— Но если у тебя получится, а у меня нет — если что-нибудь со мной случится, не забудь достать документы, которые у меня под рубашкой. Если дело дойдёт до худшего, если мы разобьёмся и я попаду плен, не беспокойся обо мне. Сначала доставь документы. Потом, если ты сможешь вытащить меня, будет хорошо. Но если ты не сможешь…

— Ладно, приятель, — сказал Хаббард. — А если я не смогу забрать документы, что тогда?

— Передай им, что строится новый флот вторжения, который сосредоточивается вдоль норвежского и датского побережий. В документах указаны точные места.

Хаббард скривился.

— Успокойся, — сказал он. — Ты сам всё передашь.

— С удовольствием, — усмехнулся Григсби. — Я готовил для них, чернил нацистские ботинки и проглатывал оскорбления нацистов. Я мыл полы… — он издал горловой звук отвращения.

Американец наклонился вперёд, чтобы осмотреть повреждения, нанесённые пулей, разбившей панель приборов. К счастью, система зажигания и датчик уровня масла не пострадали, но всё остальное было разбито вдребезги. Радио было выключено. Когда он попробовал включить его, не раздалось даже гудения.

Он знал, что «Штука» догоняет «Дифайэнт», но вот сможет ли она приблизиться к нему в достаточной степени, было совсем другим вопросом. Он наклонился вперёд в своём кресле, как будто хотел разогнать самолёт до большей скорости, затем понял бесполезность такой позы и откинулся назад.

Если бы только рация не была сломана, он мог бы предупредить Королевские ВВС, и группа истребителей поднялась бы в воздух, чтобы перехватить «Дифайэнт». Но это была бесполезные мечты.

Он внимательно следил за звеньями нацистов, которые, как он ожидал, в любой момент могли появиться в воздухе появиться и преградить им путь. Если рация на базе, с которой они бежали, работала, то явно были разосланы предупреждения. Но, вполне возможно, пули Хаббарда повредили нацистскую радиорубку, и передатчик вышел из строя.

К тому времени, когда они достигли Ла-Манша, «Штука» сократила расстояние до «Дифайэнта» на добрую половину.

— У нас получится, Хаббард? — крикнул Григсби.

Хотя сам Хаббард не был в этом уверен, но мрачно кивнул.

— Ты должен это сделать, парень, — сказал он себе.

Он мог представить, что произойдёт, если он этого не сделает. Когда его бывший самолёт окажется над Лондоном, путь для нацистского пилота, решившего выполнить свою самоубийственную миссию, будет открыт. Как только «Дифайэнт» окажется над огромным мегаполисом, никакая сила на земле не сможет его остановить.

Подумав о последствиях, Хаббард в ужасе закрыл глаза. Перед своим мысленным взором он видел, как «Дифайэнт» с рёвом несётся вниз, серебристое пятно в туманном солнечном свете, прямо на Даунинг-стрит, 10.

Несомненно, немцы знали подходящее время для нанесения удара. Они знали, что начинённый взрывчаткой самолёт врежется в резиденцию премьер-министра в то время, когда человек, от которого зависела судьба всей Британия, будет дома — возможно, завтракает, возможно, совещается с кем-то из членов своего военного кабинета…

— Британский самолёт с севера, — внезапно сообщил Григсби.

Хаббард кивнул. Это было ещё одним поводом для беспокойства, ещё одной мрачной причиной увеличить скорость «Штуки». Королевские ВВС не знали — не могли знать — что происходит. Они просто увидели бы «Штуку», преследующую «Дифайэнт», и действовали бы соответственно.

Британский самолёт или патрульный катер береговой охраны не попытался бы преследовать «Дифайэнт». Но Хаббард был уверен, что уже сейчас по радио передают сообщение о его приближении.

Когда они пересекли береговую линию, «Штука» была менее чем в четверти мили позади «Дифайэнта», быстро сокращая расстояние. Внизу открыли огонь несколько береговых зенитных батарей, но их залпы были неточными.

Далеко на севере небо усеяли чёрные точки. Истребители Королевских ВВС! Их целая туча!

Хаббард потянул на себя ручку управления и набрал высоту.

Из-за этого манёвра он проиграл в дистанции, но перед лицом эскадрилий, летящих к ним, ему нужно было иметь пространство для манёвра.

«Спитфайры» поднялись, чтобы перехватить его, но он переиграл их, оставив далеко внизу, и теперь начал снижаться, чтобы вернуться на прежний курс.

— Не спускай глаз с «Дифайэнта»! — крикнул он Григсби.

Далеко впереди, пятном на горизонте, виднелся Лондон. Далеко внизу был самолёт-самоубийца.

— Вон он! — крикнул Григсби.

— Держись! — закричал Хаббард. — Погнали!

Он опустил нос «Штуки», и снова сиденье провалилось под ним.

Свист воздуха, бьющегося о фюзеляж и крылья, перерос в тонкий визг, от которого заболели барабанные перепонки. Земля внизу казалась размытым зелёно-коричневым пятном, которое, казалось, неслось на него.

Хаббард задался вопросом, с какой скоростью они летят, и у него закружилась голова от этой мысли. На мгновение он подумал, сможет ли он выбраться из пике. Как ни странно, его это не особенно волновало. Мир превратился в водоворот скорости и теней, в нереальное место, в котором он, казалось, висел без всякого чувства опоры.

— «Спитфайры»! — выдохнул Григсби, находившийся прямо у него за спиной.

Григсби был прав. Снизу на него надвигались три самолёта. Хаббард увидел их и понял, что врежется в них, если они не сменят курс. Но он стиснул зубы и вцепился в штурвал, пытаясь бороться с темнотой, которая окутывала его.

Раздались негромкие хлопки выстрелов, и он услышал глухой стук трассирующих пуль, попадающих в «Штуку». Под ним дрожали восемь красных ртов — это с вступили в дело Браунинги «Спитфайра».

Краем глаза он заметил, как пули «Спитфайра» отрывают от крыльев кусочки ткани. «Штука» содрогнулась, а затем «Спитфайр» развернулся и ушёл в сторону. Но трассирующие пули всё равно прошивали её, пробивая в обшивке дыры.

«Дифайэнт» теперь был почти прямо под ним, на расстоянии выстрела. На Хаббарда нахлынула темнота, но он справился с ней. Напрягая мышцы живота, он задержал дыхание и обнаружил, что считает:

— Раз, два, три, четыре — давай!

Он нажал на гашетку и удерживал её нажатой. Трассирующие пули попали в «Дифайэнт». В следующий момент мир превратился в красную пасть, которая корчилась и истекала пламенем.

«Штука» задрожала, как будто гигантская рука схватила и встряхнула её. Пошатываясь из стороны в сторону, он влетел в плотное облако дыма, которое обозначало то место, где только что находился «Дифайэнт».

Потрясённый до глубины души, оглушённый взрывной волной, ничего не видя, Хаббард потянул на себя штурвал и почувствовал, как «Штука» задрожала в воздухе.

Медленно он пришёл в себя, моргнул.

«Штука» всё ещё рвалась к земле, но уже отклонилась от прямого пикирования. Крылья были охвачены пламенем. Из-под капота валил дым. Двигатель хрипел и выл. Близкий взрыв «Дифайэнта» едва не разорвал немецкий самолёт на части.

Хаббард яростно изо всех сил потянул штурвал и вывел самолёт из пике. Мысли бились в его голове. У них не было парашютов. Они не могли прыгнуть. Он должен был посадить «Штуку» — и как можно скорее.

Его глаза обшаривали землю внизу. Холмистые сельскохозяйственные угодья, поля, которые могли бы стать идеальными посадочными площадками. Но все они были изрыты ямами, покрыты насыпями, завалены старыми автомобилями и другим хламом, предназначенным для предотвращения нацистского вторжения.

Хаббард застонал. Во всей Англии не было места, где человек мог бы посадить самолёт, кроме как в обычном аэропорту. Британцы считали, что ни одно поле не должно быть безопасным для врага.

«Штука» снижалась быстро — слишком быстро. В отчаянии Хаббард обшаривал глазами землю. Вон тот стог сена!

— Приготовься! — крикнул он Григсби.

Дыхание клокотало у него в горле, когда американец развернул самолёт и направил его к стогу. Он снижался как комета. Слишком быстро. Но было уже слишком поздно что-либо предпринимать.

Внизу Хаббард увидел фермера, бегущего с вилами. Лошадь бешеным галопом неслась по пастбищу. Руки американца примёрзли к штурвалу, а глаза прикидывали высоту стога. Почти в полный рост, но не слишком высокий. Он не мог допустить, чтобы самолёт перевернулся.