Лакшми находился в предвкушении. Его мать ехала в Бангалор, чтобы увидеть сына на сцене. Похоже, удача наконец-то улыбнулась ему, потому что его любимые анны наконец-то тоже получили свои значимые роли. Им предстояло выполнить трюки на вертолете. Их охватила дрожь от волнения, когда они впервые оказались на борту вертолета. Все были в праздничном настроении, ожидая оглушительного успеха.
Шоу в «Лалбагхе» прошло хорошо. Лакшми блистал на сцене в роли Хемалатхана. «Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье…» [10] Когда он непринужденно и уверенно произносил слова известного монолога на сложном языке каннада, никто бы не поверил, что он выучил язык несколько месяцев назад. Он и сам знал, что у него хорошо получается. И он ликовал. В глубине души Лакшми понимал, что выступление в «Ранге Шанкара» станет решающим, что оно может изменить его жизнь. Так и случилось.
В день представления его аннов отвезли к большому водохранилищу за городом и сказали, что сцена включает в себя смелый поединок с героем в воздухе и что им всем придется прыгать в воду с вертолета с высоты сто футов. Никто из актеров не умел плавать, но это никого не волновало. Их заверили, что в воде придется пробыть не больше минуты и нет никаких поводов для переживаний. Спасатели вытащат их, только они коснутся поверхности воды. Это должно было стать их звездным часом. Они помолились своей богине, оберегающей их семью, – Дурге Парамешвари, – попросив ее дать им смелости, и прыгнули навстречу своей смерти.
Спасательная шлюпка, находившаяся неподалеку, не смогла вовремя добраться до них: сильное течение, образовавшееся из-за ветра, который вызвали вращающиеся лопасти вертолета, то и дело отталкивало ее. Герой сумел доплыть до безопасного места, а «злодеи», с которыми ему предстояло сражаться, утонули, борясь с водой за глоток воздуха. Их мечтам о славе не суждено было сбыться.
Лакшми получил это известие, готовясь выйти на сцену «Ранга Шанкара», как раз перед тем, как из динамика раздался записанный голос Гириша Карнада[11], который попросил присутствующих в зале выключить телефоны – сначала на каннада, а затем на английском. Пока перед зрителями разворачивалась первая сцена между Марешей, Харшей и Бариндрой, Лакшми – одетый и загримированный под Хемалатхана – стоял за кулисами в полном потрясении. Во втором акте он, словно призрак, появился на сцене. Но вместо того, чтобы играть свою роль, он издал душераздирающий крик и в истерике рухнул на пол. Со сцены его пришлось уносить. На этом закончились мечты Лакшми о звездной славе. Его недолго подержали в больнице, а после отправили домой в деревню.
* * *
Бхаубааб не то чтобы пытался утаить свою историю от новых соседей. Просто он был неразговорчив и не рассказывал о себе без необходимости. Но когда кто-то спрашивал, он отвечал довольно откровенно, хотя и не называя каких-либо деталей.
– Ты из Сальцете?
– Нет.
– Тогда откуда же ты?
– Танзания.
– Танзания? Африка?
– Да.
– А из Гоа откуда ты?
– Мои родители родом из Алдоны.
– Но ты родился и вырос в Африке?
– Детство я провел в Танзании. Когда мне исполнилось четырнадцать, мы всей семьей переехали в Великобританию, где потом и жили.
– Из кого состоит твоя семья?
– Из меня одного. Родители умерли несколько лет назад. У меня остался старший брат, но я не общался с ним уже много лет. И вообще, я даже не знаю, где он живет.
– Серьезно? Печально, дружище. А жена и дети?
– Я разведен. Детей нет.
– Жаль. Значит, ты решил вернуться домой в поисках уединения? Амчем Гоа – лучше всего, не правда ли? Куда еще идти, когда Гоа – наша родная земля. Но почему же ты не вернешься в Алдону?
– Там никого не осталось. Мне не к кому возвращаться.
– Не волнуйся, бааб. Здесь лучше всего. Никто не будет тебе мешать. Тишина и покой. Если что, всегда можешь ко мне обращаться. Ты ходишь в церковь? Ты бамон?
– Наверное. Я не уверен. Мои родители никогда об этом не говорили.
– Я уверен, что ты бамон. Службы проходят на конкани.
– Я планирую его учить.
* * *
Именно эта информация, быстро распространившаяся по деревне, заинтересовала Лакшми, и он решил заглянуть к Бхаубаабу. Родители Лакшми с облегчением выдохнули: их сын снова начал выходить из дома. Вот уже несколько месяцев он только и делал, что днями напролет сидел взаперти в своей комнате и хандрил. Он появлялся только для приема еды, ковырялся в тарелке с рисом и рыбным карри, после чего возвращался в кровать и рассеянно смотрел в потолок. Даже его любимое гудже гаси не пробуждало в нем аппетит. Кроме того, он стал просыпаться по несколько раз за ночь, жадно глотая воздух. Брат отвез его в Панаджи к доктору Чоданкару, самому известному лору в округе. Тот после осмотра заявил, что с физиологической точки зрения нет никаких отклонений, похоже, это психологическая проблема, вызванная какой-то травмой. Доктор посоветовал обратиться к своему коллеге в психиатрическое отделение, но брат Лакшми решительно отказался, и они вернулись домой. Лакшми были нужны хорошая еда, свежий воздух, немного развлечений и, конечно, время, а не психиатры, пичкающие его таблетками. Время – лучшее лекарство, не так ли?
Отец пытался уговорить его выйти на работу в ресторан, но Лакшми отказался. Поэтому для его родителей стало сюрпризом, когда Лакшми проявил интерес к баабу из Африки, который начал перестраивать заброшенный дом по соседству. Он наблюдал за ним из окна, а ближе к вечеру переоделся из шорт в джинсы и пошел посмотреть, что же вызвало такой переполох в их тихом квартале.
Лакшми не задавал провокационные вопросы, как это делали другие. Он, не дожидаясь, пока его попросят, принес питьевую воду, и Бхаубааб принял ее без каких-либо комментариев. Новый сосед обратил внимание на его привлекательную внешность. Лакшми нравилось непримечательное телосложение пожилого мужчины: не худой, не полный, но и не прилагающий никаких усилий к тому, чтобы выглядеть определенным образом. У него была густая копна волос с сединой на висках, маленькие округлые ноздри, очки без оправы на высокой переносице, которые он то и дело сдвигал к кончику носа, чтобы разглядеть собеседника на близком расстоянии. Бхаубааб имел умные и добрые глаза, чисто выбритую смуглую кожу на простоватом квадратном лице. Он был высокий. Выше Лакшми, который и сам был выше среднего роста. Они рассматривали друг друга без какого-то особого интереса или надменности. Вначале они почти не разговаривали. Лакшми просто приходил и стоял рядом с Бхаубаабом, пока рабочие ремонтировали дом, и постепенно они оба привыкли к присутствию друг друга.
Когда Лакшми передал ему приглашение родителей на чай, Бхаубааб вежливо отказался, объяснив это своей необщительностью, но сказал, что всегда рад видеть его у себя так часто и так долго, как Лакшми захочется. Лакшми стал неотъемлемой частью дома Бхаубааба. Он приходил после обеда каждый день и оставался до поздней ночи. Иногда они играли в «Эрудит», «Угадай слово по картинке» или дженгу в гостиной, которую Бхаубааб обставил диваном, несколькими мягкими креслами и изысканным низким столиком, стоящим на пестром ковре. Иногда они сидели в тишине на сопо: Бхаубааб смотрел на баобаб, а Лакшми вслед за ним тоже останавливал взгляд на дереве. Иногда они выпивали по банке пива или две. Казалось, между этими людьми, которых разделяет несколько десятилетий, царит полное доверие. Ни один из них не смерял другого взглядом, не пытался понравиться или подчинить себе, не демонстрировал более глубоких знаний или своего превосходства. В их почти бессловесном общении не было ни меланхолии, ни мрачности. Они улыбались одним и тем же вещам и часто смеялись.