— Край, — улыбнулся Кононов, — Красноярский. Бывший районный центр, а теперь столица Рабоче-крестьянской Вольницы город Петровск.

— Значит, слухи подтверждаются, — Петр Андреевич недоверчиво покачал головой, — ну, это не к спеху. Давайте по существу. Вы потратили массу усилий только для того, чтобы мне что-то предложить. И что?

— Работу, — коротко и резко заявил Кононов, — место начальника строительства Среднеенисейской гидроэлектростанции.

— Но позвольте! – почетный пленник вскочил с места и обвел присутствующих горящим взглядом. – Строительство было заморожено еще двадцать лет назад!

— Самое время его разморозить, — усмехнулся Ван Палыч, сидящий рядом с Кононовым, — народ решил, что не должно все, уже сделанное, пропадать зря.

— Народ... – протянул Петр Андреевич, — интересно... А почему, собственно, я? Я подобной стройкой ни разу в жизни не руководил. В память об отце? Ну, я – не он.

— А почему же не руководили? – с лукавой усмешкой спросил Винский. – Мы справки наводили о потенциальных кандидатах на должность. Говорят, вам такое место предлагали. Почему отказались? В Министерстве сливки слаще?

— Ничего вы не понимаете, молодой человек! – гневно возразил Петр Андреевич. – Я отказался, потому что не хочу позорить имя отца. Он здесь в семидесятые-восьмидесятые не одну плотину возвел. Кстати, ваша – тоже его работа. Его имя покрыто славой, даже если сейчас она недорогого стоит. А что могу сделать я? Строить кто будет? Китайцы и таджики? Половину фондов разворуют, половину материалов подсунут непонятного качества, и, когда лет через пять все рухнет, кто сидеть будет? Да дело даже не в сидеть... Не стану я руки марать. Не просите. Если у вас тут махновщина, и всех, кто не с вами, считают против вас и к стенке – ставьте. А имя отца я своим позором не очерню.

— Хорошо сказано, товарищ Быков, — кивнул Ван Палыч, — по-нашему, по-народному. Тогда я другими словами скажу. Мы можем вам предложить то, чего никто другой не может. Молодежную стройку. Людей. Хороших, работящих, честных. Если кто чего не умеет – учиться станет. Если кто ошибется – тут же прибежит с повинной. Если надо будет – днем и ночью, в мороз и в жару работать станут. На совесть. Годится вам такое?

— Сказки для детей оставьте, — сердито заявил Петр Андреевич, — вы мне еще Бабу-Ягу предложите. Или фею-крестную. Для превращения тыквы в карету.

— Феи тут не водятся, — хитро ухмыльнувшись, ответил Деккиро, — не местный колорит. А вот альвов могу. Мы решили, что прогресс не такая уж плохая штука, если за него правильный народ берется.

Быков долго и молча разглядывал невысокого мужчину с зеленоватой кожей, яркими миндалевидными глазами, густой копной темных волос и остроконечными ушами, чуть шевелившимися во время разговора. Протер глаза, снова поглядел...

— Комнату в гостинице. Рабочий кабинет. Пока в Петровске, до первой поездки в Среднеенисейск. Телефон, интернет. Списки местных специалистов, готовых работать. Кое-кому я сам позвоню, есть еще люди, мечтающие о настоящем деле. И семью не похищайте – сами приедут. Документы какие-то по строительству прямо здесь, в Петровске, имеются?

— Так вот же, — Кононов кивнул на боковой столик, заваленный пыльными картонными папками и скоросшивателями, — уже приготовили.

— В номер ко мне. Сейчас же. Завтра я скажу, с чего будем начинать.

Он поднялся из-за стола и улыбнулся собравшимся.

— Кажется, в жизни и впрямь всегда есть место подвигу. Я уже начал сомневаться. Спасибо, что напомнили.

Прошло еще три дня, и настроение у Ксюши скатилось до рекордно низкой отметки. Разведка еще не вернулась, хотя короткие сообщения «Все в порядке. Ищем» присылала. Топливо и горючее стремительно подходили к концу, счета за электричество, телефон и прочие, получаемые извне блага цивилизации, росли горой, продукты не местного производства на складах стремительно таяли, а это означало, что часть излишков, предназначенных на продажу за границами Вольницы, придется обменять на соль, сахар и растительное масло. Как минимум. Чем дальше, тем сильнее над Вольницей нависала угроза скатиться в прошлый, если не в позапрошлый век.

Быков, за два дня разобравшийся с бумагами, выбил себе единственный вертолет, стоявший на службе сельхозавиации, и отправился я на север, проводить рекогносцировку. С ним полетел Кононов и еще кое-кто из местных технических руководителей подходящего профиля, и Ксюша аж сама себе не поверила, когда на ее просьбу взять ее в полет не ответили отказом.

На месте у всех сложилось изрядно противоречивое впечатление от увиденного. Сделано было уже много – плотина стояла в полную высоту, часть оборудования была смонтирована и находилась в довольно неплохом состоянии. Еще многое только предстояло установить. Кое-что за эти годы пришло в полную негодность и нуждалось в замене.

Быков шел впереди группы быстрым шагом, перечисляя основные ресурсы, оценивая их состояние, иногда делая замечания на будущее о возможном решении бросающихся в глаза проблем. Когда-то ГЭС строила вся страна – харьковские турбины, рижская электроника (впрочем, эта часть подлежала безусловной модернизации и замене), ленинградские генераторы…

Ксюша тихо вздохнула, понимая, как трудно им будет продолжить это дело в одиночку.

— Задвижки надо заказывать, — голос Быкова вырвал девушку из размышлений, — для регулирования доступа воды к турбинам. Вот только где? В Германии? С валютными запасами у нас как?

— Никак, — упавшим голосом ответила Ксюша, — а обязательно в Германии? У нас не делают?

— Еще лет пять назад на «Сибтяжмаше» сделали бы не хуже, — ответил Петр Андреевич, — и дешевле. Но завод стоит. Такой гигант профукали… Эх…

— Это же в Красноярске! – заметил Кононов. – Рядом совсем. Действительно «эх!».

— Ладно, — махнул рукой Быков, — внесем это в список временно нерешаемых проблем. Пошли дальше…

Дальше Ксюша только и могла, что любоваться высокой плотиной, перегородившей горное ущелье, и сияющим в стороне богатырем-Енисеем, терпеливо ожидающим, когда люди вернутся сюда, чтобы поставить его силушку себе на службу. Темными соснами на горных отрогах, ослепительным небом, птичьими стаями в небе… Но мысль о задвижках и валюте крепко засела у нее в голове.

На обратном пути она разговорилась с «высоким начальством». Начальство попалось чуткое, к человеческим проблемам внимательное, душевное и с чувством юмора. Девушка пожаловалась, что разрывается перед необходимостью к первому сентября вернуться к занятиям и невозможностью бросить все, создаваемое тут, на полпути.

— Ну, Петр Андреевич, — взволнованно произнесла она, — вот кому нужен специалист-недоучка? Что делать?

— В крайнем случае, академотпуск возьмете, товарищ Ксюша, — подмигнул Быков, — лично просьбу в деканат писать буду. А еще… Нам здесь много специалистов понадобится. Своих. ГЭС запустим – можно дальше развиваться. Университет бы нам. Свой. Пусть пока без международного признания, лишь бы уровень держал достойный. Может, еще и перевестись захотите.

— Может, — улыбнулась Ксюша, — подумаем.

Она почти успокоилась, но на следующий день, когда «Мартин» снова вышел на связь, девушку словно прорвало. Против обычного, она не только задала ему самые важные вопросы по будущей кампании, но вывалила в сеть все свои проблемы. Стало стыдно, но поздно. Письмо уже ушло.

Мартин: «Почему ты мне все это рассказываешь?»

Ксюша: «Потому что больше некому. Я должна держаться, на меня люди смотрят».

«Понял. А где хуже всего?»

«Телефон, интернет. Вдруг завтра отключат? Паника-паника-паника. И… ты не смейся, ладно? Задвижки для ГЭС. Их надо за границей покупать. Или завод открывать, который уже четыре года стоит. Все остальное как-то, где-то, но достанем».

Ответа не было долго. Ксюше даже померещилось, что далекий знакомый решил, что она пытается слишком многое на него свалить. Если не вообще врет. Но через полчаса сообщение появилось. С номером телефона, судя по коду, из Красноярска.