Значит подлинные причины западной русофобии не в том, что они говорят вслух. Эти причины кажутся совершенно лишенными здравого смысла, основанными лишь на бездумных эмоциях. Но за любыми эмоциями всегда стоят факты и логика, даже если тот, кто брызжет слюной, и сам этого не осознает. Если мы не можем найти подлинных причин русофобии в сознании Запада, значит, их надо искать в его подсознании.
Но среди бесспорных фактов реальности нет ли всё-таки таких, которые объясняли бы западную русофобию? Есть немножко.
Наполеон на Святой Елене говорил: «Эту державу, расположенную под северным полюсом, поддерживает вечный ледяной бастион, который в случае необходимости сделает её неприступной. Россию можно атаковать только в течение трёх-четырех месяцев в году, в то время как в её распоряжении круглый год, чтобы напасть на нас. Её враги сталкиваются с суровым климатом, обещающим одни лишения, и с бесплодной почвой, в то время как её войска, хлынувшие на нас, пользуются плодородием и изобилием наших южных регионов. К этим географическим обстоятельствам можно добавить преимущество России в виде огромного населения, храброго, закаленного, преданного своему монарху и послушного… Кто не содрогнется при мысли о подобной массе людей, неприступной с флагов и с тыла, безнаказанно обрушивающейся на нас? В случае её торжества, она сметает всё на своем пути, а в случае поражения отступает под прикрытие холода и полного опустошения, которые можно назвать её резервами, и она обладает всеми благоприятными условиями для того, чтобы вновь низвергнуться на нас при первой возможности… Если появится храбрый, импульсивный и умный император России, одним словом «царь с бородой», то Европа станет его собственной вотчиной».
Ну что ж, это вполне беспристрастный и довольно интересный анализ. При этом совершенно очевидно, что Наполеон – не русофоб. Россия не вызывает у него ни малейшей ненависти, он скорее восхищается нашей страной. Великолепен его образ – «царь с бородой». Этот потенциальный русский монарх словно завораживает императора французов своей экзотической и совершенно неевропейской мощью. Похоже, Наполеон не только хорошо знал, но и неплохо чувствовал Россию.
Но выводы, которые делает корсиканец, могут показаться русскому человеку весьма неожиданными. Русский в ответ на эти слова Наполеона первым делом спросит: «А на хрена нам завоевывать Европу?» Но Наполеон мыслит, как классический европеец: если русские могут нас завоевать, то они обязательно попытаются это сделать. В другом месте он размышляет о том, почему Европа ещё обязательно призовет его со Святой Елены: «Я стану нужен, чтобы сдержать натиск русских, ибо менее, чем через десять лет вся Европа может быть опустошена казаками». Императору французов и в голову не приходило: то, что русские могут, они не обязательно хотят. Да, тогда нам было вполне по силам «опустошить Европу», но ведь со стороны России не было даже намека на попытки это сделать. Русские уже и в Париж вошли, а потом просто ушли домой и всё. А европеец просто не в состоянии поверить, что кто-то откажется от завоевания, если оно возможно.
Да, Наполеон не был русофобом, но не надо забывать, что у слова «фобия» есть два значения: страх и ненависть. Он не испытывал ненависти к России, а вот основания для страха перед ней описал весьма выпукло. У корсиканца были крепкие нервы и, если он видел в России угрозу, то от этого не начинал плохо к ней относиться. Вот только не у всех нервы такие крепкие.
Данилевский писал: «Взгляните на карту, – говорил мне один иностранец, – Разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массой, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар». С этим не поспоришь, для того, чтобы испытать страх перед Россией, достаточно посмотреть на карту. В другом месте Николай Яковлевич уже от себя говорит: «Не принадлежа в сущности к Европе, Россия уже самими размерами своими составляет аномалию в германо-романо-европейском мире… Одним существованием своим Россия уже нарушает систему европейского равновесия».
Всё так, Россия в силу одних только своих размеров будто специально создана для того, чтобы нервировать Европу, вызывая у неё устойчивое чувство дискомфорта. Но от естественного дискомфорта, который вызывает Россия у Европы, до той лютой злобы, которую испытывает Европа к России, всё-таки очень далеко. Сама по себе аномальность России всё-таки не может служить достаточным объяснением западной русофобии, хотя и является одним из её катализаторов.
Ближе всех к пониманию глубинных причин западной русофобии подошёл всё тот же Николай Данилевский: «Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для неё простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки…, материалом, который можно бы формировать и обделывать по образцу и подобию своему… Европа видит поэтому в Руси не чуждое только, но и враждебное начало. Как ни рыхл и не мягок оказался верхний, наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, всё же Европа понимает или точнее сказать инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое твердое ядро, которое не растолочь, не размолоть, не растворить, которое следовательно нельзя будет себе ассимилировать, претворить в свою плоть и кровь, которое имеет и силу, и притязание жить своей независимой, самобытной жизнью. Гордой… своими заслугами Европе… невозможно перенести это. Итак, во что бы то ни стало, не крестом, так пестом, не мытьем, так катаньем надо не дать этому ядру ещё более окрепнуть».
«Для этой неприязненности Европы к России… мы не найдем причины в тех или иных поступках России, вообще не найдем объяснения и ответа, основанного на фактах… Причина явления лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют как бы исторический инстинкт народов… Почему так хорошо уживаются вместе и потому мало-помалу сливаются германские племена с романскими, а славянские с финскими? Германские же со славянскими, напротив того, друг друга отталкивают… Это-то бессознательное чувство, этот-то исторический инстинкт и заставляет Европу не любить Россию».
Николай Яковлевич ответил почти на все вопросы, связанные с происхождением и фундаментом западной русофобии. Но некоторые вопросы всё-таки остаются. Во-первых, что это за «крепкое твердое ядро» русского народа? Из какого вещества оно состоит и почему так сильно мешает жить Западной цивилизации? Во-вторых, не ясно, в чем причины устойчивой антипатии германцев к славянам? Можно, конечно, сказать, что в глубины национальной души проникнуть невозможно, там всё весьма туманно, зыбко и неопределенно. Можно ограничиться констатацией: эти народы испытывают врожденную антипатию. Но ведь у всего же есть причины. Может быть, хотя бы попытаться найти причины глубокой тяжелой антипатии европейцев к русским? Точно ли эта антипатия является врожденной, изначально присущей германцам?
Насколько можно судить, после крушения западной римской империи между германцами и славянами вовсе не было четкого водораздела. Существовали и германо-славянские племена и славяно-германские. «Берлин» и «берлога» – однокоренные слова, что убедительно подтверждает медведь на гербе этого города. А германский «Бранденбург» это в общем-то славянский «Бранибор». В каждом ли случае речь идёт о насильственном покорении германцами славян? Или иногда они может быть даже очень хорошо сливались, вовсе не испытывая ни какого взаимного отторжения? Эти вопросы действительно весьма туманны, но остается бесспорным факт, что и германцы, и славяне произошли от единого арийского корня. Что же потом так четко разделило и буквально развело на полюса две ветви арийского племени? И если германцы и славяне так сильно друг друга отталкивают, тогда почему в России нет и ни когда не было ни какой «еврофобии»? Почему русские, например, так любят Францию? А ведь есть у нас и англофилы, и германофилы, причем вовсе не среди западников в политическом смысле этого слова, а среди нормальных обычных русских людей. Русский человек, то есть человек, который дышит и чувствует по-русски, очень часто бывает влюблен в Европу. Может быть, так же часто, как классический человек Запада ненавидит и презирает Россию. Наша антипатия отнюдь не взаимна, а потому одной только психологической несовместимостью германцев и славян её не объяснить.
