— Ян — хриплю я. — Яна моя.

Яна разворачивается ко мне, сердце стучит, как бешенное. Яна моя. Живая. Стоит передо мной. Держит на руках нашего сына.

30

Разве может сейчас стоять передо мной Максим? Это ведь не мой глюк? Передо мной собственной персоны Орлов Максим, я рассматриваю его. Как давно он здесь? Волосы немного выгорели, а кожа уже загорела, в уголках его глаз появились новые морщинки, я отмечаю каждую мелочь. Он выглядит очень уставшим, смотрит на меня диким взглядом.

— Здравствуй, Максим — смотрю ему прямо в глаза, хочу разреветься и броситься ему на шею, он так близко и так далеко от меня.

— Яна — бросается он ко мне и обнимает, целует в глаза, нос, щеки, губы, куда только попадает — я целый год жил в аду, почему ты ничего мне не сказала? Почему не позвонила мне? Как ты могла скрывать от меня сына? — кажется, что сейчас все присутствующие смотрят на нас, а не на фотографии. Миша напугался, он начинает громко плакать. Это меня отрезвляет, как и необоснованные обвинения Максима, я ведь не скрывала от него сына, я звонила ему из колонии, это он забыл о нас и даже не думал, налаживал свою личную жизнь.

— Ты пугаешь сына, Максим, мы пойдем, Миша теперь так просто не успокоится — сын на моих руках продолжает не просто плакать, а захлебываться в слезах и кричать — тише, сыночек, тише — глажу его по спине и даю соску, он ее выплевывает и не желает успокаиваться. Иду к выходу быстрым шагом, Максим и не думает от меня отставать, идет следом за нами.

— Яна, дай его мне, пожалуйста — оборачиваюсь на Максима, он смотрит на меня испытующе, его взгляд теперь исследует нашего сына он рассматривает его жадно, долго. Я не могу сейчас ему отказать, даже если сын не перестанет плакать, Миша долго привыкает к людям.

— Только аккуратно, Максим, сын не любит сидеть на руках у чужих людей — передаю ему плачущего сына, глазки уже опухли, а щечки мокрые от слез.

— Сынок мой — бережно прижимает к себе Максим, вдыхает запах его волос, он родился точной копией Максима, даже вьющиеся волосы и рыжеватый оттенок — какой ты красивый у нас получился, ну же мужичок, мне тоже страшно — вопреки моим ожиданиям, Миша перестает плакать.

— Спустимся к парку, здесь неподалеку — говорю я Максиму.

Мы идем с Максимом в полной тишине, только изредка сын всхлипывает, отголоски его истерики. Миша периодически проверяет, что я иду рядом и даже не думает тянуться ко мне. Все-таки кровь не вода. Они вдвоем такие красивые, как две капли воды. Никто из нас не решается нарушить мнимую идиллию, так и идем, пока сын не засыпает на плече у Максима.

— Максим, мы поедем с Мишей домой, он уснул, потом мне нужно будет его искупать — тяну руки, чтобы взять сына, но Максим не дает мне этого сделать.

— Я поеду с вами, ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя сейчас? Нам нужно обо всем поговорить, Яна — твердо говорит мне мужчина из моего прошлого — ты на машине?

— Нет, у меня нет машины — отвечаю на его вопрос.

— Хорошо, скажи куда вызвать такси и мы поедем вместе — не спрашивает он. Бескомпромиссный, узнаю его. Он может таким быть, ведь сейчас в его глазах я виновата, скрывала от него сына. Не хочу скандалить в парке, будить Мишу. Молча достаю телефон и сама вызываю такси. Максим так и не выпускает сына из рук, всю дорогу он им открыто любуется, гладит по пухлым щечкам и улыбается чему-то. Все время шепчет «Сынок мой».

— Приехали — говорю ему, идет за мной, испепеляет меня взглядом в лифте, но я не обращаю внимания на него, я думаю о том, что сына нужно уложить в кроватку.

— Проходи прямо и налево, кроватку сам увидишь — ухожу от него на кухню, надеясь, что он не придет ко мне, а молча уйдет из нашей с сыном квартиры. Но я очень сильно ошибалась, он появляется на кухне спустя двадцать минут.

— Поговорим?

— Есть о чем? — спрашиваю его.

— Ян, за что ты так со мной? Ты хоть понимаешь, что я испытал?

— Ну что ж, если ты хочешь поговорить, то давай поговорим. Я не совсем понимаю в чем ты меня обвиняешь. Одному тебе было тяжело, значит?! Ты хоть знаешь что я пережила? Я ведь приходила к тебе тогда, разве ты забыл? Ты посоветовал найти другого отца для Миши.

— Яна, почему ты мне не сказала о том, что ты под следствием? Что я должен был думать после того спектакля, который ты устроила — повышает голос Максим.

— Не ори — пресекаю его — сын спит. Я приходила к тебе тогда не за жалостью и помощью, я думала только о сыне, я пришла к тебе с просьбой забрать сына, чтобы его детство не прошло в колонии. Но тебе было гораздо интереснее полететь, кажется, в Барселону со своей подружкой, теперь уже женой, полагаю? — не могу не сказать этого.

— Я не женат, Ян. Ты должна была мне сказать, ты должна была мне все рассказать тогда.

— Но даже после этого я не оставила попыток, знаешь? Я ради сына наступила на свою гордость и звонила тебе из колонии на восьмом месяце беременности, только ответил не ты. А твоя будущая супруга Вероника, попросила не расстраивать скорую свадьбу. Ну как жизнь с молодой женой? — льется из меня яд.

— Я не знал, Ян, я не знал, что ты звонила мне — Максим растерян.

— Не знал?! Тебе ведь одному было тяжело, да?! Ты один жил, как в аду, а я была на курорте по — твоему? — обещала себе не показывать ему своих эмоций, но чувствую приближение слез — ты хоть знаешь каково это умереть вместе с ребенком потому что любимый человек отказался от тебя. Ты понимаешь через что я прошла? Это моя жизнь превратилась в ад, это ты пришел, потоптался по моей жизни и укатил в Москву к своей девушке. Ты обвиняешь меня в чем-то, а сам? Ты ведь скрывал меня от своей Вероники, кем я была? Любовницей? Временным развлечением?!

— Ты никогда, никогда не была для меня временным развлечением. Я не врал тебе, Яна, я расстался с ней до того, как сделал тебе предложение — он оказывается слишком близко ко мне, так что я слышу его тяжелое дыхание и стук сердца — прости меня, Яна, прости за то, что не был с тобой рядом, когда так нужен был, но не гони меня от сына, я умоляю тебя. Хочешь, я встану на колени. Я был в колонии, год назад, мне сказали, что ты умерла и ребенок наш вместе с тобой, доктор все подтвердила, не помню как ее зовут.

— А надо было запомнить, Максим, имя женщины, которая спасла твоего сына. Надо было запомнить — всхлипываю я. Всего слишком много, много Максима рядом со мной, много больных воспоминаний, я ведь тогда засыпала и просыпалась с мыслью «Лишь бы все получилось», потому что если бы не получилось…я даже не хочу думать, что тогда было бы — тебе пора уходить, Максим.

— Не гони меня, Яна, мы итак очень много времени потеряли, позволь быть рядом, если не с тобой, то с сыном, прошу тебя.

***

Она рядом со мной, живая, можно прикоснуться, обнять, поцеловать или я уже навсегда потерял это право? Каждое ее слово бьет меня под дых, сначала я зол на нее, за то что не объявилась, за мой адовый год самобичевания, за то, что смогла без меня, а я без нее уже никогда не смогу. Она мне звонила, звонила и услышала, что я собираюсь жениться. Как я позволил всему этому случиться, почему не сберег эту позднюю любовь, почему я позволил вмешаться третьим лицам в наши отношения. Разве мог я слушать всех подряд, кроме моей невозможно сильной Яны. Я сейчас готов целовать ее ноги за то, что мой сын растет здоровым и счастливым ребенком, за то, что его мать поставила на кон все, что могла…лишь бы его детство не отличалось от детства других детей. Нам еще нужно многое обсудить с ней, я всегда буду слушать только Яну, пусть только простит меня, через год, через два, десять лет.

31

Максим все-таки ушел в тот вечер, это было прекрасным решением, мне нужно было время, чтобы прийти в себя, загнать свою истерику куда подальше и больше никогда ему не показывать своих чувств. Но он ушел только в тот вечер, а утром он уже стоял и двери, а потом снова, снова и снова. Максим приходил к сыну. Он прекрасно с ним справлялся, уже через неделю Миша не слезал с его рук. Я искренне радовалась за своего сына, за то, что у него появился любящий отец, который в нем души не чает, но между нами с Максимом была огромная пропасть боли и недоверия. Нет, мы не игнорировали друг друга, мы разговаривали с ним сугубо по делу, только если что-то касалось Миши, Максим укладывал Мишу и сразу уходил, между нами все было сложно. Я не препятствовала общению сына и отца.