Через неделю «Невский факел» закончил работу над студийной фонограммой и приступил к съёмкам на телевидении. А к началу сентября часовой фильм-концерт «С думой о прошлом». Ансамбль позировал на фоне героических памятных мест вперемежку с архивной хроникой. Ещё десять песен-клипов отсняли в условиях павильонной бутафории. В них ребята переодевались то в красноармейцев, то в физкультурников, то в строителей.

Однажды в студии появился композитор Александр Марусин. Котова это даже не удивило; он привык к некоторым закономерностям и повторам. Как выяснилось, Марусин приехал специально для знакомства с участниками ансамбля. Он сказал, что работает над небольшим циклом военно-патриотических песен на африканскую тематику. Сев за рояль, он наиграл несколько «свежих» тем. По своей основной жизни Котов знал его как человека бессовестного и пробивного, то есть, незаменимого в сложившихся условиях. Недолго думая, он предложил Марусину занять место художественного руководителя.

В октябре «Невский факел» начал своё триумфальное шествие в средствах массовой информации. И тогда же пришло шокирующее известие о выступлении ансамбля в Кремле, в сборном концерте, посвящённом празднованию 67-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

У ребят задрожали колени. Об их согласии, никто, разумеется, не спрашивал. Молодых артистов рекомендовал Андрей Романов. Он внёс их в список и дал на подпись министру Культуры. Памятная июльская ночка не прошла даром.

Утвердившись в должности начальника отдела, капитан Кизяк ощутил необходимость сделать решительный прорыв в одном из трёх направлений вверенной ему работы.

Тема мужского гомосексуализма вызывала у него неприятные ассоциации: слишком свежи были воспоминания. Кисть руки ещё помнила рукоятку ножа и упругую податливость плоти лейтенанта Бабаёва.

Отличиться на поприще ловли наркоманов было почти невозможно. Наркоман всегда на виду — ослабленный и беззащитный. Все его родственники и знакомые знают, что он — наркоман. При новом порядке наркомания не рассматривалась как серьёзное преступление.

Куда более опасные настроения сеяла в молодёжной среде рок-музыка. Она воспламеняла сердца и давала пищу уму. Совсем недавно Президент упомянул рок-музыку, сравнив её с зубной болью. Вот куда необходимо бросить лучшие силы вверенного ему подразделения. Вот что может стать толчком для его будущей карьеры…

Одним из первых своих приказов по отделу Кизяк произвёл кадровую перестановку, значительно усилив «рок»-подразделение. Спустя два месяца после назначения, в конце октября, его вызвал на доклад Ежов. В кабинете также находился и Зубов.

— Давайте без цифр и покороче.

— Выявляется всё больше молодых людей, вовлечённых в так называемый рок. Это направление работы я прошу считать для отдела приоритетным.

— Обрисуй в двух словах.

Набрав воздуха в лёгкие, Кизяк собрался с мыслями.

— Наиболее разнузданные и опасные — так называемые панки. «Мать», «Эксгумация», «Выпячивание недостатков»… Их концерты мы стараемся либо накрыть облавой, либо заснять на плёнку и поставить на учёт всех присутствующих. Однако, сеть осведомителей не разработана, начинать приходится фактически с нуля.

— Что за люди? Почему они не на общественно полезных работах?

— В большинстве это непутёвые отпрыски уважаемых и влиятельных людей.

— Как бы они не были уважаемы, работайте с ними нашими обычными методами. В особо щепетильных случаях обращайся к Зубову.

— Вас понял. Некоторым самим хватило ума повзрослеть. Ещё несколько месяцев назад популярный коллективчик «Обводный канал» основательно разлагал молодёжь. Теперь же они исполняют хорошие, идейные песни. Радио, телевидение.

— Это случаем не «Невский факел»?…

— Они самые, товарищ полковник.

— На них пришла вводная из Москвы. Будут участвовать в праздничном концерте. Я тебя по этому поводу вызвал. Этих ребят надо подготовить. Раньше с ними работали?

— Руководитель ансамбля, Дмитрий Котов, год назад подписал агентурное соглашение, — подсказал Зубов. — Это перед поездкой на фестиваль в Северную Корею. Сотрудничает крайне неохотно.

— Разбирайтесь. До конца месяца надо переслать в Москву их дела. Идите, работайте.

Зубов и Кизяк вместе вышли в коридор.

— С Котовым работал Вовочка Соколов, — сказал Зубов. — Поговори с ним. И, кстати… Там, кажется, племянница Чебрикова как-то фигурирует… Поосторожней.

— Из органов звонили, этот… НКВД, — сказал Котов за ужином.

— Соколов? Чего хотел? — отозвалась Лена.

— Не Соколов. Какой-то другой… Александр Сулейманович. Просил зайти.

Лена перестала есть.

— Всё верно! Значит, на вас пришёл запрос. Значит, вы уже точно будете выступать. Вас теперь всех будут вызывать, предупреди ребят. Анкеты у вас хорошие, только поменьше болтайте. Думайте, когда чего-то спрашивают…

В комнате № 213 (без таблички) помещения районного исполкома его ждал Соколов и ещё один человек с такой же усреднённой, не запоминающейся внешностью. Котов догадался, что это и есть звонивший ему вчера Александр Сулейманович. Один сидел за столом, другой делал вид, что читает газету.

— Давно не виделись, Дмитрий Иванович, — приветствовал Котова Владимир.

— Здрасьте…

— Знаешь, почему вызвал?

— Скажите сами, я знать не обязан.

Кизяк опустил край газеты и взглянул на Котова. Он привык к тому, что осведомители ведут себя испуганно и угодливо.

— И не догадываетесь? — Кизяк резко поднялся с места и отбросил в сторону газету. Дело переходило к нему, и он решил показать младшему по званию, как следует работать по-настоящему.

Котов посмотрел на «другого», но промолчал.

— Отец и мать проживают за границей?

— Не проживают, а работают. В Монголии, по поручению советского правительства.

— А сейчас у нас какое правительство?

— Сами знаете.

— Что? Что такое? Говорите, говорите.

— Союза Советских Социалистических республик… — от энергичного напора Дима скис и поджал хвост.