Нехотя, я отвлёкся от счетов, отправившись за слугой. Совершенно не хотелось даже видеть негодяя, но знак канцлера был возвращен и долг обязывал. В полумраке опущенных штор, в окружении пары десятков лекарей и сотни подушек лежал Его Величество.

— Поднимите меня, — слабым голосом протянул король, и слуги тут же напихали под его спину больше подушек, я едва справился с желанием закатить глаза. — Аракос, ты тут? — спросил Мазирис, прекрасно видя меня перед собой.

— Да, Свет Магикона, я тут, — отставив сарказм, ответил я.

— Ты готов составить моё завещание? — слабым голосом спросил «умирающий».

— Готов, Ваше Высочество, — покорно согласился я, доставая магическое перо.

— По воле моей, пока рассудок не затуманила хворь окончательно… — драматично раскинув руки, вещал король, — ты пишешь? — я согласно кивнул, — назначаю я главным в царстве моем осиротившем, шута Хвинки, — мальчишки-пажи тихо захихикали, — а советником его, наидостойнейшую из всех, а посему самую жирную, свинью в моем царском хлеву, — придворные давились со смеху. — А теперь оставь меня, Аракос, и дай спокойно умереть.

— Вы же просили принести государственно важные бумаги, — напомнил я, указывая на стопку тщательно отобранных и действительно важных документов.

— Всё к Хвинки, дай мне спокойно отойти к богам! — приподнявшись, Его Величество рухнул на подушки с громким стоном, — и возвестите скорее в должности свинью.

Развернувшись на каблуках, покинул спальню больного, такие спектакли уже устраивались по поводу хвори, и только я наивно тащил на них документы, в надежде привлечь внимание государя хотя бы на минутку. Вот это действительно было смешно.

А что было не смешно, так это потасовка на Рыночной площади: как и вещал мой слухач, события Свияра переместились в столицу. Вчера был забит до смерти ещё один сборщик подати, что собирал дань для Гурии. Слухи назойливыми мухами летали по городу, передаваясь из уст в уста, теперь и без помощников я мог догадаться, о чём шепчется народ. Налоги и так высоки, хватит терпеть нахлебников, два процента — это не мало, это ведь наши деньги, а королю плевать, что мы обнищали и скатились… Эти голоса так и стояли у меня в ушах, не давая нормально спать. Простой люд рассуждал сотню раз здраво, но в силу ограниченности — лишь с одной стороны. Если Гурия не получит подать, она начнет голодать, точнее, не начнет, а засунет руку в пустой карман, протрезвеет и взяв мечи, отправится на Юг. И что мы ей предложим? Разжиревших до размеров хавроний стражников? Уменьшившийся вдвое за последнее столетия боевой магический клан? Или пустую казну, в которой не хватит денег на наёмников? А этот пустоголовый болван только и способен на дурачество!

Горестно размышлял я о судьбе Магикона под нашествием северного соседа, вдруг дверь в мой кабинет отварилась, громко стукнув золоченой ручкой о стену. На носилках, оббитых бархатом, в мой кабинет слуги тащили жирную свинью, укутанную в мантию короля, впереди шествие возглавлял Мазирис, постоянно останавливая процессию и разговаривая со свиньей:

— Что вы сказали, господин канцлер? Ах, ну конечно, — хлопнул в ладоши Его Высочество и обратился к слугам, — поставьте канцлера на ноги, он может идти сам и даже хочет побегать!

Приказ тут же исполнили, хавронья хрюкнула, не желая покидать теплую подстилку, Мазирис размахнулся, и звонко шлепнув по ляжкам, отправил животное носиться по кабинету с визгом. Свинья, убегая от короля врезалась в стол, бумаги о податях взмыли вверх. Его Высочество скакал, хватая документы, словно дети снег, комкал и швырял в пажей. Сжав кулаки, я выскочил прочь, не в силах смотреть, как уничтожают мой недельный труд.

Не разбирая дороги, быстро шагал туда, куда несли ноги, неожиданно что-то укололо руку, передо мной упало магическое письмо, коснувшись меня острым краем. Наклонился, чтобы поднять конверт, аккуратным подчерком гоблина было выведено мое имя, сломав сургуч, вскрыл письмо. Сморщеннолицый просил встречи, да не где-нибудь, а прямо в подвале королевской тюрьмы, что ж, после выходок Его Величества и свиньи в канцлерском кабинете, сегодня я уже ничему не удивлялся.

Развернувшись, поторопился на место встречи, даже компания гоблина сегодня была приятнее короля. Под восточным крылом дворца, в самом его основании находилось несколько темниц, всего на пару мест. Это крыло было самым древним и не предполагало больших территорий под содержание заключенных. Не то чтобы прежде люди были праведнее: воров, убийц, прочего отребья всегда хватало. Просто раньше надо было кормить драконов. Теперь же под новую городскую тюрьму было отведено полтора акра земли, а уж какие туда уходили налоги! И ради кого? Ради содержания отребья.

За статуей Аламирила Алого имелся рычаг, замаскированный под царский жезл, статуя, не спуская с меня пустых глазниц отъехала в сторону, открылся тайный проход в темницы. Внешний же вход туда располагался почти за милю от замка, этим местом почти не пользовались, предпочитая новое здание. Пронырливый гоблин же прознал про него почти сразу, как нанялся и использовал как наше тайное место, за это я его и ценил.

Узкий коридор петлял, приходилось сверяться с отметками на стенах, что когда-то оставила стража, старые ходы были глубоки, ветвисты и до конца не пройдены даже мной. Они то расширялись до невероятных размеров, то троились, двоились и расползались в стороны, это, кстати, и было ещё одной причиной отказа от использования этого подземелья, в прошлом тут то и дело терялись даже охранники.

Последний коридор и я вышел к готической арке, прорубленной в стене, за высокой дубовой дверью открывались темницы. Гоблин вздрогнул, едва я вошел:

— Господин, вы, как всегда, непредсказуемы и легки словно тенистый[1], — улыбаясь, заискивал сморщеннолицый.

С ним в компании имелись трое: орк, здоровенный небритый бугай людского племени и неизвестный, что был привязан к стулу и закрыт мешком на голове.

— Я привёл своих помощников, проверенные. Этот, — ткнул гоблин в детину, — глух и нем от рождения. А этому язык отрезали ещё в детстве, так что не болтают лишнего, — хохотнул сморщенный.

— Зачем ты позвал меня сюда? — поторопил гоблина я, желая перейти к сути.

— У меня для вас такой замечательный подарок, мой золотой господин, — расплылся в широкой улыбке гоблин и я лишний раз убедился в том, до чего же они уродливы.

Сморщенный откинул с лица пленника мешок, на меня уставился изрядно избитый остроухий с кляпом во рту. Бледнокожий, с белыми волосами до плеч и тонкими чертами лица — словом, ничем не примечательный эльф.

— И с какой это поры остроухие считаются замечательным подарком? — саркастично поинтересовался я.

— Этот ушастый орал вчера на площади, а мы его, гада, изловили, — тыча пальцем в грудь пленника возвестил меня гоблин.

— Эльф зачинщик?! — вот это точно было удивительно, ну и денёк выдался.

В Мадисе остроухих почти не проживало, все что были в основном заезжие или студенты, и те, и другие права голоса никогда в Магиконе не имели и политики не касались. Какого же тогда мрака этот лез в дела столицы?

— Ну-ка, кляп уберите, — скомандовал я, клыкастый тут же исполнил приказ, — ты учишься в Академии? Или живёшь тут? Где твой дом? — остроухий демонстративно отвернулся, не проронив ни слова.

Гоблин сделал знак орку, тот хорошенько врезал в челюсть строптивцу, я опять склонился над ним:

— Я спросил тебя, где ты живёшь, и лучше отвечай, — но эльф молчал.

Гоблин оттеснил меня в сторону, приблизив лицо к лицу эльфа так близко, что казалось, сейчас цапнет его за нос:

— Когда мой господин спрашивает, надо отвечать, — прошипел он и, схватив палец пленника, в одно мгновение с отвратительным хрустом сломал. Парень кричал, лицо его покрылось испариной.

— Я не местный! — выкрикнул он.

— Хорошо, откуда ты и кто тебя сюда прислал? — спросил я, отвернувшись полубоком, смотреть на уродливый вывернутый палец было неприятно.