Через полчаса они сидели в бейли, потягивая из кружек душистый травяной чай. Подстреленная темноволосой охотницей куропатка, вместе с парой добытых альвами тетерок и перепелов заняла достойное место на вертеле. Девушки с интересом оглядывали древесный домик, но вели себя дружелюбно и по-свойски, словно происходящее было для них пусть и чудом, но долгожданным.

— Я всегда надеялась, что со мной случится что-нибудь в таком роде, — призналась охотница, отхлебывая горячую жидкость из берестяной кружки, — хотя обычно представляла, что для этого нужно попасть в совсем другой мир.

— Я тоже, — рассмеялся Биггвир, — люди – это самая захватывающая легенда, которую я знаю.

Но из дальнейшей беседы выяснилось, что альвам просто повезло. Девушкам пришлось пространно объяснять собеседникам значение некоторых слов, вроде «экспедиция», «геолог», «ружье». Последнее, к слову сказать, вызвало у альвов почти мистический восторг, а сестра Деккиро, Балла, даже попросила разрешения потрогать его, чтобы убедиться в том, что оно настоящее.

Рассказанная девушками с помощью непонятных слов история альвам очень не понравилась. Группа студентов-геологов, прибывшая в местную деревню, которая должна была послужить им базой для летней практики, оказалась там в неподходящий момент. В деревне играли свадьбу уже вторую неделю. Водка в местном магазинчике закончилась, народ перешел на самогон, и пьяные мужики все чаще донимали пятерых девушек, составлявших ровно половину группы, своим вниманием. Вдобавок ко всему руководители группы, вместо того, чтобы выйти на защиту своих подопечных, что-то пробормотали о «помощи из райцентра» и умчались туда на выделенном им местным милиционером мотоцикле. Уже пару дней ни о преподавателях, ни о помощи не было ни слуху, ни духу. Тогда ребята, во избежание эскалации конфликта, ночью снялись с места и ушли в тайгу, где разбили палаточный лагерь. Но провианта у них было немного, и студенты по очереди отправлялись в лес, вспоминая древние искусства охоты и собирательства.

— Да, — вздохнула Балла, выслушав рассказ, — я догадываюсь, как вам было страшно, когда…

— Да не страшно! – возмутилась темноволосая девушка. — Но противно. И лучше уйти, чем пристрелить пьяного дурака, который сам, протрезвев, поймет, что вел себя безобразно. Они не плохие. Просто… Жизнь тяжелая. Они от этого пьют. А оттого, что пьют, она еще тяжелее делается. Эх, вот нет мозгов. От слова «совсем»… Если бы кто-нибудь…

На следующее утро в деревне творилось нечто невообразимое. Началось с того, что возле сельсовета похмельные поселяне обнаружили пару бочонков отменного домашнего пива. Самогон решено было оставить до вечера, и страдающие мужики, впрочем, как и все остальное население вслед за ними, приложилось к спасительной жидкости. Пиво было чудесным. В прямом смысле слова.

Уже через час совершенно трезвые и полные сил мужики разбрелись по деревне. Из дальнего конца слышался звон молотков и жужжание электродрели, трактористы под руководством бригадира Петра Семеновича приводили в порядок сельхозтехнику. Давно не доеных коров в спешном порядке откармливали свежескошенной травой и освобождали от застоявшегося молока под благодарное мычание. Местные подростки дружно ремонтировали бабе Кате поломанный в пьяном раже забор… Словом, жизнь в деревне закипела.

Сержант милиции Прохоров, задержавшийся здесь на неделю по причине свадьбы и никак не могущий вспомнить, куда он задевал свой мотоцикл, удовлетворенно кивнул головой, оседлал предложенную ему председателем сельсовета кобылку и отправился в райцентр за сбежавшими руководителями экспедиции, в полном составе вернувшейся в деревню и принимающей деятельное участие в строительстве новой счастливой жизни, которую местное население решило себе устроить самостоятельно, не дожидаясь руководящих приказов сверху.

Девушка, утирая пот рукавом камуфлированной рубахи, стояла рядом с Баллой, помешивая в котле душистое варево.

— И что это мы им готовим? – спросила она, — Волшебный напиток?

— Не совсем, — улыбнулась альвка, — это просто майский эль. Но мы добавили туда Память-Траву. Тому, кто заплутал на Путях, она помогает вспомнить, зачем он пришел в этот мир, и с радостью принять свое предназначение. Вот ты, ты ведь тоже его попробовала. Для тебя что-то изменилось?

— Почти ничего, — улыбнулась геолог, — но я всегда знала, что иду правильной дорогой. Вот, разве что, теперь я совершенно уверена, что когда-нибудь напишу настоящую книгу.

— Ну и хорошо, — ответила Балла.

Альвка задумалась и кивнула головой, словно отвечая на самой себе заданный вопрос.

— Все-таки, вы, люди, замечательные существа. Когда помните об этом.

***

Дарин поправил топор и сплюнул себе под ноги. Вся эта затея с самого начала не нравилась ему. Врата Ночи все еще опасно лучились нездешней магией, но пока стояли крепко. Вторжения инистых великанов Йотунхейма в ближайшие дни ожидать не приходилось. Им следовало… Впрочем, уже неважно, что им следовало сделать, если поступили они совершенно по-другому. Неугомонная Харис настояла на том, чтобы обшарить окрестности радиусом пошире. И на этот раз они натолкнулись уже не на брошенный кем-то ботинок, а на следы. Девственный снег был истоптан десятком обутых в тяжелые башмаки ног, размер которых, может, и походил на человеческий, но вот длина шага явно свидетельствовала о том, что ростом обладатели башмаков вряд ли превосходят четырехфутовых цвергов.

Командир и тут попытался повернуть обратно и доложить о наблюдениях в Подгорные чертоги. Но Строр уперся, заявив, что докладывать им пока не о чем, и ничего они толком не видели. Дарин с подозрением поглядел на ретивого юнца, но того, похоже, действительно интересовали только следы, а не продвижение по службе. Скрепя сердце и почесав бороду, Дарин согласился идти по следу.

Через пару дней к следу присоединился еще один, затем другой. Следы вели с гор, из узких расщелин, по древним тропам. Пару раз они наткнулись на стоянки, заваленные мусором, обглоданными костями птиц и мелких грызунов, провонявшие экскрементами, которые никто даже не удосужился зарыть в яму. И нож. Черный кривой нож, со сломанным лезвием и костяной ручкой, носившей следы грубого резца, без всякого украшательства. Но при этом мастерски сделанный.

— Орки, — с отвращением проворчал Дарин, — проклятые грязные орки. Мы можем возвращаться.

— Мы не можем, — возразила Харис, — мы не знаем, куда они идут.

— Не все ли равно? – возразил Дарин. — Их уже с три десятка набралось, и идут они на юго-восток, к фиордам. Три топора против трех десятков ятаганов – маловато будет.

— К людям они идут, — вздохнула Харис, — и не думаю, что прошедшие после Разлома века изменили цель, с которой они вышли. Убийство, грабеж, огонь.

Она помолчала и в следующее слово вложила всю силу давней ненависти к врагу.

— Орки.

— Мы должны предупредить людей! – взволнованно произнес Строр, сверкнув черными глазами и взметнув рыжую бороду. — Мы должны, командир!

— Ничего мы никому не должны, — пробурчал Дарин, сворачивая на южную тропу по следам орочьей банды. Строр и Харис последовали за ним, довольно переглянувшись.

***

Архиепископ Полонья нервно выбивал тонкими пальцами по столу стаккато, сердито сдвинув густые черные брови. Нью-Йорк для Шабаша был утерян на ближайшее обозримое будущее. Вместе с бывшим и потенциальным Епископом. Не признавать этого означало неумение делать выводы из собственных ошибок. А Доминго был не из тех, кто винит других в допущенных просчетах. Для этого он был слишком горд и уверен в себе. Если Екатерина оказалась негодным инструментом, виноват тот, кто инструмент выбирал, а не сам инструмент. Впрочем, на данный момент инструмент не просто сломался и оказался на помойке истории секты, а находился в руках злейших врагов. И это тоже был его просчет.