© ООО Издательство «Питер», 2018

© Серия «Публицистический роман», 2018

Эссе, собранные в этой книге, написаны мною в тюрьме «Лефортово». Первое издание было осуществлено в 2003 году, то есть пятнадцать лет тому назад, издательством «Ультра-Культура», возглавлявшимся ныне покойным Ильёй Кормильцевым.

Тематически книга примыкает к книге лекций «Другая Россия» и продолжает суровую критику русского образа жизни, «русского адата».

Такие главы, как «Матушка», «Нора и Родина», «Ж/д», «Опера и балет», «Ангелы Ада и Адам Смит» останутся, я уверен, в сокровищнице наблюдений русских над самими собой. Это такое никогда не стареющее «Россияведение». В то время как эссе «Цивилизация алкоголя и гашиша», «Краткая история костюма», «Идеология сказки» демонстрируют увиденные под необычным ракурсом международные отношения.

«Это всё должно быть переиздано, потому что оно живое и животрепещущее», – сказал я себе и обратился к издательству «Питер» с предложением о переиздании. Предложение было принято.

Не нужно думать, что суровая критика русского адата, созданная в тюрьме «Лефортово» в 2001–2002 годах, противоречит любви к Родине и сегодняшним политическим взглядам автора. Не противоречит. Но принадлежит к одному цельному мировоззрению, есть его составная часть. А, к примеру, эссе «Идеология сказки», написанное в форме памфлета, поражает своим современным пониманием поведения Соединенных Штатов Америки. Поэтому вот пятнадцать лет спустя переиздаю эту книгу.

Автор

Россия обычно представляется в облике России-матушки, этакой суровой активистки, приближающейся по энергичности к типу солдатской матери. Однако в противоположность современной антивоенной пацифистке – солдатской матери – Россия-матушка зовёт со старых плакатов своих детей в обратном направлении: не из разбомблённой Чечни прочь в московскую или екатеринбургскую квартиру, но на праведную войну с немецко-фашистскими захватчиками. Так что Россия-матушка существует, скорее, как прошлый образ, но новых не появилось, потому её никто не упразднил и конкурентов или конкуренток – символов России – у неё нет.

В «матушке» – символе страны содержится фатальный глубокий смысл. Во Франции образ Patrie (Отчизны) представлен Марианной, как её называют, – это образ молодой женщины. В XVIII веке образ Свободы – юной, полногрудой, в красном фригийском колпаке, она сжимает древко знамени на баррикаде – наложился на образ Родины, и вот последние столетья Марианна – это Франция. Представьте себе русских, называющих Родину Машей или Наташей! У англичан Родина персонифицируется то с долгоцарствовавшей королевой Елизаветой I, затем с долгожительницей королевой Викторией, а ныне с пожилой уже Елизаветой II. God save the Queen! Однако королевы-долгожительницы (хотя они и дали названия целым эпохам: елизаветинской, викторианской) лишь отчасти символы Великой Британии. Им далеко до абсолютности русской матери-Родины. У янки есть отчизна мужского пола – это евреистый uncle Sam, точнее Samuel, с длинной белой бородой голландского сектанта – то ли квакера, то ли меннонита.

Почему русские любят свою Родину в облике женщины, минувшей свои лучшие годы, уже неплодной, бывшей женщины? Тюремное сознание даёт ответ, и очень исчерпывающий, на этот вопрос: в тюрьме почитается только мать-старушка. Ведь другие ипостаси женщины изгнаны из тюрьмы: молодые женщины все обладают инстинктом соития, все практически оказываются неверны заключённому. И только мать-старушка, женщина, у которой репродуктивный возраст позади, только она ждёт и любит своего непутёвого тюремного сына. По всей вероятности, наш народ адаптировал себе в качестве символа Родины именно мать заключённого, она же и солдатская мать, ибо заключённый лишь крайний сосед солдата, они помещены на том же поле. Оба несвободные, один жертва наказания, другой – долга.

Есть, мы знаем, другой образ матери, куда более известный и универсальный, растиражированный средневековыми ещё иконами, – образ Мадонны с младенцем. Воспроизведённый сотни тысяч раз на картинах, в том числе на русских иконах, почему не молодая женщина, прижимающая к себе дитя, почему? Молодая мать может изменить, потому в образе матери-Родины важен её нерепродуктивный возраст. Мать-старушка – единственный небольной для сына-заключённого образ женщины (жена, девушка могут изменить, мать не может) – является таким же единственным родным и неизменяющим образом для сына-солдата.

Мать-Родина, старушка-пенсионерка, солдатская мать – на самом деле самый неженственный образ. Наша Родина – бывшая женщина.

Можно аргументировать избрание символом матери-Родины необходимостью того, чтобы полный сил и здоровья сын защищал старушку-мать. Родина для русского таким образом есть не сила, распространяющая покровительство, но слабость, нуждающаяся в защите. Но опять-таки белогрудую французскую Марианну также нужно было защищать от германских парней в куда большей степени, потому что там, где русскую старушку-мать всего лишь пнут в грязь, французскую пышногрудую девку пустят по кругу, изнасилуют.

Целью настоящих размышлений являются сами размышления и всплывшие в их процессе несколько интересных наблюдений.

Внимательный читатель уже сообразил, что от подобных размышлений попахивает крутым ревизионизмом. Что в первых же строках его вывозят с территории обычных политических категорий на опасные болотистые почвы переосмысления привычных национальных верований. Однако чрезвычайно подозрительна позиция общества, избравшего себе такой символ. Это не отец, не волк, как у чеченцев, не ночхи, но бывшая женщина – пенсионерка. Сын должен защитить бывшую женщину, некогда послужившую ему инкубатором. Наш символ Родины – реликтовое напоминание о матриархате? Наш символ общества пришёл из тюрьмы? Наше общество устроено по тюремным понятиям? Верно и то и другое. Это нездоровый символ, но другого у нас нет. Страна по-тюремному обожествляет старушку маму-Родину. Короче, «Не забуду мать родную!» и «Родина-мать зовёт!» – две реплики из одной и той же мелодрамы.

Я слышу, как уже свистят в воздухе брошенные в меня камни.

Жители исламского мира считают, что наши женщины бляди. Есть два ответа на этот упрёк. Да, со своей позиции, с позиций и адата, и шариата, – они правы. Второй ответ тот, что поведение наших городских женщин в общем-то, с некоторыми различиями здесь и там соответствует поведению женщины в западном обществе. Женщины западного мира были чрезвычайно легкодоступны для быстрого соития до прихода на Запад болезни AIDS (или СПИД по-российски). Они утихомирились в какой-то мере в связи с эпидемией СПИДа, хотя и всё равно остаются достаточно легкодоступными. Русские городские женщины остались в доспидовой ситуации. Они использовали и развили свою исторически созданную советской властью свободу для своих целей. Они зашли в свободности соития даже дальше своих западных подруг. Можно согласиться с суровым мусульманским приговором. Да, наши женщины не суровых нравов. Да, они бляди.

Следует понимать, что бабий век таки короток, в жизни пола женщина – существо куда более эфемерное, чем мужчина. У мужчины четыре сексуальных жизни, у женщины – одна. Именно поэтому шариат предписывает здоровому мусульманину возможность иметь четырёх жён, по мере продвижения по времени.

Женщина и на Западе, и в России стремится как можно интенсивнее прожить свою коротенькую сексуальную жизнь с 15 до 30 или с 20 до 35 лет, у кого как. Именно «интенсивность», стремление иметь больше партнёров и больше соитий и называем мы «блядством». Эти пятнадцать лет также – годы наилучшего репродуктивного возраста. Они совпадают со временем, когда человеческая самка наиболее привлекательна. Потому под влиянием женского лобби (это не только женщины, но и женолюбы) создалась женоцентристская культура Запада, культура располагающая вокруг себя во времени и пространстве весь западный мир и его ценности. Всё в современном западном мире подобрано к нуждам молодой женщины, всё обслуживает её интересы: в мужчине ценится способность «любить», а не воевать, внимательность к нуждам женщины, мужчина из глянцевых журналов трудится, чтобы покупать женщинам подарки, богатство – способ завоевать женщину. Во всех случаях речь не идёт о женщине-матери, Мадонне или матери-старушке, заметьте, но исключительно о гуляющей одинокой особе. Западная культура именно женоцентристская, несмотря на то что мужчины играют роли руководителей, президентов и военачальников. Вся западная (и русская вместе с нею) культура, даже наши сказки искажают реальное жизненное соотношение вещей. Даже дешёвые сезонные одноразовые песенки о любви грешат против истины, настаивая на равенстве биологических потенций мужчины и женщины, твердят об одной любви. Женщина как организм живёт дольше мужчины, но как объект желания живёт недолго. Одноклассники, поженившись после школы, имеют неравную судьбу. Она, родив ему двоих-троих детей, уже не может по возрасту привлекать его ярким свежим опереньем (это как у птиц, да!). В 33 года её, конечно, можно и нужно уважать как мать его детей, и он это делает, но привлекать его она не может. Природа знает, что делает, когда навешивает девушкам груди в 12–14 лет и тогда же, а то и раньше, заставляет их менструировать. А её одноклассник в 33 года – свежий самец. У мусульман он, если позволяют средства, берёт себе вторую жену и радостно с ней совокупляется. Спустя ещё 15 лет, в 48 лет, он прекрасно может взять себе третью жену. А в 60 лет и четвёртую. Ибо в то время, как в мужчине женщину привлекает мужественность и зрелость, мужчину привлекает в женщине свежесть, юность, нежность тела, лица, внешнего облика.