– Я рада, что ты купила новую стиральную машину.

– Ну, старая…

– …проработала у тебя миллион лет. Брюсу надо стирать рабочую одежду, так что стиральная машина – Не роскошь…

Она подумала, как отреагировать на сестринскую шпильку, и решила не раздувать конфликт. Рассмеялась. Я достала свой мобильник и попросила продиктовать ее номер, чтобы занести его в память. Когда она диктовала, на ее лице читалось удовольствие. Потом она занесла мой номер в память своего мобильника. Мы были на равных.

– Слушай, теперь мы сможем посылать друг другу текстовые сообщения! – радостно воскликнула я. – Ты можешь просматривать интернетовский сайт Джона и Петры и…

Тут я почувствовала ее тяжелый взгляд. Я раздавила как минимум тысячу яиц. Оказалась по щиколотку в желтках и белках нашего хрупкого перемирия. Мобильный телефон не играл значимой роли в ее жизни. Полученный бесплатно, подарок при покупке стиральной машины, он не превратил Вирджинию в фанатку высоких технологий. И чего мы вообще говорим о такой ерунде, как мобильный телефон, когда я пришла сюда, чтобы перевернуть, поставить с ног на голову свой мир и в какой-то степени ее? «Выкладывай все, – подумала я, на мгновение поддавшись безумию. – Если твоя сестра лучше всего относится к тебе, когда ты в беде, она выдержит этот удар». Мэттью, хотелось мне кричать. Я влюблена в Мэттью. Эти слова так и рвались из меня. Мне до боли хотелось сказать кому-то об этом, и уж конечно, для того на этой планете и существовали сестры.

– Вирджиния, я встретила человека…

Но она подняла руку.

– Даже не начинай рассказывать мне, что у тебя есть человек, который сможет наладить его, что-то настроить, что-то ввести, что-то подрегулировать, короче, мановением руки изменить всю мою несчастную жизнь.

И тут мне пришло в голову, что Вирджиния, сама того не зная, дала достаточно точную характеристику Мэттью. Но к сожалению, последовало продолжение. Она наклонилась над столом, нацелилась пальцем в мой телефон.

– Ты лучше скажи мне, как часто тебе нужны три четверти всего того, что может эта штуковина… – И она откинулась на спинку стула, сложив руки на груди, торжествуя.

Я покачала головой:

– Ты права.

Она улыбнулась:

– Я знаю.

Мы убрали мобильники. Она вновь наклонилась над столом, поставила на него локти, положила подбородок на руки.

– А теперь расскажи мне о тете Лайзе. И дорогой омерзительной кузине Элисон. Нет сомнений, что она в жизни добилась немалых успехов. Слишком много в нее вложили денег и усилий. Если бы мне…

– Дорогая омерзительная кузина Элисон пьет.

– Пьет? – Вирджиния просияла. – Ты хочешь сказать…

– Угу… как рыба, И тетя Лайза списывает все на усталость или перевозбуждение или просто игнорирует. О… она вышла замуж за египтянина. Тетя Лайза именует его не иначе как принцем.

– Естественно.

– В любом случае Элисон с ним уже развелась… и один из ее сыновей – гей…

Я соскочила с тонкого льда на твердую почву.

– Гей? – Вирджиния улыбнулась с чувством глубокого удовлетворения. – Господи! – И тут же добавила, уж не знаю, где она это почерпнула: – Но по закону средних чисел кто-то в семье должен быть…

Я ее вывод комментировать не стала.

– И Элайза – все та же заносчивая Элайза… старается приукрасить жизненные реалии, показать, что все у нее хорошо и лучше быть просто не может. Теперь она живет в крохотной квартирке далеко не в лучшем районе маленького городка. Это тебе не двухэтажные апартаменты с гаражом.

– Она счастлива?

Я как-то не думала об этом раньше, но теперь вспомнила ее слова, произнесенные при расставании с порога. Когда долго живешь с ложью, она, должно быть, перестает жечь.

– Да, – ответила я. – Я думаю, она счастлива.

– Что ж, очень многие, завершая свой путь, не могут сказать, что они счастливы, не так ли? – В голосе Вирджинии слышалась горечь. – Скажем, наша мать.

Наши взгляды встретились. Прошлое легло между нами большим черным пятном. Я уже открыла рот, но она опередила меня.

– Личфилд, значит. – Вирджиния наморщила нос. – Личфидд?

– Личфилд – неплохой город. Там великолепный кафедральный собор, и расположен он достаточно близко…

Опять ошибка. Вирджиния разозлилась.

– Да, конечно, – фыркнула она, – я никогда не бывала…

Как обычно, она указывала на то, что некоторые из нас – паршивые гедонисты, которые ничего не делают, кроме как разъезжают из одного города со знаменитым кафедральным собором в другой, чтобы потом хвалиться своими познаниями перед сестрой…

Я улыбнулась, покорившись судьбе.

– Но тетя Лайза живет далеко от центра. Можно сказать, на окраине, как мне показалось, занюханной. Судя по всему, львиную долю наследства получила Элисон.

– Низко же они пали, как сказала бы бабушка.

Наконец-то мы коснулись чего-то общего, связывающего нас. Я даже подумала: «Вот он, мостик, который позволит перейти к главному».

– Дорогая бабушка. Как мне ее недостает.

– Меня она в упор не видела, – не смогла не ввернуть я.

Вирджиния, как всегда в таких случаях, мои слова проигнорировала.

– Что ж, Лайза это заслужила. Получила свое… Когда я вспоминаю, как она относилась к нам. Не знаю, как это выдерживала наша мать. Будь я на ее месте, она бы получила от меня по полной программе.

– Лайза… очень привязалась к матери. Они же были близкими подругами… делились секретами.

Я увидела, как затуманились глаза Вирджинии, это случалось всякий раз, когда речь заходила о прошлом.

– Мать терпеть ее не могла. Никто в семье не мог.

– Не думаю, что так было всегда.

– С чего ты это взяла? – Вирджиния смотрела на меня в упор.

– В том, каким боком для кого поворачивается жизнь, обычно есть тайные причины. – Я старалась не расставлять акценты. – В конце концов взгляни хотя бы на нас…

– На нас? Это ты о чем? У нас никаких тайн нет. Ты добилась многого, ушла далеко, а меня оставила на месте.

– И по причинам, которых я не понимаю, тебя это гложет.

Вирджиния по-прежнему смотрела на меня, но ничего не сказала.

– Почему? – спросила я.

– Что значит почему?

– Почему мои достижения сидят у тебя в печенках? Обычно родственники должны радоваться успехам друг друга.

– Такое может быть только в твоих мечтах. И не было бы, если б ты не щеголяла своим богатством.

– Я не щеголяла.

– Ты просто бросалась деньгами.

Это уж был перебор. Даже она это поняла.

– Извини. Это несправедливо.

– Ты так думаешь, раз говоришь. Почему?

– Ну, потому что…

– Слушаю тебя…

– Рекомендую попробовать блюда дня: пармезановая запеканка с охлажденными оливками, брускетто[40] с баклажанами, суп из свежего зеленого горошка…

– Суп, пожалуйста. – В голосе Вирджинии слышалось облегчение.

Я рассеянно, желая поскорее вернуться к интересующей меня теме, тоже остановила свой выбор на супе. На что сестра сказала:

– Не можешь ты брать суп. – И пнула меня под столом.

Вот тут что-то в моей заячьей психологии сломалось. В конце концов, я не десятилетняя девочка, сказала я себе, мы уже взрослые люди.

– Суп, – повторила я громче и напористее.

А когда Вирджиния продолжала гнуть свое: «Дилис, ты не должна заказывать то же, что и я…» – перед глазами у меня все затянуло красным.

– Это еще почему? – Я еще больше возвысила голос. – Мне до чертиков надоело при общении с тобой контролировать каждое слово и шаг, и если я хочу этот чертов суп из свежего зеленого горошка, то я и буду есть суп из свежего зеленого горошка.

Я вскинула голову, выпятила челюсть. Все-таки мне было десять лет, и я нашла в себе смелость взбунтоваться. Так уж вышло, что поводом послужила тарелка супа из свежего зеленого горошка, но, заверяю вас, это был поступок. Если уж я собиралась в самом скором времени порвать со своей семьей и убежать в Индию со своим ни с чем не связанным, ничем не обремененным любовником, так чего мне сохранять в целости и сохранности сестринский союз? Суп или ничего!