолго думая, совсем как Ледяная дева широко взмахнула ногой и упала в шпагат, разъехавшись ногами по гладкому паркету. Мы все на мгновение замерли. Да и не только мы. Катька, растянувшись на полу, не смогла подняться с легкостью балерины и лишь хлопала глазами, глядя на нас снизу. Мы с Митькой и Марусей согнулись пополам от смеха при виде изумленных лиц окружающих и явной растерянности Катьки, которая елозила ногами, пытаясь собрать их. А брови Серафимы были подняты также высоко, как в тот момент, когда она смотрела на сцену. Очевидно, что моя подруга поразила ее не меньше. Однако воспитательница быстро опомнилась. Она помогла Катьке подняться, но по-прежнему молчала.

– Извините, – на всякий случай проговорила подруга. Похоже, ей, как и мне, пришло в голову, что не стоило падать на пол в театре, пусть даже и повторяя танец балерины.

Отмахнувшись, Серафима предпочла рассказать нам, что при постановке этого балета в Петрограде на сцену выводили настоящую корову.

– Ого! – включился Митька. – А здесь выведут?

– Не думаю, – охладила его восторг Серафима.

– Представляешь, что будет, если она от страха…

Маруся сделала круглые глаза, и Катька не стала договаривать фразу, покосившись на Серафиму.

Звонок прервал нас. Мы поспешили вернуться на свои места – и опять повторилась церемония трех звонков, угасания света и открытия занавеса. На этот раз декорация была другой. Праздник свадьбы с отдельными выступлениями разных танцовщиков мне показался не очень интересным. И если бы я не читала заранее либретто, я бы и не заметила, как Сольвейг обратилась в дым, перепрыгнув через горящие бочки. К удовольствию Митьки, бочки на сцене действительно подожгли. Но после эмоций первого акта второй меня не так поразил. Может быть, это был переизбыток впечатлений, но я как-то сникла, почувствовала резкую усталость. И я не могу сказать, насколько эффектными были последующие выступления артистов. Даже гибель Асака и возвращение Ледяной девы на дерево для ожидания следующей жертвы не стали для меня грозным финалом балета. И похоже, на остальных моих спутников накатила эмоциональная опустошенность. Мы не имели сил, чтобы обсудить увиденное. Все в том же молчании мы шли до нашего детского дома, погрузившись каждый в свои мысли.

И тем не менее, спектакль произвел на меня огромное впечатление. Этому подтверждение моя длинная запись, посвященная ему.

Девочки долго еще обсуждали увиденный спектакль. Маруся неожиданно стала авторитетом у Эммы и Катерины, поскольку она уже несколько раз бывала на балетных представлениях с родителями и могла сравнивать.

– Серафима Павловна права, – сказала она подругам. – В тех балетах, что я видела, действительно не было похожих физкультурных номеров. Там балерины двигались плавно, аккуратно, замирая в красивых позах. А не падали на пол, чтобы ползать по нему.

– А в каких красивых позах? – заинтересовалась Эмма.

– Ну вот так, например, – и Маруся встала на цыпочки, подняла руки, придав им округлость.

Эмма и Катька немедленно повторили движение. После чего Эмма медленно повела ладонью по воздуху, словно рисуя кистью по воображаемому холсту. А Катька резко взмахнула ногой и разъехалась в шпагат, подобный тому, что она демонстрировала в антракте «Ледяной девы».

– Как у тебя получается? – спросила Эмма после попытки сделать то же самое и свалившись с криками боли на пол.

– Не знаю, – пожала плечами Катька. – Я просто могу. Разве это трудно?

– Это очень больно, – возразила Эмма, растирая ногу.

– Значит, у Кати очень хорошая растяжка, – проговорила от дверей спальни Серафима.

Девочки дружно обернулись на ее голос. Воспитательница подошла к ним и оглядела Катьку, по-прежнему сидевшую в шпагате на полу.

– У тебя очень растянутые от природы мышцы.

– Значит, я не смогу сделать так? – вздохнула Эмма.

– Без подготовки – нет, это дано немногим, – кивнула на Катьку Серафима. – Но если упорно заниматься, делая специальные упражнения каждый день, то ты через пару месяцев сможешь.