Вдруг возле меня оказался граф Ламберт.

— Ну что, пан Конрад, научите нас правильно стрелять из лука?

— Не я, ваша светлость. Но есть человек, который смог бы.

— Неужели? И кто он?

Я рассказал, как лодочник по имени Тадеуш подстрелил лося.

— Единственной стрелой прямо в голову с двухсот ярдов, да еще и с лодки?

— Совершенно верно, ваша светлость. Я ел с ним оленину.

— Да-а, мне бы пригодился такой лучник тренировать других. Можете пригласить его сюда?

— Я могу написать отцу Игнацию с просьбой рассказать лодочнику о вашем желании. Возможно, он приедет.

— Напишите. Я поставлю на письмо мою печать. Далее. Я поговорил с этим мастером из Флоренции, которого вы мне прислали. Действительно ли он знает свое ремесло?

— Думаю да, ваша светлость. Но все выяснится, когда мы увидим его сукно.

— Хм. Он присягнул вам. Не желаете передать его мне?

— С радостью, ваша светлость. Я нанял его для вас. Но могу ли я просить взамен об одолжении?

— О каком?

— Есть здесь мальчишка, Петр Кульчиньский. Я хочу взять с него клятву верности.

— Разумеется, пан Конрад, если он и его отец не против. Если кто-то не мой вассал, вам не нужно спрашивать разрешения. Но даже и у вассала есть право уйти, конечно, уплатив все долги. Зачем он вам?

— Он смышленый малый, ваша светлость, и очень быстро разобрался в отчетных бумагах. Я хочу, чтобы он следил за моими коммерческими делами в Цешине.

— Корчма «Розовый дракон» относится к этим делам?

— Да, ваша светлость. Вы против?

— Вовсе нет. Просто о ваших приключениях в Цешине ходят удивительные слухи. Вы и правда посадили крестьянскую девушку за главный стол в замке моего брата?

— Да, ваша светлость. Простите, если я оскорбил вас, но…

— Пан Конрад, меня огорчает лишь то, что я не видел выражения лица его жены. — Он засмеялся. — Эта стерва всегда меня ненавидела. Пойдемте. Я хочу представить вас моему сеньору, и расскажите о ваших мельницах и ткацкой фабрике.

Когда мы вернулись в замок, пан Стефан что-то бурно, обсуждал с отцом. Я их не слышал, но он дважды показал на меня. Как сказали бы мои американские друзья, вот-вот полезет дерьмо.

Герцог Хенрик Бородатый был, пожалуй, самым удивительным человеком, какого я только встречал. Ему почти семьдесят. Лицо — сморщенное, как печеное яблоко, но спина по-прежнему прямая и сильная. Густые седые волосы покрывают плечи, а огромная седая борода шире груди и достает до ремня.

Однако внешний вид не столь важен. Его — я не хочу сказать аура, поскольку это слово подразумевает мистику, а герцог был на редкость практичным человеком — чувство силы казалось почти осязаемым, как будто реши он пройти сквозь стену, она извинится и уйдет с дороги.

Его сын, которого впоследствии назовут Хенриком Благочестивым, был еще более неординарным человеком, хоть и в абсолютно ином смысле. Он умел читать и писать и посвящал этим занятиям много времени — редкость среди знати.

Тогда как отец был воплощением политика, сын являлся князем с ног до головы. Казалось, его манеры, взгляд и тон речи олицетворяли долг, справедливость, порядок и самообладание; честь, силу и дисциплину.

Я бы с уверенностью последовал за этим человеком в ад, потому что он вывел бы меня обратно. Я нашел короля Польши и моего тоже.

Хенрик Бородатый взглянул на меня и сказал:

— Так, значит, это вы пан Конрад Великан. Я много о вас слышал.

— Надеюсь, ничего плохого, ваша светлость.

— Всякого. Но все это просто не может быть правдой. Ваш ткацкий станок быстрее, чем у волынян. Они не придумали ничего похожего на ваши прялки. Расскажите мне о мельницах, которые вы строите.

Башня уже стояла, перекрытия в подвале и круглый сарай были готовы. Сейчас работали над револьверной головкой. Я мог бы все объяснить на моделях, но меня забрасывали вопросами. Несмотря на то, что наши гости в основном политики и воины, они неплохо разбирались в технике, изучая каждую деталь почти так же тщательно, как Витольд.

После мельницы я начал рассказывать о ткацкой фабрике. Они поняли устройство станков и прялок, а когда меня спросили о красильных бочках, я посоветовал обратиться к Анжело. Затем на меня набросились с вопросами о мытье шерсти. В конце концов, всем все стало понятно.

— Зачем двенадцать лоханей? Почему не одна большая?

— Одна большая лохань тогда должна быть медной и стоять на огне. С двенадцатью маленькими лоханями только две из них нужно нагревать. Остальные могут быть деревянными. Кроме того, шерсть нужно не только мыть, но и несколько раз полоскать. Используя только одну лохань, нам пришлось бы три раза менять горячую воду для каждой новой порции шерсти, при этом мы бы впустую выливали много моющего средства.

— Объясните подробнее.

— Мы называем это системой противоположного потока. Шерсть поступает в лохани с севера на юг. Вода переливается из лохани в лохань с юга на север. На входе вода холодная и чистая, а на выходе холодная и грязная. Шерсть подается холодная и грязная, а выходит холодная и чистая.

Было очевидно, что меня не понимают.

— Давайте проследим за процессом. Грязную шерсть кладут в первую лохань, и рабочий мешает ее деревянной палкой. Вода немного теплая и грязная. В ней почти не осталось моющего средства, но основная грязь смывается. Лишняя вода вытекает по этой трубе, а более чистая поступает из второй лохани.

Затем шерсть перекладывают во вторую лохань, а в первую кладут еще. Во второй лохани вода горячее и чище.

Так продолжается до шестой медной лохани. Она стоит на огне. Вода в ней очень горячая. Здесь в воду добавляют моющее средство.

В седьмой лохани начинается полоскание. Вода теплая, а моющее средство, которое выполаскивается из шерсти, поступает в шестую лохань.

Восьмая, девятая и десятая лохани — для дополнительного полоскания. В каждой следующей вода горячее. Одиннадцатая лохань — медный котел с кипящей водой.

В двенадцатую налита чистая холодная вода. Здесь шерсть остывает, нагревая при этом воду перед подачей в котел. Рядом находятся решетки для сушки шерсти.

— Надо же, одна и та же вода используется несколько раз. Экономится топливо. Интересно.

Противоположный поток прост, как все гениальное, но изобретен был очень поздно. Впервые его использовали в 1930-х годах, что стало крупнейшим открытием Альберта Эйнштейна в области техники. С тех пор принцип противоположного потока применяют в целом ряде промышленных процессов.

— Пан Конрад, вы постоянно повторяете «моющее средство». Разве вы не используете мыло или золу?

— Мыло — это соединение золы и жира. Шерсть уже жирная. Именно жир мы и пытаемся отмыть. Зола содержит много твердых частиц, и шерсть может стать грязной.

Вначале зола выщелачивается. Мы насыпаем ее в кадку с матерчатым дном и промываем водой. Получается раствор гидроксида натрия — щелок, то есть сильное моющее средство.

— И возле каждой лохани стоит рабочий?

— Не совсем так, ваша светлость. Стоять весь день у котлов с кипятком — адский труд. Каждый рабочий будет от начала до конца промывать определенное количество шерсти.

Этот допрос с пристрастием длился несколько часов, пока герцог Хенрик не предложил выпить пива, и я смог, наконец, промочить горло. Мы расположились в большом зале.

— Пан Конрад, насколько я понял, вы можете намыть больше шерсти, чем спрясть.

— Это так, ваша светлость. Освободится много времени для других дел. Например, для стирки.

— Вы объяснили, что вы делаете, но не объяснили зачем.

— Зачем ткать сукно, ваша светлость? Чтобы людям было что носить!

— Нет. Я имею в виду то, что вы чужой среди нас. Что вам нужно? Может, деньги?

— У меня их более чем достаточно, ваша светлость. Мне столько даже не надо. И я не чужой. Мой акцент кажется вам странным. Я вырос в… другом месте. Но все мои предки были поляками, и я тоже поляк, и это моя страна.

— Мне объяснили, что вы не рассказываете о своем происхождении, и я не стану давить на вас. Но почему вы все это делаете?