– Привет, привет, – махали они нам руками. – Англичане, англичане…

Я помахала рукой в ответ, внезапно почувствовав себя принцессой Дианой. Реакция не заставила себя ждать. Улыбки стали еще шире, взмахи рук энергичнее, напор на автомобиль сильнее. Теперь уже несколько маленьких девочек сумели пробраться к окну, дешевые платьица из выцветшей хлопковой ткани сползали с плеч, в ушах блестело золото. Их матери и сестры держались позади, закутанные в сари, улыбающиеся и застенчивые. Подошли новые мужчины, жестикулирующие, смеющиеся, к нам потянулись руки, чтобы пожать наши. Мы находились непонятно, где, из Бхаратпура выехали, до Джайпура еще не доехали, и стояла жуткая жара. Я вновь закашлялась, а бутылка с водой уже опустела.

– Приходите в мой дом, – предложил один.

– И в мой, – предложил другой.

– Вы сможете утолить жажду. Хорошее пиво, хорошая кока-кола.

Высокий старик с длинной белой бородой проложил путь сквозь толпу. Люди подавались назад, освобождая ему дорогу. Он сложил руки перед грудью, потом протянул к нам, словно просил милостыню, и трижды склонил голову.

– Возвращайтесь, англичане, – сказал он. – Возвращайтесь и спасите нас от этой ужасной коррупции.

Все закивали. Улыбки стали еще шире, – хотя казалось, что больше некуда.

– Англия. Здорово! – рассмеялся один.

– Лорды, – оттолкнул его другой. – Очень хороший крикет.

– «Манчестер юнайтед»! – воскликнул третий, кивая и улыбаясь.

– Возвращайтесь, англичане, – повторил старик и ретировался сквозь толпу.

– Просто бальзам на сердце, – прокомментировала моя сестра. – До чего приятно осознавать, что есть места, где нас готовы принять с распростертыми объятиями. – И, как королева, помахала рукой.

Ревя, мимо пролетел поезд, шлагбаум открылся. Она повернулась и вновь помахала рукой, уже в заднее стекло, когда наш автомобиль въехал на переезд. За нашими спинами улыбки потухли. И руки более не взлетали в воздух.

– Остановитесь, – попросила я нашего водителя. Он съехал на обочину. Толпа рванула к нам, вновь оживившаяся.

– Мистер Сингх, – спросила я, – можем мы зайти в гости к кому-нибудь из них?

Мистер Сингх посмотрел на часы. В Карули нас ждали к обеду с махараджей в его дворце-отеле. Мистеру Сингху не хотелось говорить «нет», поэтому, как это принято у индусов, он предпочитал говорить «да», при этом отрицательно качая головой. За несколько дней мы научились правильно истолковывать его ответы и реагировать соответственно, но на этот раз я решила добиться своего.

– Сколько нам ехать до Карули? – спросила я.

Он смутился.

– Два часа. Может, три.

– Значит, четыре, – перевела Вирджиния. Индийское время шагало в ногу с индийскими милями. Мы уже ехали два часа.

– Пойдем. – Я повернулась к сестре. – Почему нет? Это же интересно.

– Хорошо, – согласилась сестра.

Мистер Сингх пожал плечами, но спорить не стал. Нас вновь окружала толпа.

– Да, да, добро пожаловать! – кричали в окно. – Зайдите в мой дом, это очень хороший дом.

Мистер Сингх вздохнул. Вирджиния нервно рассмеялась.

– Хорошо. В конце концов, нас так тепло встретили.

Наш хозяин, молодой мужчина лет, наверное, двадцати пяти, маленький, босоногий, в западной рубашке и запыленных синих шароварах, очень радовался, что мы выбрали именно его, и постоянно поворачивался и улыбался, ведя нас по утоптанным пыльным тропинкам. Воздух был не столь уж и сладким, но ничем и не воняло, домишки у дороги, похоже, строили из подручных материалов. Во многом они напоминали сарайчики, которые старики ставят на садовых участках для хранения инструмента. Мы прибыли к одноэтажному сооружению, возведенному главным образом из бетона, а также дерева и ржавого железа, с выцветшей оранжевой занавеской на двери.

Вирджиния посмотрела на меня, я – на нее, она изобразила легкую гримаску, и тут же занавеска откинулась. Мужчина что-то крикнул в темноту, на местном наречии, но я разобрала слова «англичане» и «хлеб» (я знала это слово на хинди – роути). Из дома вышла очень молодая, очень красивая, очень застенчивая женщина с младенцем на руках и вторым ребенком, от силы двухлетним, прижимающимся к ней. Опустив глаза, она проскользнула мимо нас и направилась по тропинке, таща за собой упирающегося малыша.

– Скоро, скоро, – сказал наш хозяин. – Заходите, заходите. – Он закинул занавеску на гвоздь, и мы, наклонив головы, вошли.

Свет поступал через маленькое окно в дальней стене, в ослепительно яркой полосе плясало множество пылинок, тогда как остальная часть комнаты пряталась во мраке. Но внутри царила прохлада, пахло сырой Землей и парафином. Наш хозяин усадил нас на стул и на табуретку у маленького квадратного столика. Табуретку, понятное дело, сработали в местных краях, а вот стул, хозяин им явно гордился, с прямой деревянной спинкой и обитым плюшем сиденьем, могли привезти из столовой какого-нибудь пансиона в Брайтоне. Вирджиния села на стул, я устроилась на табуретке. Мы сидели, положив руки на колени, и ждали, а наш хозяин все улыбался и улыбался, кивая от удовольствия. Комната в домике была одна, дверь – тоже. Люди подходили к двери, но он их прогонял. Сложил руки перед грудью, склонил голову, приветствуя нас в своем доме.

Мы ответили тем же.

– Я – Сунил, – представился он.

– Я – Вирджиния, – ответила моя сестра, явно вошедшая в роль королевы. – А это моя сестра Дилис.

– Ага, – кивнул он. – У меня тоже есть сестра. Сестра – это хорошо.

Последовала короткая пауза.

– Это точно, – ввернула я.

– Это точно, – согласилась Вирджиния, хотя не так уж и давно, в вегетарианском ресторане, утверждала обратное.

Мы втроем кивнули.

Потребовалось долгое путешествие, дольшее полета в Дели и наших странствий по дорогам, чтобы я пришла к выводу, что такое возможно. В любой момент Вирджиния могла взяться за старое и взорваться. Или я могла стать такой же, как прежде, и спровоцировать ее. Я несла ответственность за то, что могло произойти в этой поездке – между мной и ею, между ней и Индией, потому что практически заставила ее поехать. Эксперимент, сказала я себе. Целесообразность, сказала я ей.

– Пожалуйста, – попросила я ее, – все спланировано и оплачено, а теперь Френсис не может едать. Жалко выбрасывать на ветер столько денег.

Сестру это проняло, как я, собственно, и ожидала. Я училась медленно приспосабливаться к ее крайней чувствительности.

Конечно же, помог и Френсис.

– Ради Бога, пожалуйста, поезжай с ней, Джинни. – Голос его звучал очень убедительно. – Ты окажешь нам всем огромную услугу. Иначе ей придется ехать одной, и ты лучше многих понимаешь, что это может означать.

– И что же? – заинтригованная, спросила я, но он лишь коротко глянул на меня, предлагая не задавать лишних вопросов.

Ей нравилось ощущение недоговоренности, таинственности. У сумасшедшей маленькой сестры вдруг начались какие-то завихрения. И Брюс решился подать голос, сказал, что она всегда будет сожалеть, если не согласится… Вот она и согласилась. Полагаю, от такой морковки не смогла отказаться даже она, пусть и трясла ею перед ее носом я. Индия – в роскоши и забесплатно. Даже лишившаяся дворца золотая принцесса имела свою цену.

И пока, за исключением некоторых сложностей, скажем, спать иной раз приходилось на одной, пусть и двуспальной кровати, мы неплохо ладили. Сестра – это, возможно, и хорошо, но у некоторых из них чертовски большие локти.

Сунил ждал, озабоченно переводя взгляд с нас на дверь и обратно. Мы понимали, что глазеть по сторонам невежливо, но, по мере того как наши глаза привыкали к темноте, увидели маленький деревянный ящик, который служил колыбелью, и маты на полу, на которых спали взрослые и старший ребенок. Несколько мисок и кувшинов стояли на скамье у стены, рядом с металлическим котлом, из которого эмалированной кружкой он зачерпнул себе воды. Когда пил, поднял палец, как бы говоря: «Скоро ваша очередь». Так и вышло. Несколько минут спустя его жена вернулась с двумя банками кока-колы и, невероятно, несколькими ломтиками белого хлеба, завернутыми в вощеную бумагу.