– Ай, да Александра Николаевна! Вот сколько актрис я раньше видел, но такой бриллиант впервые встретил! Какова она в роли Снегурочки! Верите, господа, я ведь чуть не поверил, что она на наших глазах растаять может.

Глумов улыбнулся.

– Вы, Михаил Борисович, оказывается в душе поэт!

Но Лыняев продолжал.

– Нет, Александра Николаевна – удивительная женщина, что ни говорите! И почему только вы, Иван Семеныч, на ней не женитесь?

Великатов с удивлением посмотрел на говорившего.

– Я? Не знаю. Хотя, когда я только привез ее в свой театр из одного небольшого городка, у меня так голова закружилась, думал, что все, сразу женюсь. Влюбился, господа, не поверите, как юноша! А потом как-то дела, заботы окружили… То она роли учит, то гардероб ей новый нужен, то голова у нее болит, то… Вот как-то и не получилось.

– А, как вы думаете, она вам верна?

– Кто? Сашенька? К сожалению, верна.

– Почему же к сожалению?

– Потому что это на сцене она царица, богиня! Когда я на нее из ложи смотрю, то готов пасть к ее ногам и сделать все, что она прикажет, а приду к ней после спектакля, и уже ничего такого нет. Передо мной простая женщина. Скучно мне с ней, господа! Вот так и живем уже который год! Она же притворяться в обычной жизни не умеет, только на сцене. Так уж воспитана!

Паратов постучал вилкой по бокалу и все к нему обернулись.

– Зря вы так про нее говорите, Иван Семеныч! Разве вы не видите, что в ней скрытый огонь тлеет? А вдруг как вырвется? Спалит ведь все вокруг!

– Вырвется? Почему вы так думаете, Сергей Сергеич?

– Глаза у нее такие! Иногда так посмотрит, что обожжет! Я ведь к ней грешный тоже ключики подбирал, цветы присылал, конфеты, уж очень она мне нравится! Не первый раз я в вашем городе, и каждый раз, когда Александру Николаевну вижу, обо всем забываю. Даже вот всегда в боковом кармане футляр с бриллиантовым гарнитуром ношу, для нее приготовленный, а вдруг она какой знак подаст, тут уж я при все готовом. Вот, смотрите!

И Паратов достал из внутреннего кармана небольшую коробочку и открыл ее. Блеск бриллиантов был такой яркий, что все сразу замолчали, а Дульчин так даже присвистнул.

– Что, Вадим Григорьевич, а вы можете женщине такую яркую штучку подарить?

Дульчин вскочил и вышел из-за стола.

– А почему вы именно меня об этом спрашиваете?

– Почему вас?

– Да, почему именно меня?

– Впрочем, это не важно! Притом все знают, что вы до конца года женитесь, и вы мне, Вадим, даже нравитесь! Ну-ну, не дуйтесь! Давайте пожмем друг другу руки, а то, может, вы меня еще и на дуэль захотите вызвать?

К ним быстрым шагом подошел Великатов.

– Господа, перестаньте!

– И то правда ваша, Иван Семеныч.

– Вы лучше скажите, Сергей Сергеич, как вы можете при всех говорить такое? Во-первых, мы все знаем, что вы женаты! А, во-вторых, Негина – артистка моего театра, самая лучшая артистка и … Ну, вы меня понимаете…

– Так и что, Иван Семеныч? Супруга у меня в Москве, да и не для любви она у меня. И на душу мою она кандалы не надела! И что вы все на меня так смотрите? Я же знаю, что и вы, Егор Дмитрич, и вы, Григорий Львович, и вы, Вадим Григорьевич, к Александре Николаевне тропинки искали. Знаю! Приезжали к ней не раз! У меня везде свои люди, так что ничего от меня не скрылось! И цветы ей дарили, и картинки разные показывали, и деньгами прельщали, но ничего, други мои, у вас не вышло.

Егор Глумов засмеялся и развел руками.

– Ваша правда, Сергей Сергеич, но, как и у вас, между прочим.

– Как и у меня тоже, господа! Правда ваша, от этого я и злюсь!

Неожиданно Иван Семеныч захохотал.

– Ай, да Сашенька! А я ничего такого и не знал. Думаю, живет она в своем флигеле тихо, а она вон какая! Сколько мужчин с ума свела, да еще каких мужчин!

– Так в что же вы теперь за ней следить будете, Иван Семеныч?

– Нет, а зачем? Если она до сих пор никого себе в дружки не выбрала, то и дальше не выберет.

– А вы мудрец, Иван Семеныч!

Великатов хитро прищурился.

– Я деловой человек, Сергей Сергеич, только и всего! Как, впрочем, и вы.

– Ой, не зарекайтесь, Иван Семеныч! И на старуху бывает проруха! Я же от своих желаний отказываться не собираюсь, как и другие присутствующие здесь гости тоже. Не правда ли, Егор Дмитрич?

Но Глумов в ответ промолчал, хотя и мог напомнить Паратову про погибшую из-за него Ларису Огудалову, о гибели которой у Волги он много чего знал. Впрочем, Сергей ему нравился, было в нем что-то такое необычное! Чувствовалось, что способен он в жизни на многое.

И хотя Егор Дмитрич теперь тоже был человек со средствами, женившись, как и Паратов, в свое время на очень богатой даме, уже покинувшей сей мир, и у которой он сначала был управляющим, но все равно в Сергее Сергеиче для него было что-то особое! Этакое! Даже, можно сказать, трагическое…

А ведь когда-то и он Глумов много чего в Москве пережил и испытал, пока из бедности-то вырвался… Хотя что вспоминать? Что было, то быльем поросло! Да и настало уже время поговорить о главном, поэтому Егор Дмитрич встал, и все к нему обернулись.

– Господа! Господа! Нам надо потолковать о деле. Скоро рассвет, я всех слуг отпустил, и сейчас тут находимся только мы, все семь оставшихся членов нашего, как мы его называем, клуба. И я вам должен объяснить, почему Борис именно здесь отмечает свое расставание с холостяцкой жизнью. Об этом его попросил я.

– Да?

Остальные гости переглянулись.

– Всем нам известно, что недавно ушел из жизни Аким Акимыч Юсов, признанный главный король в нашей колоде, как мы его называли. По завещанию, им подписанному, так как к этому времени у него уже не было на свете ни жены, ни детей, все свое имущество он оставил нам, семи верным его товарищам и друзьям. Ведь сколько было прекрасных дней и вечеров, которые мы провели в его компании!

Также мы все знаем, что незадолго до смерти по причинам известным только ему одному, он продал некоторым из нас свои предприятия, ничего себе не оставив. Говорил, что хочет быть уверен, что дело его продолжат достойные люди, и что оно останется в надежных руках. И мы все щедро за них ему заплатили в расчете на то, что после его ухода эти деньги к нам же и вернутся.

Так вот, я как ваше и его доверенное лицо, которое отвечало за то, чтобы после его ухода мы все его наследство поделили в равных долях, сообщаю, что, к моему удивлению, не так много у него и осталось, как мы рассчитывали.

Конечно, есть дом, в котором он жил, экипаж с лошадьми, несколько золотых безделушек, которые были на нем и некоторой суммы денег, но больше у него, как выяснилось, ничего нет. И только на это мы и можем претендовать!

То есть в завещании все было написано правильно, как мы и думали, но когда я стал искать, где же все эти огромные средства, то есть все остальное, что, как мы предполагали, у него должно было остаться на момент ухода, то почти ничего не нашел. Получается, что он все свои деньги перед самой смертью кому-то отдал. Конечно, я не допускаю мысли, что этот человек из нашей семерки, то есть один из нас. И до сегодняшнего дня о пропаже я молчал, чтобы не портить вам веселье, но дальше скрывать правду не имеет смысла. Надо что-то делать, господа!

Притом вам также известно, что я оказался при последних минутах жизни нашего друга, так вот у него в этот момент по щекам текли слезы, и в таком состоянии он прошептал мне всего лишь два словечка. Я не знаю, имеют ли они отношение к тому, что у него в конце жизни практически ничего не осталось, но вот те два слова, которые он произнес, – название этого города и почему-то слово «театр». Но что они означают, я, увы, не знаю.

И, господа, я еще раз вам повторяю, что даже не предполагаю, что произошло с его деньгами. Вполне возможно, что он расстался с ними добровольно, но почему-то я в это не очень верю. И это все, что я вам должен сказать!

После этих слов все посмотрели на Великатова, потому что как-никак именно он владел местным театром.